Новая надежда, старые обиды (ЛП) - Малком Энн - Страница 10

Он раздраженно провел рукой по подбородку. Этот жест мне не понравился.

Нисколечко.

— Я не хочу быть твоим гребаным врагом, мисс Уотсон, — разозлился он, шагнув вперед, прямо в мое личное пространство.

Я не отступила. Хотя следовало. Мне не нравилось, когда нарушали личное пространство. Я не тактильная. Что расстраивало моих немногочисленных романтических партнеров.

Мне не нравилось, когда люди стояли слишком близко ко мне в очереди в продуктовом магазине, в службе безопасности аэропорта, да вообще везде. И все же я позволила Броди Адамсу это сделать.

Я затаила дыхание, когда его запах стал сильнее. Более опьяняющим. Подойдя ближе, он возвышался надо мной, заставлял чувствовать себя маленькой, хрупкой, ранимой… покорной.

Мне не нравилось это. Я хотела быть высокой, не нуждаться в защите, и, конечно, не считала себя покорной. Хотя, от этого слова у меня намокли трусики.

Я сглотнула, глядя вниз.

Его рука коснулась моего подбородка, приподнимая.

Я могла бы зажмурить глаза, но это выглядело бы слишком по-детски, а я хотела доказать себе и ему, что могу поддерживать зрительный контакт, не проявляя никакой реакции.

Мое тело не было согласно. Щеки вспыхнули, а бедра сжались, когда наши взгляды встретились.

— Я не хочу, чтобы мы были врагами, мисс Уотсон, — повторил он. — Я хочу пригласить тебя на ужин. Потом просто отвезти домой.

Его голос, мягкий и теплый, снова поразил меня. В хорошем смысле. В очень хорошем смысле.

Пока слова не просочились сквозь бабочек в животе к местам, где обитает логика.

Мое тело напряглось.

— Как мило с твоей стороны, что ты пришел и сказал мне, чего хочешь, — парировала я приторно-сладким голосом. — А я хочу, чтобы Эдвард Руки-ножницы сделал мне мазок Папаниколау5, — я не отрывала от него взгляда. — А теперь убери от меня свою руку, пока я не подала на тебя в суд за сексуальное домогательство и не добилась твоего увольнения.

Я была совершенно уверена, что не смогу выполнить свою угрозу, но мне понравилось, как она прозвучала.

И это сработало. Спустя одну очень долгую секунду. И слава богу, поскольку моя решимость начала колебаться.

Это потому, что у меня долгое время не было секса. А хорошего секса еще дольше. Я находилась в присутствии привлекательного мужчины, от которого исходило сексуальное возбуждение. Это рефлекторная реакция. Вот и все.

Броди, к счастью, отступил назад. Я с усилием удержалась на ногах, надеясь, что мой взгляд был ледяным.

— Я не сдамся, — ответил он, стиснув зубы.

— Что ж, тогда увидимся в полицейском участке, когда я буду подавать на тебя заявление, — я пожала плечами.

— С нетерпением жду встречи с тобой, — его взгляд целеустремленно прошелся вверх и вниз по моему телу, обжигая.

Потом он повернулся и вышел за дверь.

Я не могла не смотреть ему вслед. Может, он и придурок, но задница у него отличная. И я, наверное, была в каком-то трансе, потому что чуть не вскрикнула, когда рядом со мной появилась мама.

— Какао, — предложила она, держа в руках дымящуюся кружку.

Я уже давно привыкла к тому, что она во время праздников готовит мне какао, а не горячий шоколад, как делают чужие мамы. И я очень любила этот напиток и всегда пила его в это время года.

Я взяла предложенную ею кружку и отхлебнула.

— Спасибо.

— У вас с шерифом, кажется… был напряженный разговор, — подметила мама, смотря поверх своей кружки.

Она была в форме двух больших женских грудей, дополненных детально оформленными ареолами.

Я отхлебнула из своей кружки, обычной. По крайней мере, такой обычной, какую можно купить в мамином магазине. Ничего не ответила, и это, конечно, еще больше заинтересовало маму.

— Хм, тут что-то есть, — сделала она вывод.

— Можно и так сказать, — пробормотала я.

Ее глаза загорелись.

