Реалити-Шоу (СИ) - Лятошинский Павел - Страница 38

— Зайди и закрой за собой дверь, — приказываю я.

Он остается неподвижным.

— Серёж, закрой эту чертову дверь, кот…

Не успела я сказать, как Люцифер нырнул между его ног, и ошалело понесся прочь вниз по лестнице. Видеть не могла, но отчетливо слышала спешные Серёжины шаги, шлепки прыжков на последних ступеньках каждого пролета, скрип перил. Слышала, как запищал домофон — кто-то вошел в подъезд, и в эту секунду напуганный кот шмыгнул на улицу. Слышала протяжный свист тормозов, а после всё внутри оборвалась, похолодело. Душа в момент покинула пушистого зверька. Я ничего не видела, но чувствовала сердцем. Не верила, надеялась, молилась. Напрасно. Несколько минут спустя Сергей появился в дверном проеме бледный с самым виноватым видом, на который только способен.

— Это… — задыхался он, — кот… короче… он убежал. Я за ним гонялся-гонялся, а он убежал…

Я молчала, плакала без слез, и так хотела, чтобы он действительно сбежал. Да пусть бежал бы хоть на край земли, лишь бы был живой. Но знала же, что это не так. Знала. Не принимала, не понимала, только знала.

— Убежал кот, — повторил Сергей и пожал плечами, сделал шаг мне на встречу, оступился, повернулся, захлопнул за собой дверь, словно в этом теперь был какой-то смысл, потоптался у входа и неуверенно добавил: — вернется, жрать захочет, обязательно вернется, вот увидишь.

Я онемела, не в силах шевелить ни языком, ни какой-нибудь другой мышцей. Дышать получалось с трудом.

— Вернется-вернется, — твердил Серёжа, — мамин Кузя тоже постоянно сбегает, по неделе пропадает где-то, но всегда возвращается.

— Он там? — дрожащим голосом спросила я и кивнула в сторону окна.

— Кто его знает, где он теперь… Послушай, это же всего лишь кот…

— Где он?!

— Откуда я знаю? — рявкнул Сергей раздраженно, словно я зациклилась на чем-то совсем не существенном, — подумаешь, кот, подумаешь, убежал. Что с того?

— Замолчи, не смей так говорить.

— Как говорить? Разыграла трагедию из ничего.

— Из ничего?! Убирайся! Уйди прочь. Всё чего ты касаешься, превращается в тлен.

— Во что превращается? Что ты несёшь? — говорит он надменно, коверкая в собственной манере «что» в гладкое «чё».

— Пошел вон! Убирайся ко всем чертям! Чтобы глаза мои тебя больше не видели.

— Да пожалуйста, тоже мне королева нашлась…

Сергей ушел быстро, дверью хлопнул громко, словно давно готовился сбежать, как Люцифер, и только искал подходящего случая. Я осталась одна. Хлынули слёзы. Он ушел навсегда, не вернётся, даже если очень захочет. Гордости в нем много. Центнер тупой, непробиваемой мужской гордости и нет ни грамма мужества, потому и не вернётся. Никто уже не вернется. Никогда. На целом свете остались только я и моя боль. Сжимала кулаки до крови, впивалась в кожу острыми ногтями. Не разделась, не спала, всю ночь ревела.

***

Солнце встает в половине шестого. Лилово красный рассвет за окном. Дворник метёт асфальт. Слышится размеренное шорканье плотной метлой из ивовых прутьев. Шорк-шорк-шорк, пауза. Скоблит лопатой, матерится. Сейчас он подберет труп Люцифера, закинет в черный целлофановый пакет, как что-то грязное, что-то мерзкое, плотно завяжет и бросит в мусорный контейнер. Покойся с миром, ласковый зверёк. Прости. Прощай.

***

В четыре проснулась. Какой сегодня день? Когда я заснула? Какая, собственно, разница? Телефон разрядился, отключился и, слава Богу. Не стану его заряжать, чтоб не читать сообщения о пропущенных вызовах. Не хочу. Не могу. Меня нет ни для кого и ни для чего, меня не существует.

Снова проснулась. За окнами темно. Могильную тишину нарушает только тиканье настенных часов. И вовсе они не тикают, а хрустят, словно маятником, ломают тонкие кости. Такие тонкие, как были у Люцифера. Ужасно болит голова. Таблетки горечью наполнили рот. Пока наливала воду в стакан, началась изжога. С крана бежит холодная струйка. Умылась. В железной мисочке на полу и вокруг неё недоеденный кошачий корм. Серёжина кружка стоит на столе с недопитым кофе. «Разве трудно было сразу за собой убрать? Что за дурацкая привычка откладывать всё на потом? А это самое «потом», в один день, возьмет и больше не случится. За что мне это? Почему я вечно должна доделывать недоделки этого недоделка? «Свинья. Скотина», — злобно бубнила я про себя, намыливая губку. Помытую посуду сложила на полочки. Занимается новый рассвет. Поставила телефон заряжаться.

