Князь тайги (СИ) - Брэйн Даниэль - Страница 11

— Особенно Михаил, — хмыкнула я, вспомнив, как он трепал Романа.

— Он — особенно. Другой бы измочалил меня так, что я бы долго еще не поднялся.

Невыносимо медленно, но мы приближались к лесу, и я слышала звуки. Крики. Вопли. Как из тьмы, но лес и был для меня частью тьмы, и голоса птиц звучали как стоны мучеников преисподни. И когда мы наконец ступили под темную сень, я едва удержалась, чтобы не рвануть со всех ног обратно. Вертолет был неисправен и бесполезен, но он был частью моего мира, полного техники, технологий и всемогущества. Мне было слишком чуждо и жутко, и как это ни странно — не хватало людей.

Я ездила с однодневным туром в Абхазию — горы, сходящиеся над головой, водопады, которые так себе, не впечатлили, деревья, поросшие мхом, обрывистые дороги, торговцы, рафтинг... Там много людей. Заброшенные места, старая станция, и тоже люди везде — настолько, что я ждала, пока они уберутся из кадра. Там люди меня раздражали. В тайге меня встретило одиночество, и я осознала, как оно выглядит на самом деле. Ужасающе обыденно, дико, холодно, темный монстр с длинными лапами, и ему ничего не стоит тебя сожрать. Так же обыденно, выплюнув ненужные кости.

Я поняла, почему испокон веков люди сбивались в стаи, почему слушались вожака. Потому что иначе было не выжить. Кто-то должен был принимать решения и твердо знать, что их ему большей частью простят, проклянут, может быть, так, чтобы больше никто не слышал. Избы с семьями по три -пять поколений, властный голос, покорность, удар плетьми. Непослушание влечет для всех гибель. Не от руки человека — от того, что всегда было человека сильнее.

Одиночество в современности — отсутствие мужа, детей, друзей, разве что шуршание лапок котика, тишина и спокойствие уютной квартиры. Интернет, иллюзия общения и поддержки, нетребовательный ко всему: прочитал, сказал, что кто -то неправ, закрыл браузер, пошел читать книгу, смотреть кино. Страшнее тролля под постом зверя нет.

Мы — люди двадцать первого века — были сильнее того, что нас сейчас окружало, но сильнее там, в городах, под защитой четырех монолитных стен. А мы впятером стали избранными — людьми, которым природа за все отомстит очень скоро.

— Девушки, вот здесь остановимся, собираем ветки и лапник — строго на этой полянке!

— инструктировал нас Роман. — Никуда не уходим! Вообще никуда! Только в кустики по пояс — и хватит! Ни за какими грибочками, птичками, зайчиками! Это тайга! Мужчины, со мной за дровами и ельником! Не расходимся, держимся так, чтобы друг друга обязательно видеть! У меня только два свистка, поэтому один — девушкам, — он протянул мне свисток, — второй — мне!

— Не свисти, — хохотнул Аркудов. — Не при каждом выдохе. У нас крыша поедет. Пошли, скоро темнеть начнет.

Но Роман пока никуда не пошел, дождался, пока мы с Миленой соберем немного веток, развел костер. У него были спички, несколько коробков, и он раздал их каждому, не хватило только Милене. Мимимишик вытащил из рюкзака шоколадку, открыл упаковку, бросил шоколадку как есть обратно в рюкзак, в упаковку замотал коробок.

Роман хмыкнул. Я подумала, что я много не знаю об этом загадочном «новом русском» и не горю желанием это узнать.

— Поддерживайте костер, — приказал нам Роман, — сильно не разжигайте, кидайте пока что сухие ветки. Потом я сделаю основательно. Все, пошли, не расходимся. Жалко, нет топора...

«Не согласна», — ухмыльнулась я. Без топора у нас еще были шансы дожить до прибытия вертолета.

Глава восьмая

— Что ты сидишь? — сдерживая раздражение, спросила я. Милена действительно села, сжалась в комочек, обхватила плечи руками. Ей было холодно, плечи ее покрылись мурашками. — Вставай, иди собирать ветки, заодно и согреешься.

Какая-нибудь героиня в кино обязательно отдала бы ей свою куртку. Самопожертвование

— отличная вещь, но только вот глупая. Мы должны держаться вместе, но оставаться каждый за себя, иначе не выживем, как ни старайся.