— О, моя богиня, это так прекрасно. Как в романах со вторым шансом. Тогда был момент неподходящий, и теперь ты вернулась…

— Я не вернулась, — перебила я ее. И тут же почувствовала виноватой за свой резкий тон, когда свет в маминых глазах померк. — И это не роман второго шанса, — добавила я, на этот раз менее язвительно, но твердо. — Между нами никогда не было романтических отношений. Ты помнишь, как я выглядела раньше?

Мама потянулась, чтобы заправить прядь волос мне за ухо. Я позволила ей несмотря на то, что от этого жеста почувствовала себя десятилеткой.

— Я помню, что ты была неповторимой и лучезарной.

— Жирная, неухоженная кожа не придавала мне сияния, — закатила я глаза. — И, несмотря на твой жизнерадостный взгляд на жизнь, даже ты должна признать, что я не та девушка, с которой бывший капитан футбольной команды, — я кивнула в сторону, куда ушел Броди, — стал бы общаться. Если только не для того, чтобы подразнить меня.

Всегда радостный взгляд мамы стал суровым.

— Подразнить? О чем ты говоришь?

По понятным причинам мои родители не знали о травле, которой я подвергалась в старших классах. Мой брат тогда уже окончил школу, прежде чем травля достигла своего пика. Да, папа был человеком с мягкими манерами, а мама — миролюбивой хиппи, но они любили меня всей душой. И ни за что не остались бы в стороне и не позволили бы, чтобы надо мной издевались. Они бы вмешались, что, скорее всего, усугубило бы ситуацию.

Так что они оставались в неведении.

— Ничего такого, — я махнула рукой. — Забудь, что я сказала.

— Уиллоу Артемис Уотсон. Я никогда не забывала и никогда не забуду ни единого твоего слова, — фыркнула она. — Над тобой… издевались в школе? — в ее голосе звучало потрясение.

Я вздохнула, ненавидя выражение ее лица и желая защитить ее от прошлого.

— Нет, мам. Просто я не была королевой выпускного бала и не походила на крутых чирлидерш. Я была скорее… странноватой. Для таких людей, как Броди, я была слишком… не такой.

Мама прищелкнула языком, ее горящий взгляд был направлен на входную дверь магазина.

— Я хочу отправиться в офис шерифа и поговорить с ним.

Я расхохоталась.

— Мама, ты не можешь отчитывать шерифа за то, что он делал восемнадцать лет назад.

— Могу и сделаю, если это касается моей дочери.

Она была абсолютно серьезна.

— Мам, — снова вздохнула я. — После всего, что случилось, меньше всего я хочу, чтобы на меня обращали внимание. Из-за этого я уехала из Лос-Анджелеса. Я хочу жить здесь, не привлекая к себе внимания. Просто хочу… быть. Давай забудем?

То, как мама наклонила голову, заставило меня забеспокоиться, что она не уважит мои желания — впервые на моей памяти. Но, еще немного посмотрев на меня сердитым взглядом, она грустно улыбнулась.

— Да, детка, конечно, — она погладила меня по щеке. И снова я позволила ей. — Тебе нужно прийти в себя. И мы забудем о Броди Адамсе. Ему отныне запрещено заходить в магазин, и он больше не получит от меня рождественское печенье.

Я не стала с ней спорить по этому поводу. К тому же, в городе обожали мамину доставку печенья. Попасть в список получателей очень трудно.

— Поверь, мам, я забуду о Броди Адамсе.

Мой подбородок горел от его прикосновений до конца дня.

Я не позволяла себе думать об этом.

Но, в конце концов, он мне приснился.

БРОДИ

Было три часа ночи.

Десять минут назад я проснулся от резкого толчка.

На этот раз меня разбудил не кошмар, в котором я нес на себе тело своего мертвого товарища.

Нет, это было воспоминание о том, как я сидел на трибунах, о теплом и сухом рукопожатии, об утешении, в котором я нуждался в тот день, и который вычеркнул из головы.

Я не верил в подавленные воспоминания. Думал, что это чушь, которую несут психотерапевты, чтобы оправдать десять дополнительных сеансов за двести баксов в час. Но не было другого объяснения тому, почему я до сих пор не помнил об этом моменте с Уиллоу. Нет, я помнил, что какая-то застенчивая девушка проявила ко мне незаслуженную доброту. Но и не думал, что это была Уиллоу, и уж точно не помнил, какое дерьмо мы вытворяли с ней после этого.