Светлейший князь (СИ) - Шерр Михаил - Страница 43

В устье Мирской поселились семьи гвардейцев с Мирского острога и две семьи из Усинска: Трофим Кузнецов, один из близнецов любителей лошадей и Тихон Грязнов из команды Савелия Петрова, такой же любитель лошадей. Трофима было решено уволить из гвардии и на правобережье Уса создать свой конезавод. Для этого было отобрано два десятка горных ойротских и шестьдесят степных кобыл, и два десятка жеребцов различных пород: горных, степных, среди немногочисленных лошадей других пород отобрали ахалтекинцев и всяких разных, наибольшую ценность представляли пять лошадей похожих на персидских и два жеребца-тяжеловоза. Эти жеребцов еще сложно было называть именами этих пород, кроме ахалтекинцев естественно. Трофиму и Тихону я почти шесть часов читал лекцию по коневодству, насколько я знал этот предмет из истории и биологии. Внучок Степан успел за мной все подробно записать и Трофим получил на руки текст моей лекции. Тихон к сожалению был неграмотным. В своих мечтаниях я планировал вывести породы типа алтайской и казахской 21 века. Сержант Василий Пуля заправлял всем на правобережье Уса. Его караулы приглядывали за всеми тропами Мирского хребта и до реки Таловки.

Ерофей сразу после свадьбы без раскачки включился в работу. Молодая жена с первого же дня стала капитану верной боевой подругой, везде сопровождая любимого. Ерофей, толи от бурного медового месяца, толи от ежедневных мотаний по острогам и гвардейским станицам, за август месяц стал худым как щепка, одежда просто болталась на нем.

И сегодня, первого сентября тысяча семьсот семьдесят шестого года, я инспектировал ведомство капитана Ерофея Кузьмича Пантелеева, командира нашей гвардии. Нижний или Западный острог и гвардейскую станицу Усинска я проверил накануне. В Нижнем постоянно находился только сержант Василий Леонов. Бывший донской казак, клейменный за участие в Пугачевском бунте, сторонился людей и предпочитал тянуть лямку гвардейской службы за себя и за того парня. Товарищ Нострадамус характеризовал его одной фразой: «За Васей, как за каменной стеной». Для несения службы к Леонову на неделю вахтовым методом приезжали четверо гвардейцев из Усинска. И главной проблемой для нас было найти для сержанта спутницу жизни. Но здесь пока даже отец Филарет разводил руками.

Поздним вечером второго сентября, закончив инспекцию правобережья Уса, мы возвращались в Железногорск. На завтра была намечена инспекция острога в Семиозерках, караулов Медвежьего перевала и тропы до знака Хаин-Дабана. Я был в прекраснейшем расположении духа. Еще бы, отстроенный Мирский острог, налаженная как часы караульная служба на хребте и Таловке, как лубочная картинка Мирская станица, гладкие, упитанные лошади Трофима и Тихона. Причем буквально за пару недель.

Но вместе с нами к острогу Железногорска подъехал гвардеец с Семиозерского острога: к Медвежьему перевалу из Урянхая приближался какой-то караван.

Еще затемно Ерофей послал гонца в Усинск с приказом резервному десятку выдвинуться в Железногорск. А мы на рассвете поспешили в Семиозерки. Прискакавший из Усинска Ванча, догнал нас перед самым перевалом.

В полдень мы оседлали Медвежий перевал. Из камней гвардейцы заранее сложили небольшое укрепление, в котором могли занять боевую позицию несколько человек. Пятерка гвардейцев расположилась в нескольких десятках метров ниже гребня перевала.

В подзорную трубу я хорошо видел приближающийся караван. До перевала ему оставалась пара километров. Почти сотня навьюченных низкорослых лошадей и три десятка всадников. Среди всадников я узнал нашего урянхайского переговорщика Ольчея. Но больше меня заинтересовали четверо всадников в середине каравана, трое мужчин и одна женщина. Что-то неуловимое заставило меня предположить, что они русские.

Я протянул подзорную трубу Ерофею. Капитан мельком глянул в неё и передал своей жене. Я недоуменно посмотрел на него.

— У Софьи глаз не нам чета. Она сейчас глянет и полный отчет нам даст.

Софья несколько минут разглядывала караван.

