Жажда бессмертия (СИ) - Львова Мира - Страница 29

Луиза замолчала, но никто даже не думал ее торопить.

— Жильбер несколько лет учился в Англии и приехал навестить родителей. Обычно они к нему ездили, но в то лето, он сам соизволил явиться в отчий дом. Признаюсь честно, я влюбилась. Он был такой красивый, галантный, щедрый…М-да, казался настоящим рыцарем. Мы украдкой встречались в саду или в коридоре на этаже со спальнями господ. Через месяц наши встречи перешли в мою спальню. В конце лета, он уехал обратно в Англию, а я поняла, что забеременела. Мне было всего семнадцать. После того, как прошел испуг, я начала думать, что делать дальше. Уходить мне было некуда, я — сирота. Поэтому, собрав все силы и мужество, я подошла к госпоже Шарлотте и все рассказала.

— Шарлотта? Кто она? — спросил Чан.

— Мать Жильбера. К ее чести, хочу сказать, она меня не прогнала. Только велела держать язык за зубами, что бы ни одна живая душа не узнала, от кого я забеременела. Когда пришел срок рожать, меня поселили в женском монастыре. Там и родила девочку…Мелани. Через два месяца ее увезли к сестре Шарлотты, а я вернулась прислуживать в дом Моруа. Жильбер приехал к родителям только через пять лет и делал вид, что, между нами, ничего не было. Так я и жила, в чужом доме, вдалеке от своего ребенка. Много позже я узнала, что Жильбер признал дочь и часто навещал. Я не знаю, что ей говорили про меня. Может, сказали, что я умерла.

Луиза всхлипнула и глухим голосом продолжила.

— В один день госпожа Шарлотта слегла с горячкой, после письма. Два дня лежала в бреду, а когда пришла в себя, дала мне прочитать то письмо. Оно было от ее сестры. Той самой, к которой увезли мою доченьку…Мелани шла домой, после спектакля. В парке ее схватили какие-то подонки, надругались и перерезали горло.

Тяжелые вздохи и слова сочувствия послышались из динамика радиоприемника.

— Я не смогла дальше жить. Каждый день я вставала с надеждой, что когда-нибудь мы встретимся. Но, видно, не судьба. Двухмесячная крошка Мелани с белыми курчавыми волосами — только ее лик вселял в меня жизнь. Но после того, что с ней случилось, я не смогла жить дальше. Не хотела больше мучиться.

— И? Что ты сделала, Луиза? — в нетерпении прошептал Карл Борисович, прильнув к динамику.

Но тут в разговор вмешался Гюстав:

— Печаль ухудшает пищеварение. На десерт я вам расскажу, как мы с другом ходили лягушек ловить.

Все будто пробудились, вновь застучали ложки и послышались тихие разговоры на заднем фоне. Гюстав со смехом описывал «охоту» на лягушек.

Профессор распахнул окно. Холодный влажный ветер ворвался в комнату и заиграл занавесками.

— Не смогла жить дальше, — задумчиво произнес он. — Луиза убила себя. Но, как? Может, в этом секрет? Они остались в том возрасте, в котором совершили самоубийство. На их телах остались шрамы и отметины, которые они получили на Земле. В разное время. В разных местах.

Он уставился невидящим взглядом на серые тучи.

«Луиза — француженка. Она очень мило картавит. Если работала на магната, то, скорее всего, жила в большом городе. Париж? Ницца? Или Марсель?»

Профессор начал приглаживать вихор на затылке.

«Повесилась? Вряд ли. Повешенного Филиппа я помогал снимать с петли. Он никуда не делся. Отравилась? Могла, но почему пропала?»

Окончательно прозябнув, он закрыл окно и лег на кровать. Гюстав и остальные весело хохотали.

«А, может, это они думают, что пропали, а на самом деле их похоронили? Сколько вопросов и ни одного ответа! Надо переключиться».

Он включил запись на магнитофоне, взял записную книжку и вышел из номера.

— Алло, Вася, привет! — крикнул он, едва услышал голос друга. Тот работал на их заводе юристом.

— А-а, вспомнил обо мне, — послышался довольный голос. — Ты куда пропал? Света сказала, что ты дома не живешь. Мы с Семен Семеновичем обыскались. Хотели уже в милицию идти.

Карл Борисович недовольно поморщился. Ему совсем не хотелось выходить на работу, но и лишиться стабильного дохода, было страшно.

