И возьми мою боль - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 15

Ираде повезло. Она сама не понимала, как это получилось, но, очевидно, всякое давление на психику имеет свои пределы. Человек либо срывается, становясь безумным и теряя всякие ориентиры, либо просто отключается, не выдерживая колоссального давления. Именно поэтому она, после стольких потрясений и волнений, просто прислонилась к дереву и почувствовала, что засыпает. Это была реакция на случившееся.

В таких «декоративных» лесах самая большая опасность исходила от людей. Самые крупные животные, которые могли оказаться здесь, были зайцы и вороны. Иногда можно было при большом желании увидеть лису. Но люди в лесу попадались частенько. Сюда забредали праздношатающиеся, среди которых встречались и наркоманы, и пьяницы. Однако в последнее время они избегали появляться именно в этих местах. Элитарные дачи охранялись огромным количеством свирепых собак и натасканных охранников, которые безжалостно травили и выгоняли незваных посетителей здешних мест. Именно поэтому этот лесок пользовался дурной славой у «диких» отдыхающих, они перестали здесь появляться, зная, как плохо относятся «дачники» и их челядь к «гостям».

Она проснулась от чьего-то прикосновения. Взглянула на часы. Четвертый час утра. Солнце еще не взошло, но уже было достаточно светло. В ноги ей тыкался небольшой кролик, который, похоже, довольно давно наблюдал за неподвижной девушкой. Она пошевелилась, и он испуганно юркнул в кусты. Девушка засунула руку в карман. Нащупала несколько семечек, очевидно, положенных еще в Турции. Она достала семечки, улыбнулась и, поднявшись, огляделась. Утром все казалось другим, более спокойным и более светлым.

Она тщетно пошарила в карманах. Ничего больше найти не удалось. Только носовой платок. Ирада снова взглянула на часы. Четыре часа утра. Хотелось есть, но еще больше хотелось пить. Она отряхнула одежду и пошла в ту сторону, куда двигалась и вчера. Довольно скоро, минут через пятнадцать, она вышла на трассу, ведущую к городу. Редкие машины направлялись в сторону столицы. Подумав немного, она вышла на дорогу, поднимая руку.

Сначала резко затормозила проезжавшая мимо «девятка» с молодым парнем, который поманил ее рукой. Но ей не понравилась его наглая прыщавая физиономия, и она отрицательно покачала головой. Машина резко рванула с места.

Следующие два или три автомобиля проехали не останавливаясь. В одном сидела за рулем женщина, которая только покачала головой, увидев голосующую на обочине в пятом часу утра девушку. Ирада проводила ее долгим взглядом и вздохнула. Машин было мало, и они проезжали не останавливаясь. В такую рань еще не поднимались сытые владельцы роскошных особняков. Ехали люди, почему-то спешившие в город именно в пять часов утра. А те, кто спешил в город в это время, меньше всего думали о девушке, голосующей на дороге.

Наконец ей повезло. Рядом затормозила «шестерка». Машина была старая, облезлая, а водителю на вид было лет пятьдесят. Большие роговые очки придавали ему солидный вид, вызывающий доверие.

– Куда вам? – спросил он, открывая дверь.

– В город, – выдохнула Ирада.

– Куда именно? – улыбнулся мужчина.

– В центр, – пожала она плечами.

– Понятно, – кивнул ей водитель. – Садитесь.

Она привычно подошла к задней двери. В Турции и в Азербайджане не принято, чтобы женщина садилась на переднее сиденье рядом с водителем. И хотя в этих странах многие женщины сами водили машины, тем не менее в большинстве своем за рулем сидели мужчины, а дамы устраивались на задних сиденьях. Он удивленно оглянулся.

– Там закрыто, – сказал он, и девушка села рядом с ним.

Машина двинулась в сторону города. Мужчина взглянул на нее:

– Как вас зовут?

– Ирада, – сказала она, чувствуя, как приятно сидеть в удобном кресле.

– А меня Альберт Петрович, – представился мужчина. – Сколько вам лет?

– Девятнадцать, – соврала девушка, решив прибавить себе два года.

– Понятно, – добродушно усмехнулся Альберт Петрович. – И все-таки куда вас отвезти?

– Я не знаю, – честно призналась девушка.

Он взглянул на нее. Помолчал и спросил:

– Давно стоите на дорогах?

– Минут двадцать, – призналась девушка.

Он снова взглянул на нее.

– Я спрашивал не про это.

– А про что? – удивилась девушка.