Первое сообщение пришло от Нины: «Тебе невозможно дозвониться. Всё хорошо? Перезвони». На часах шесть утра. Позвоню позже.

Следующее сообщение от Сергея. Сердце на секунду замерло, пальцы одеревенели. «Прости. Ты переволновалась, я всё понимаю, зла на тебя не держу. Давай начнем с начала. Дай мне второй шанс». Второй шанс? Ха! Серьезно? Серёжа-Серёжа, наивный мой юный друг, чтоб ты сказал, когда узнал бы, что и первого шанса у тебя никогда не было? Знал бы ты свою роль в этом реалити-шоу, знал бы ты свое место. А начать с начала, кстати, отличная идея. Пожалуй, вернусь на месяц назад и никогда тебе не позвоню, на сообщение не буду отвечать, добавлю в черный список, удалю контакт.

Третье сообщение отправлено хозяйкой квартиры. И вот это уже по-настоящему плохо. «Напоминаю, что первое число — расчётное. Прошу не просрачивать». Просрачивать! Какое замечательное слово. Пожалуй, возьму на вооружение. Такое ёмкое, нарочно не придумаешь. «Просрала» — звучит очень грубо, другое дело — «просрачила». Шутки шутками, но просить уже поздно, я просрачила всё что могла, а теперь ещё и жилье. Последний месяц аренды был оплачен вместе с первым, почти четыре года назад, так что квартира в моем распоряжении следующие тридцать дней. Хоть какая-то ясность.

Календарь на экране телефона показывал, что сегодня вторник, тридцать первое августа. «Последний летний день», — отметила я про себя и грустно улыбнулась. Всю ночь льёт дождь. По ощущениям — поздняя осень. Двое суток прошли в забытье, как тяжелый сон больного гриппом.

— Соберись, тряпка, — сказала я вслух и не узнала собственный голос, хриплый, как у курильщика с приличным стажем. Прокашлялась. Знобит. Слабость и ломота по всему телу. — Соберись же. Поныла и хватит. Слезами горю не поможешь.

Ниночке пришло уведомление о появившемся в сети абоненте, и она тут же позвонила. Я долго не решалась ответить. Мелодия стихла и через мгновенье заиграла снова. На третий раз, понимая, что покоя мне не видать, пробормотала в трубку наигранно сонным голосом:

— Алло.

— Доброе утро, — проверещала Ниночка радостно, — ты куда пропала? Я уже хотела в полицию звонить. И позвонила бы, не сомневайся.

— Знаю. Не сомневаюсь ни на секундочку.

— Что-то случилось? Что с твоим голосом? Заболела что ли?

— Нет, нет. Ничего.

— Ага, так я и поверила.

— Правда, ничего. Не беспокойся, всё пройдёт.

— Можешь нормально объяснить? Я вся извелась. Вы как в субботу уехали, так ни ответа, ни привета. Доехали? Не доехали? Жива? Не жива? Ногти себе по локоть сгрызла, переживала. С тебя маникюрша, между прочим.

— Как разбогатею, так сразу.

— Договорились. Признаваться будешь или тебя пытать придется?

— Второе.

— Ну, ты напросилась, — сказала Ниночка грозным тоном и секунду помолчав, добавила, — ставь чайник уже еду.

Чайник не поставила. Всё равно чая нет, да и сахар закончился, а дорога займет у неё не меньше часа. Пошла в душ. Из зеркала на меня укоризненно посмотрело незнакомое лицо, вытянутое, с синими кругами под опухшими глазами и очень грязными волосами.

— Сейчас, чудище, мы из тебя королеву будем делать, — усмехнулась я, сбросила белье на пол, перелезла через бортик ванны и, задернув шторку, принялась обильно поливать тело горячей водой. Мылилась от пяток до шеи, смывала пену, повторяла процедуру снова и снова, пока не услышала громкий стук в дверь.

— Иду, иду, — прокричала я в ответ, обернулась полотенцем и поспешила в коридор, оставляя на линолеуме мокрые следы. Дверь оказалась не заперта, и когда до неё оставался метр, распахнулась настежь. От неожиданности я подпрыгнула на месте, одновременно пятясь, поскользнулась и чуть не свалилась на пол. Ниночка, округлив глаза, наблюдала за моими пируэтами. Её плащ вымок насквозь, а на локте висел такой же мокрый длинный зонт-трость.