— Везут они, ваша светлость, войлоки. В середине каравана православные едут. Они одеты по-другому. Первым едет купчина. Следом думаю его дети: дочь и сын. А четвертый скорее всего приказчик. Их товар вьюков тридцать. И думаю, в караване еще другие русские есть.

— Почему ты так думаешь? — я был немного озадачен.

— Этот, который впереди, самый старый из них. Он перекрестился, достал нательный крест и поцеловал. Потом повернулся к двум другим вот по-отцовски как-то. А четвертый от них поодаль. И все на лошадей с тюками оглядывается. А за ними еще трое едут, одна из них баба, тот, что приказчик к ней подъезжал.

Не доезжая до нас метров сто, двое урянхайцев увидели нас и громко гортанно крикнули. Караван остановился. Ольчей скомандовал своим людям и когда они спешились, направился с купчиной к нам.

— Здравствуй, князь.

— Здравствуй, Ольчей.

— Земли к западу от перевала мы признали твоими. Но ты обещал нам разрешить охоту в своих лесах. Ты подтверждаешь свое слово?

— Да Ольчей, подтверждаю. Ты и твои люди могут беспрепятственно охотиться там, где мы договорились.

— Нам князь, за месяц надо добыть сто шкурок барсука и крота. В наших землях охота плохая. Как ляжет снег надо платить дань хану. Поэтому отец послал меня, а не приехал сам. Два десятка наших охотников поставят юрты там, где мы договорились.

— У нас Ольчей, есть подарок для тебя. Двадцать две шкурки барсуков и кротов.

Во время переговоров Ольчей рассказал что сумону его отца была установлена особая дань, с первым снегом в ханскую ставку надо было отправлять шкурки кротов и барсуков. Причем каждое лето их количество было разным. Ничего подобного я не слышал и очень был этим удивлен. Ладно барсучьи шкуры, но кроты? Шкуры кротов приобрели популярность у русских купцов где-то ближе к концу 19 века, но что бы они были востребованы в Китае? Да еще и летний мех. Да историческая наука 21 века явно не всё знает.

— Спасибо, князь. Это ценный для нас подарок. Поистине княжеский. — Ольчей склонился в седле в поклоне. — Мы тебе везем сто войлоков для юрт. И отдельно подарок. Твой соотечественник Иван.

Глава 20

Леонтий Тимофеев Сизых был приказчиком в Кяхте и вел дела от имени компании нижегородских купцов. Пять лет назад, когда Леонтий был в отъезде, случилось несчастье: красавицу жену, их тринадцатилетнею дочь и еще трех русских женщин похитили и увезли в Китай. Вернувшийся домой буквально через пару часов Леонтий, не мешкая, с сыном Тимофеем и десятком таких же мужей и сыновей, бросился в погоню. Через сутки они настигли похитителей, схватка с которыми оказалось очень скоротечной. Удачным пистолетным выстрелом Леонтий сразил главаря бандитов, которые тут же просто разбежались, бросив своих пленниц. И вот тут выяснилось, что вернуться домой очень проблематично. Китайский пограничный начальник от «дерзости» русских пришел в ярость и послал целый отряд, приказав арестовать Леонтия с сотоварищами. Перспектива изучения какой-нибудь китайской тюрьмы совершенно их не заинтересовала и началась китайская одиссея полутора десятков русских мужчин и женщин. Спасло их только знание Тимофеем языков, да злато и серебро, оказавшееся в сумке убитого главаря.

И вот после пятилетних мытарств и скитаний по огромному Китаю остатки этого русского отряда вышли на российские рубежи. За пять лет умерли или погибли большинство мужчин и две женщины, в том числе и жена Леонтия. Остались в живых сам Леонтий, его дети, Агрипина, вдова друга Леонтия, умершего год назад, с сыном Логином, да двадцатипятилетний сибирский казак Илья Михайлов с молодой женой Ульяной, которая была племянницей жены Леонтия. Когда через месяц после свадьбы Илья подрядился сопровождать Леонтия, Ульяна осталась у тетушки и разделила её участь, оказавшись похищенной вместе с ней.

Почему-то соплеменники Ольчея стали звать Леонтия Иваном, спорить он с ними не стал. Пока Ольчей показывал Митрофану с гвардейцами привезенные войлоки, Леонтий честно обо всем рассказал мне с Пантелеевым, не утаив даже то, что три месяца сожительствует с Агрипиной.