— Выйду в понедельник. Пусть оформят «за свой счет». Мне еще немного времени надо, чтобы прийти в себя.

Тут он вспомнил, что так и не сходил на кладбище, а за окном уже стемнело.

— Сочувствую тебе. Тяжело мать терять, сам через это прошел.

— Спасибо, Вась. Я вот по какому поводу тебе звоню, — Карл Борисович огляделся и понизил голос. — Со Светкой хочу развестись. Поможешь?

Вася молчал. Профессор терпеливо ждал, зная эту особенность друга: сначала обдумать, взвесить и только потом ответить.

— Смогу. Тебе надо будет документы подписывать и все. А что случилось? Гуляет?

Профессор шумно выдохнул и грустно ответил:

— Гуляет и…Крадет. Не буду вдаваться в подробности, ни к чему это. Пусть живет, как хочет и с кем хочет.

— Будешь делиться?

— Нет, — твердо ответил он. — С чем пришла ко мне, пусть с тем и останется. Сама виновата. Нельзя так с людьми поступать.

Василий обещал все устроить, и они попрощались. Однако Карл Борисович не спешил возвращаться в номер. Ему очень хотелось услышать Марию, но он никак не мог решиться позвонить.

«А, ладно. Не возьмет, так не возьмет», — он набрал ее номер и начал стучать подушечкой указательного пальца по столу.

— Алло, — еле слышно ответила она. — Кто это?

— Машенька, это я. Как ты себя чувствуешь?

— По-прежнему, спину ломит, кусок в горло не лезет, халат от слез не высыхает.

— Стабильность — признак мастерства, — усмехнулся он, но понял, что шутка неуместна и извинился.

— Да ладно тебе. Лучше смеяться, чем плакать. Конец все равно один, — сказала она и спохватилась — А на могилку-то матери мы не сходили. Пойдем завтра? Таблеточки, которые дали — помогают, уже не так сильно болит. Завтра еще две выпью и совсем буду, как огурчик.

Карл Борисович замялся. Он вознамерился во что бы то ни стало выяснить, как попасть в параллельный мир и, по возможности, не покидать радиоприемник. Но при упоминании о матери, сердце предательски заныло.

— Ты права, надо сходить. Завтра заеду за тобой, — он вспомнил, что так и не удосужился забрать джип с заводской парковки и тихо выругался. — Приеду на такси. Будь готова в десять.

— Хорошо. Приятной ночи тебе, Карл.

— И тебе, Машенька, — из трубки послышались гудки, но профессор не торопился класть трубку на телефонный аппарат. Ему казалось, что так они ближе друг к другу.

«Я не прощу себе, если и тебя потеряю».

Весь остаток дня он не отходил от радиоприемника. Как только разговоры прекращались, он включал магнитофон и прослушивал записи. Только перед сном он повернул усики на Струнного и в течение пяти минут наслаждался чудесной музыкой, уносящей его на волнах баюкающего моря к берегам неизведанной земли параллельного мира.

***

Карл Борисович включил запись на магнитофоне и вышел из номера. Таксист в нетерпении прохаживался вокруг машины, дымя сигаретой.

— Ну, наконец-то, сколько можно ждать?

— Не могу же я к даме поехать в пиджаке с пятном, — начал оправдываться он. — Пока почистил, погладил. И не надо на меня так смотреть, прошло всего лишь пять минут.

— Семь. Семь минут, — таксист выбросил недокуренную сигарету в урну и запрыгнул в машину.

Карл Борисович сел на заднее сиденье и уставился в окно.

«Тяжелая жизнь была у Луизы. Потерять единственную дочь дважды — это не каждый выдержит. Но что она сделала? Порезала вены или выпила яд? И почему пропала? Что должно случиться с человеком, чтобы он умер, а тела не осталось? Загадка».

Мария сидела на лавочке у подъезда с тростью в руке. Карл Борисович выскочил ей навстречу и помог добраться до машины. До кладбища они ехали молча.

— Надо было цветы купить, — сказал Карл Борисович, когда раздраженный таксист отсчитал сдачу и, взревев двигателем, уехал.

— В следующий раз. Им цветы уже не нужны, — Мария взяла его под руку, и они медленно побрели по кладбищу. — В самом конце похоронили. Разрастается кладбище, даже забора не видно. На обратном пути заглянем к Захару.