Альберт Петрович снова посмотрел на нее. Потом спросил:

– Сколько тебе лет на самом деле?

– Семнадцать, – честно призналась девушка.

– В лесу что делала?

Она молчала.

– Не хочешь говорить, – усмехнулся Альберт Петрович. – Ну понятно, из дома сбежала.

Ирада кивнула головой.

– Эх, девочка, – вздохнул ее собеседник. – Разве можно сейчас в такое время и одной на дороге? Могли не так понять. Где ты живешь?

Она молчала, только начала вдруг вздрагивать. Он понял, что произошло нечто более серьезное, чем обычный побег из дома, и замолчал. А она, вспомнив вчерашние события, заплакала.

– Платок у тебя есть? – спросил он, дав ей выплакаться.

Она всхлипнула и достала платок.

– Куда тебя отвезти? – снова спросил он. – Центр большой, ты мне конкретно скажи. Адрес какой-нибудь.

– На Мичуринский проспект, – попросила она, вспомнив, что там была их квартира.

– Куда именно?

– Не знаю. Там наша новая квартира.

– Номер дома помнишь?

– Нет, – сказала она тихо.

– Но показать хотя бы сможешь?

– Нет, – она закусила губу.

Он тяжело вздохнул, понимая, что она опять может заплакать. И осторожно спросил:

– А где была ваша старая квартира?

– У нас нет больше квартиры в Москве, – призналась девушка.

– Ничего не понимаю, – нахмурился Альберт Петрович. – Ну давай все начнем сначала. Ты убежала из дома. Ты можешь вспомнить, откуда именно ты убежала?

– Нет, – она действительно не смогла бы назвать ни адреса дачи, ни поселка, где она была построена. Вчера вечером она, конечно, не запомнила дороги и тем более не спросила, куда именно они едут. С отцом всегда было спокойно и надежно. Кроме того, он не любил, когда задавали лишние вопросы.

– Ну и ситуация, – вздохнул Альберт Петрович.

– Я пить хочу, – вдруг сказала девушка.

– У меня на заднем сиденье в пакете есть бутылка минеральной. Возьми ее, – показал он на большой белый пакет.

Она не заставила себя упрашивать и, перегнувшись, достала минеральную воду. Жадно припала к бутылке. Он видел, как она пьет. И когда она выпила всю воду, он спросил:

– Ты, наверно, и есть хочешь?

Девушка испуганно кивнула головой. В машине было тепло и спокойно. И ей не хотелось ни о чем думать.

– Сейчас по дороге куплю тебе какие-нибудь бутерброды, – сказал Альберт Петрович, – деньги ты, конечно, не взяла? Ну ничего, что-нибудь придумаем. Только нужно решать, что делать потом. Может, ты мне дашь телефон твоих родителей. Как позвонить твоей матери?

– У меня нет мамы, – нахмурилась девушка.

– А отец?

– Он... он болен...

– Ясно, – ему все больше не нравилась эта ситуация, и он не знал, что ему предпринять. Альберт Петрович был врачом и возвращался из подмосковного городка, где работал заместителем главного врача в местной больнице. Он устал, и ему хотелось спать, но неожиданная встреча переворачивала все его планы. Нужно было решать, что делать со своей неожиданной попутчицей.

Он остановился около небольшой закусочной, где купил горячие пирожки, бутерброды, две бутылки воды. Глядя, как девушка набросилась на еду, он понял, насколько она была голодна. Но если эту проблему можно было решить довольно легко, то оставалась другая проблема – что ему делать с испуганной и вконец запутавшейся девочкой.

Ирада даже не знала, что его интересует ее судьба еще и потому, что у него была собственная дочь восемнадцати лет. Вдовец, он женился вторично пять лет назад. И женился крайне неудачно. Постоянные скандалы его новой супруги с девочкой привели к тому, что он был вынужден разрешить дочери жить у родителей покойной первой жены. Именно из-за своей неудачной женитьбы он перевелся в дальнюю больницу, где часто оставался ночевать, чтобы избежать семейных скандалов. По натуре он был человеком мягким, покладистым и всячески избегал обострения ситуации, предпочитая обходить острые углы. Собственно, он даже и не женился второй раз. Узнав, что он вдовец, его новая супруга просто женила его на себе, перейдя жить к нему домой со своим маленьким сыном, который называл Альберта Петровича «дядей Бертом». Сейчас ему уже было шестнадцать лет, и этот оболтус заканчивал школу.