Принадлежать демону (СИ) - Ви Лика - Страница 4

— Не подходи ко мне, — прошу я. — Не пытайся даже меня околдовать. Я не дамся!

Он удивленно смотрит на меня, как будто я обвиняю его в каких-то нелепых глупостях, а потом усмехается. Видимо решает наплевать на все. Кажется, все мои слова его не трогают даже.

— Я не шучу! — говорю я, выбрасывая вперед руку с найденным защитным амулетом из серебра. Такой на теле демонов обычно оставляет ожоги и инстинкт подсказывает им не приближаться.

Чувствуя себя хоть немного защищенной, я все же решаю бесстыдно осмотреть то, что призвала. Когда еще мне попадется вот так близко горячее мужское тело. Нет, вы не подумайте. Я не извращенка! Просто я голых мужчин никогда не видела, только украдкой на картинках, а тут живой, пусть и не совсем мужчина. Надо же хоть посмотреть… Ну хоть глазочком.

У него были широкие плечи. Мышцы на груди и животе, словно из темного камня выточенные. Объемные, сильные. Без единого волоска. Удивительно красивое тело. Ну точно как у модели или атлета — невероятное, почти нереальное, волнующее и потому пугающее.

Не должна я оттого замирать в волнении.

И ниже я не хочу смотреть, трушу, боюсь, но он делает шаг и почему-то я не в глаза ему смотрю, а ниже, намного ниже — прямо на толстый вставший член. Он огромный, с множеством темных вен и блестящей от смазки головкой. Никогда не думала, что они бывают такими.

— Ой, — только и могу изречь я, понимая, что я увлеклась своими мыслями, и вот он уже берет меня за руку с амулетом и просто отводит ее в сторону. — Не надо, — прошу я, заглядывая ему в глаза.

Я правда не хочу понимать, насколько большая для человека вот эта штука, на которую мне лучше было не смотреть.

— Надо. Ты должна быть моей, — говорит он и прижимает меня к комоду, а затем неожиданно нежно и страстно целует, заставляя выронить амулет. Я просто забываю о нем от нежных губ и горячего дыхания.

Я забываю обо всем.

Глава 2 — Ритуал единения

*Бес*

Она направляет на меня этот дурацкий амулет, и я едва не смеюсь. Вспомнил инквизитора с его инструментами. Он тоже много всяких побрякушек доставал и говорил, что они могут мне что-то сделать. Что-то могли, но ощущал я это словно неуместную щекотку, не больше. Даже когда он разрезал кожу, она чуть пощипывала и затягивалась вновь.

Даже такую, очень простую и естественную боль Бессмертным сложно ощутить. Мы для нее просто недосягаемы. Она, как и многие другие эмоции, неведома нам, пока мы не встречаем свою истинную. Теперь с Мартой, возможно, я и смогу испытать боль, быть может, даже от этого амулета, но я в нее все равно не верю, потому что любовь истинной не может причинять боль, по крайней мере, так говорит книга рода.

Да и что это я? Вся эти побрякушки значения не имеют. Не важно даже где мы, если это она — моя Марта. Она все так же юна, не понимаю почему жива, но это и не важно. У нее небольшая, но сочная грудь под сарафаном. Зад такой упругий, что я счастлив к нему прикасаться, пусть и сквозь ткань. Не знаю откуда там еще какие-то кружева, но я просто в восторге от того, что больше нет никаких цепей, и я могу ей наслаждаться так, как сам захочу, так, как не позволили мне при нашей первой встрече.

— Я не шучу! — заявляет она, глядя на меня грозно и оттого очень мило. Такая забавная, но…

Какие уж тут шутки, Огонечек?!

Я никогда не шутил, говоря, понимая, что ты моя. В ее глазах нет полноценного золотого следа. Он мерцает, то появляясь, то угасая. Она явно пыталась бороться с собственным инстинктом, но это напрасно. Мы пара. Мы связаны. Мы должны быть едины. Я это знаю, и я даже пытаться не буду спорить с таким счастливым фактом.

Нет ничего прекрасней воссоединения с истинной парой, не важно какой это год, какой мир и сколько у меня осталось сил от прежнего запаса. С ней ничего не страшно. Потом разберусь, пойму, почувствую.

