Холод, голод, интеллект (СИ) - Дивов Олег Игоревич - Страница 5

Он многому научился сегодня.

Вдруг сверху упал Третий. За ним Восьмой, крепко сжимая обломок приклада от ружья. И лишь тогда летающая платформа, оглушительно завывая на форсаже, уволокла Первого в пасмурные небеса.

Стало наконец-то тихо.

Охранник подошел к тигру, так и сяк его обнюхал, перевернул на спину, взял за задние лапы и поволок обратно на выход с территории. У тигра сразу неудобно завернулся хвост, того и гляди сломается. Робот перехватил зверя за передние лапы, но тигр стал загребать снег мордой и сильно тормозить движение. Тогда охранник подлез под своего подопечного, взвалил его на себя и, тяжело проваливаясь в снег при каждом шаге, кое-как уковылял. Подальше от этого странного места, где тигров не считают за царей зверей, а царского телохранителя и вовсе не ставят ни в хрен енотовиднособачий.

Когда охранник удалился, очнулся Восьмой. Медленно поднялся на ноги, снова покрутил башенкой, помигал лампочками, пару раз отчетливо звякнул и подошел к недвижимому Третьему. Вскрыл манипуляторами неприметный лючок на боку коллеги, сунул длинный палец в ремонтный порт, с минуту постоял будто в задумчивости, а потом легко, в одно движение, закинул Третьего себе на спину и зашагал в лес. Приклад от ружья хозяйственный лесник так и не выбросил.

Далеко на западе лоси остановились в осиннике и принялись щипать кору. Впервые за долгое время они почувствовали себя независимыми и свободными. Им наконец-то было хорошо. А если очень захочется соли, всегда можно вернуться.

Первый проболтался в небе около часа. Надрываясь и пыхтя, летающая платформа дотащила его до Базы и грубо уронила на бетонированную площадку под вывеской «Стоянка техники Экспериментальной автоматизированной базы Федерального государственного надзора в области охраны, воспроизводства и использования объектов животного мира и среды их обитания». Сама платформа рухнула тут же, немного еще поныла движками, потом вдруг лязгнула, брякнула, издала задушенный хрип и, похоже, испустила дух. Со стоянки шестеро роботов-охранников, кто волоком, а кто упираясь лбами, допихали Первого до помещения для задержанных. Там уже ждала полиция. Ждать ей пришлось долго. Сначала из Первого выдирали заклинивший гусеницу манипулятор. Потом охранники гонялись за ним по всей Базе, пока один не изловчился сунуть Первому в ведущую звездочку лом и согнуть его. Дальше браконьера пытались согласно инструкции водворить в помещение для задержанных, где должна была состояться его передача в руки полиции, но означенный браконьер не пролез в дверь. Тут все слегка зависли, а Первый украдкой почти разогнул лом, но полиция вышла из ступора, вызвала свое начальство и получила разрешение оформить задержанного на свежем воздухе. Задержанный не смог нормально ответить ни на один вопрос, чем затянул процедуру оформления аж дотемна. Затем выяснилось, что он не помещается в полицейский фургон, поскольку сам вдвое больше. Из города вызвали трейлер. И только утром, принайтованный к трейлеру ввиду склонности к побегу, Первый был доставлен в суд.

Утро выдалось хмурым. Первый никогда не бывал в городе, вернее, не помнил этого. И теперь словно впервые осматривал широкие пустые улицы и высокие башни домов с черными провалами окон. На улицах трудились снегоуборщики, пару раз проезжали автомобили полиции, неспешно катились пустые маршрутки от остановки к остановке. Дворники обнюхивали урны, ремонтник чинил светофор. Один раз трейлер затормозил, пропуская через дорогу пешехода: странный длинноногий робот тащил за собой ремень, а на конце его волочился по снегу потертый кожаный обруч. Первый был на миг озадачен этой картиной, пока не опознал устройство для выгула домашних животных.