Милена так и сидела, не обратив на меня никакого внимания, и я, постояв над ней с полминуты, махнула рукой. Я не нанималась в няньки к истеричной безмозглой девице, все цели которой ясны как день: выскочить замуж. Были бы эти цели у нее еще откровенно благи, так ведь она не гнушается покушаться на чужого мужа. Голодранцы -ровесники ей неинтересны, а не голодранцам, хотя бы таким, как Аркудов, неинтересна она. Тупик, несовпадение возможностей и желаний.

Я выполняла поставленную задачу добросовестно. Я активно двигалась, я не мерзла, но минусом было то, что я поняла — я уже хочу есть. Без еды очень сложно восполнять запасы энергии, а энергия — это еще и тепло, то, что сейчас нам особенно необходимо. Из леса раздавался короткий свист — я не видела, куда ушли трое мужчин, но понимала, что они держатся группой.

Роман сказал «сильно не разжигать», и поэтому я, подкинув еще несколько подходящих веток, остальные начала сваливать в отдалении. Потом я стащила носки, надела кроссовки на босу ногу — мозолей я не боялась, кроссовки были испытаны — и, воткнув чуть поодаль от костра две ветки, повесила на них сушиться носки. Милена села теперь поближе к костру, и она уже заметно дрожала. Да, холодало. Здесь осень приходит рано. Что будет к утру, этой дурочке лучше пока не знать.

— Ты вообще работаешь? — остановившись возле Милены и поморщившись, спросила я.

— Хоть где-то, хоть кем-то? Или так и сидишь всю жизнь?

Встречала я и таких девиц. Начинала, как почти вся наша братия, с подобных клиенток — быстро бросила, как только чуть раскрутилась. У них никогда денег нет, и покупатель на красивые личики в соцсетях редко находится. Так, я знала достоверно, что они из выдаваемых любовниками на еду средств все спускали на брови и маникюр, а ели на оставшиеся какую-нибудь лапшу... Меня же постоянно кормили «завтраками» и просили отснять чуть ли не в кредит.

— А ты кем работаешь? — то ли чтобы не отвечать, то ли из вежливости спросила Милена.

— Я фотограф.

Вот теперь у нее в глупых глазах зажегся какой -то блеск.

— В Инстаграме?

— Нет, кошечка, прикинь, есть такая профессия. Такая же, как парикмахер, маникюрша, продавец, врач. — По лицу Милены было понятно, что мысль для нее сложновата, но слова прозвучали знакомые. — Я фотохудожник, господи ты боже мой, я по диплому художник!

Мне очень хотелось стукнуть себя рукой по лбу. Фейспалм, как говорят на английском. Проще мне было предположить, что у нее шок от всего происшедшего и, может быть, даже травма. Я все еще пыталась временами думать о людях лучше, чем они того обычно заслуживали.

— Если бы я не работала фотографом, я бы рисовала постеры для кино, — объяснила я уже в чистом виде на пальцах. — Или обложки к книгам.

— Понятно, — равнодушно кивнула Милена. — Я работала в магазине, продавцом -консультантом. Но там платили не очень и я ушла.

Я покивала: известная отговорка. Но «платили не очень» уместно в качестве оправдания там, где ставка фиксированная, как ни пыжься.

— Пойдем, расскажешь, почему ты ушла. И заодно соберем ветки. Вставай. Иначе ты еще до наступления ночи замерзнешь, а к утру у тебя температура будет такая, что ты до полудня не доживешь.

Я ненавидела разговоры «за жизнь», особенно с теми, кто мне не мог рассказать ничего интересного. Но именно эти люди очень любили, когда их слушают, а мне необходимо было Милену расшевелить. Ради ее блага и блага общего, и не то чтобы мне нужна была их благодарность. Мне просто не хотелось получать еще больше проблем.

— Держи пока, — сказала я, отдавая ей куртку. — Потому что я скоро вспотею, а это тоже не лучший исход.

Веток на полянке было достаточно. Я помнила наказ Романа не уходить, но пока, по моим прикидкам, у нас оставалось еще работы на час или даже больше. И трудно было сказать. на сколько хватит костру этих веток, ненадолго, скорее всего, но пока есть возможность, надо выдать весь максимум, и я старалась на совесть. Такая работа к тому же меня успокаивала.