Все потом. Сейчас важна и нужна только она одна. Ее реакции, ее слова, ее желания. Я наблюдаю за ней, наслаждаюсь каждым ее шагом, каждым ее взглядом и возмущением, потому что само ее существование может сделать меня счастливей.

Ее смущенный взгляд скользит по моему телу. Она точно изучает его и краснеет стыдливо, даже как-то виновато. От румянца веснушки на щеках становятся еще заметнее, и вся она еще больше начинает походить на Огонечек.

Красавица моя.

— Ой, — пищит она, когда я отвожу ее руку в сторону, желая убрать нелепый амулет, стоящий между нами.

Мне даже не приходится сжимать ее запястье, а она поддается.

— Не надо, — просит она, глядя мне в глаза.

Золотой обод в ее серых глазах вспыхивает. Изящные золотые прожилки скользят по ее серым глазам к зрачку, показывая, что я не ошибся. Это она. Моя пара. Моя Марта. Мой Огонечек!

— Надо, — шепчу я ей в ответ, понимая, что никуда ее теперь не отпущу, не смогу отпустить. — Ты будешь моей.

Это было моей клятвой, моим обещанием, моим единственным желанием. И это не могло обсуждаться. Если она моя пара, значит она моя во всех смыслах. Моя сила. Моя страсть. Моя любовь, женщина, жена, мать моих потомков, единственная, способная родить мне сына.

Она едва ли это понимает, но у меня нет ни сил, ни желания об этом говорить. Я просто хочу ее. Хочу с тех самых пор, как меня запечатали.

Я прижимаю ее к непонятной мебели, из которой она достала амулет, что уже валялся где-то на полу, и просто целую. Мне хочется дико рвать на ней одежду, чтобы увидеть наконец ее обнаженное тело, но она так дрожит в моих руках, что я из всех сил стараюсь не торопиться. В конце концов, истинная Бессмертного не испытывает влечения ни к кому, кроме своей пары, а значит никто к ней кроме меня не прикасался.

Она почти не реагирует на поцелуй, наверно никто и никогда ее еще не целовал, но мы это исправим. Обязательно исправим.

Моя маленькая невинная девочка.

Или я все же лишил ее невинности тогда?

У меня голова идет кругом. Я, кажется, начинаю путаться. Та эта Марта или не та? Та, конечно! Но полностью ли та? Где мы? Сколько лет, веков и дней прошло с тех пор?

Имеет ли это сейчас значение, если я хочу завершить ритуал здесь и сейчас? Если это нужно нам обоим, понимает она это или нет…

Нужно больше, чем дышать. Мне так точно больше!

Она робко кладет руку мне на бок, проводит пальцами по мышцам под ребрами, и я выдыхаю, понимая, что все это не важно, главное быть с ней нежным, именно потому что она только моя, а что там и как было тогда при зловещем глупом инквизиторе — не важно. Досадное недоразумение, не более. Для магии истинных — глупость, не стоящая внимания.

Сила, связывающая нас, сильнее и больше таких мелочей.

Я упираюсь коленом между ее ног, заставляя их развести, и глажу ее по бедру, поднимаясь пальцами по нему вверх, и понимаю, что на ней надето тонкое кружевное белье.

После такого открытия терпеть ее платье я больше не мог. Приходится отстраниться от ее робких губ и щелкать пальцами.

Она испуганно выдыхает, когда платье вспыхивает и растворяется в огне, не опалив ни волосы, ни ее кожу. Опомниться я ей не даю, подсадив на то, что за ней стояло. Меня теперь волнуют только белые кружева на ее коже. Они прикрывали грудь и ложбинку промеж ног. Дразнят. Сводят с ума свей нежной невинностью.

У меня не получается не облизать губы, глядя на эту красоту. Провожу рукой по ее телу, от груди до живота, подхватываю кружевное белье и тяну вниз, обнажая гладко выбритый лобок с нежными стыдливыми складочками кожи.

— Не надо, пожалуйста, — шепчет она, но ногами все равно помогает мне стянуть белье. — Мне только недавно исполнилось восемнадцать.

— Это прекрасно, — говорю я, ловлю ее ногу и целую щиколотку, коленку, внутреннюю поверхность бедра, хотя на самом деле не понимаю причем тут ее возраст и какое это имеет значение.

— Я невинна, — лопочет она, кусая губы.

— Это замечательно, — отвечаю ей я и провожу языком по внутренней стороне ее бедра, прямо там, где уже собрался весь ее жар.