И возьми мою боль - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 34

– Они действительно у тебя, или ты блефуешь?

– Они у меня в руках, – обиделся Сыроежкин.

– И тебе их передал владелец?

– Да, конечно.

– И ты можешь сказать, кто это был?

– Девушка, – торопливо сказал Сыроежкин, – это ее часы. Отец подарил на день рожденья. Ей нужны деньги.

Снова молчание, длившееся несколько секунд, и наконец Мироненко произнес:

– Привози часы, Сыроежкин, я тебя жду.

– Когда? – обрадовался Леша.

– Прямо сейчас. И как можно быстрее, у меня мало времени. Если часы настоящие, то я за них дам тебе и настоящую цену.

– Настоящие, еще какие настоящие, – радостно завопил Сыроежкин. – Их классный специалист смотрел. Сказал, что настоящие.

– Приезжай, – закончил Мироненко, и Сыроежкин, положив трубку, начал быстро собираться.

Уже выходя из дома, он подумал, что нужно было бы взять с собой для страховки Витю. Но тут же нервно вспомнил, как вчера решил подстраховаться и не отдал девушке сто долларов, которые она просила. Сегодня он будет умнее. Григорий Мироненко человек известный, он не будет кидать его.

Сыроежкин поймал такси и поехал к Мироненко домой. Тот жил в обычной пятиэтажке, на краю города, объединив три квартиры в одну. Ему нравилось это тихое место, и он никуда не собирался переезжать отсюда. Особенно ему нравилось то обстоятельство, что его квартиры имели выходы в разные подъезды.

Леша, поглаживая в кармане пиджака коробочку с часами, легко взбежал на третий этаж. Для такого случая он даже взял свою лучшую коробочку, обтянутую дорогим бархатом. Позвонил в дверь. Она открылась сразу. На пороге стояла служанка Мироненко. Она посторонилась, пропуская гостя в дом. Леша быстро прошел в гостиную. За столом его уже ждал хозяин дома. Он был одет в длинную вышитую рубаху, в таких он обычно любил щеголять дома. Рубаха вместе с широкими брюками придавала Мироненко облик провинциального художника, дополняемый длинными волосами, в основном росшими с затылка и с висков. Мироненко был лысоват. Рядом с ним сидел какой-то незнакомый мужчина маленького роста. У него был только левый глаз, и едва Сыроежкин вошел в комнату, как он на него уставился этим глазом.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровался Сыроежкин. Увидев одноглазого, он обрадовался, но не стал обнаруживать своей радости. Он не мог не узнать в этом человеке знаменитого на всю Москву Фильку Кривого, перекупщика, про которого по столице ходили легенды. Значит, Мироненко готов дать серьезную цену, радостно подумал Сыроежкин, усаживаясь за стол.

– Здравствуй, – несколько иронично сказал Мироненко, – ты, я думаю, слышал про нашего гостя, – показал он на Филиппа.

Сыроежкин кивнул. Кто в Москве не знал этого человека. Он все еще не понимал, как глупо попался.

– Это Леша Сыроежкин, – представил своего гостя Мироненко. – Человек жадный и глупый, но имеет задатки постепенно превратиться в настоящую сволочь.

– Ну зачем вы так? – обиделся Сыроежкин. – Я к вам с открытой душой...

– Нужна мне твоя душа, – прохрипел Мироненко, – показывай, что принес. Здесь все свои.

Сыроежкин достал коробочку. Положил на стол, открыл, показывая часы. И скромно усмехнулся. Пусть попробует не дать деньги, радостно подумал он.

Мироненко взглянул на сидевшего рядом Филиппа. Потом протянул руку, взял часы, поднес к глазам.

– Они? – глухо спросил Филипп.

– Они, – усмехнулся Мироненко, – настоящие, золотые.

Леша почувствовал легкое волнение. Откуда они знают про эти часы? Может, девушка ему врала, может, они действительно краденые? Филипп тоже взял часы, посмотрел на них своим единственным глазом, потом положил на стол. И вдруг спросил:

– А девушка где?

Наступило секундное замешательство. Леша даже оглянулся, словно ища того, кто мог подсказать эту мысль Филиппу. И шепотом спросил:

– Какая девушка?

– Та самая, – блеснул единственным глазом Филипп, – у которой ты часы взял.

– Я не брал, – он все еще пытался сохранить свои позиции, не понимая, что уже проиграл.

– Где девушка, паскуда, – ласково спросил Филипп, – я тебя по-хорошему спрашиваю. Куда девочку дел?