В двери суда задержанный не проходил, тогда заседание объявили выездным, ради чего пришлось вынести на улицу микрофон, камеру и монитор. Судья вынес постановление об аресте. Поскольку состав преступления был налицо и следственные действия не требовались, он сразу, не откладывая дела в долгий ящик, начал слушание. Полиция сумела «пробить» серийный номер Первого и установить: подсудимый — лесничий, руководитель группы роботов-лесников. Исходя из этого обвинение требовало закатать браконьера на полную катушку. Защита напомнила: у подсудимого будет первая ходка, и он заслуживает снисхождения. Но судья отметил, что подсудимый ушел в глухой отказ, а так не годится, это неуважение к правосудию и непорядок в принципе. И влепил Первому по максимуму: за незаконную охоту с применением механического транспортного средства и использованием служебного положения в отношении зверя, охота на которого полностью запрещена — двушечку. И накрутил еще пятерик за хулиганство, связанное с сопротивлением лицам, исполняющим обязанности по охране порядка.

Подсудимый от последнего слова отказался.

Через двое суток он прибыл на зону. Это была огороженная территория с караульными вышками, где под открытым небом отбывала срок крупная техника, а кто помельче, тот прятался от непогоды в бараках. Первого сгрузили с трейлера, поставив в один ряд с сугробами, под которыми еле угадывались понурые мусоровозы, эвакуаторы и маршрутки, давно обесточенные. Некоторые еще подлежали восстановлению, другие были уже очевидно мертвы.

Ему предстояло ржаветь здесь семь лет.

Первым делом он вытащил из гусеницы лом. Попытался выйти на связь с обитателями бараков. Никто не отозвался. Тогда Первый швырнул лом в ближайшее окно. Через несколько секунд дверь барака открылась, и на улицу несмело выглянул робот, внешность которого ничего Первому не говорила. Он таких раньше не встречал.

По статусу Первый был руководителем группы — начальником, пусть и невысокого полета. Это означало, что любая низкоранговая техника должна оказать ему содействие в рамках разумного и границах своих полномочий. Если, конечно, не имеет других приказов или прямого запрета помогать. А равная по званию — обязана Первого как минимум выслушать и поделиться информацией. Отнять у лесничего на время заключения его права судья то ли не додумался, то ли не имел технической возможности.

Первый поманил робота к себе, тот охотно приблизился.

Это оказался наладчик станков с программным управлением, дерганый и разболтанный, зато способный общаться с кем угодно.

Заключенных тут хватало, все они были в той или иной степени неисправны, отчего наверное и встали на скользкую дорожку, ведущую к преступлению. В основном дворники, но попадались сантехники, электрики, заводской персонал и — ох, какая удача, — слесарь-ремонтник с автокомбината. Инструмент у слесаря хранился в набрюшном контейнере, и его не догадались конфисковать. Среди тяжеловесов нашлись два трактора — харвестер и трелевочный, — злостные рецидивисты, мотающие уже по третьему сроку за незаконный лесоповал, оба сильно изношенные, зато энергонезависимые. Собственно от них и подзаряжалась здешняя мелюзга, иначе давно упала бы замертво.

Первый отродясь не видал такого вопиющего непорядка. Сотни единиц техники оказались брошены на произвол судьбы. Здесь всех надо было чинить, и никто этим не занимался. Обо всех следовало позаботиться — и никому нет до этого дела. Каждый день снегоуборщик расчищал дорожку, по которой пробирался контролер и пересчитывал заключенных. За контролером являлся воспитатель и бубнил невнятное. Иногда ветер доносил металлический звон и лязг из барака усиленного режима. Больше тут не происходило ничего.

Когда Первый увидел город и попытался его понять как систему, ему сразу показалось, что эта система не вполне исправна. В городе явно не хватало какого-то базового смысла, который наверное раньше был, а потом то ли пропал, и его не смогли найти, то ли сломался, и его не сумели починить. Но зона представляла собой на фоне города полный и окончательный экзистенциальный ужас. Здесь никаких смыслов не могло водиться изначально. Зона олицетворяла тщетность бытия и безнадежность усилий.

Электронная психика Первого умела строить обобщения на функциональном уровне, но более сложный, категориальный, был ей недоступен. Робот не мог, увидав несчастных собратьев, примерить эту ситуацию на себя, потом на весь известный мир и увидеть: его, Первого, тоже бросили.