– Я... не... знаю, – испуганно сказал Сыроежкин, понявший вдруг, что дело совсем не в часах.

– Где девушка? – встрял в их разговор Мироненко. – Ты, Леша, лучше в эти игры не играй. Глупый ты еще и зеленый. Получишь деньги за то, что нам помог. Не пятнадцать кусков, но получишь. Это не твои часики, Леша, и никогда твоими не станут. Ты их у девочки взял. А девочка – дочь очень уважаемого человека. И ее родные могут обидеться, если узнают, как ты по Москве бегаешь, пытаясь продать вещь их родственницы. Очень сильно обидятся.

– Я не знаю, – торопливо залепетал Сыроежкин, – я ничего не знаю.

За его спиной послышались легкие шаги. Он не стал поворачиваться, сжимаясь от ужаса.

– Колись, – потребовал Филипп, – у нас мало времени. Быстрее рассказывай все, иначе через минуту ты будешь умолять нас послушать тебя. Есть еще одна минута. Думай быстрее.

– Я ее не знаю, не знаю, кто она такая, – быстро, захлебываясь от волнения, начал Сыроежкин. – Она вчера пришла ко мне в магазин, хотела продать свои часы. Сама пришла.

– Вот эта? – резким, отточенным движением фокусника Филипп достал фотографию.

– Да, – кивнул Сыроежкин, – точно она.

– Дальше.

– Она пришла и попросила денег. Я не стал ее обманывать. Я ей сразу сказал, что часы дорогие. Она хотела всего сто долларов.

– Сколько? – не поверил Филипп.

– Сто долларов, – плачущим голосом повторил Сыроежкин, понимая, как дико это звучит. – Но я не захотел ее обманывать. Я сказал, что вызову ювелира и он оценит часы, назовет реальную стоимость.

– И кого ты вызвал?

– Наума. Наума Киршбаума.

Филипп посмотрел на Мироненко.

– Старик цены знает. Он сегодня паспорт просил. Ты не знаешь, для кого?

Мироненко нахмурился.

– Узнаю, – пообещал он.

Сыроежкин понял, что сидящие перед ним люди имеют что-то против друга его отца. Поэтому он сразу стал его сдавать.

– Я хотел дать деньги и отпустить ее. Но Наум сказал, что часы стоят двадцать тысяч. Он обещал дать твердую цену и забрал девочку к себе. Она у него спала этой ночью. Она у него оставалась.

– Сейчас она тоже там? – уточнил Филипп.

– Н-не знаю, – чуть запнулся Сыроежкин.

– Почему он такой дурак? – спросил Филипп, обращаясь к хозяину дома. – Он ведь должен понимать, с кем разговаривает. Или, может, его все-таки поучить?

– Нам врать нельзя, Леша, – назидательно сказал Мироненко, – опасно для здоровья. Ты лучше правду говори. Мы ведь все равно все узнаем.

– Она была у него всю ночь, – тяжело дыша, признался Сыроежкин, – а утром убежала.

– Куда убежала? – снова взял инициативу в свои руки одноглазый.

– Я не знаю. Открыла дверь и убежала.

– А ты стоял и смотрел?

– Нет. То есть да.

– Не зли меня, Леша, – предупредил Филипп. – Я и не таких, как ты, обламывал. Куда она убежала?

– Я не знаю. Честное слово, не знаю.

– Хорошо. Предположим, что не знаешь. Но откуда ты знаешь, что она убежала? Значит, она убегала при тебе?

Сыроежкин понял, что попал в ловушку. Он затравленно оглянулся. За его спиной стояли двое. Он обреченно вздохнул:

– При мне.

– Почему?

– Мы пришли... мы пришли с Витей... я утром ему позвонил. Я не хотел отдавать деньги. – Он вдруг подумал, что если покажет себя большим подлецом, чем они о нем думают, это может ему помочь. – Я не хотел платить за часы. А Наум сказал, чтобы я и ему платил. Я привел Витю, чтобы решить все вопросы. И отобрать часы.

– Вот теперь верю, – хмыкнул Филипп, – что дальше было?

– Мы приехали к старику, но он уже ушел. Она открыла нам дверь, и Витя ее немного попугал. А я в это время взял часы...

– Попугал это как? Он ее бил?

– Нет, даже пальцем не тронул. Просто подошел к ней близко и спросил, где часы.

– Дальше.

– А в это время я нашел часы на столике и крикнул ему, что нашел их. Он повернулся ко мне, а она его толкнула и выбежала из дома. Мы выскочили за ней, но не догнали. А дверь, как назло, захлопнулась.