Акула пера в СССР (СИ) - Капба Евгений Адгурович - Страница 53

Вот ведь гад! Швыряться бутылкой "Боржома" — это просто кощунство! Как теперь я ее открою — зашипит ведь и плеснет наружу. Какой мерзкий человечишко…

* * *

Выход я нашел — на столе у президиума тоже стоял "Боржом", и я незаметно подменил одну из бутылочек, чувствуя себя героем компьютерной игры "Как достать соседа". Особенное удовольствие я получил, увидев, что толстый солидный тип уселся как раз напротив заряженной минералки!

Судя по табличке — некто Кучинский, из обкома. Наверное, один из тех влиятельных товарищей, о которых говорила Уханова. Хотя какое дело обкому до такой мелкой пташки, как я? Вопрос непраздный…

Заседание началось, и, честно говоря, я был приятно удивлен. Председательствовал и модерировал редактор "Гомельской правды" — Владлен Родионович Шестипалый. Бодрый такой товарищ лет пятидесяти, уверенный в себе, аккуратно выбритый и подстриженный. Ну, и красноречивый, с широкими жестами хозяина жизни.

Обсуждали вещи практические, не чинясь. Докладчики рассказывали о своем опыте работы: селькором, спецкором, фотокором, с мест звучали вопросы, уточнения. Господи, да одна приятная женщина лет тридцати, ухоженная и хорошо одетая голубоглазая брюнетка, рассказывала нам о невербальном общении, языке тела и всём таком прочем, что было очень модно в мое время! А штатный фотограф "Гомельской правды", худой и веселый дядечка по фамилии Кац, вполне себе доходчиво разъяснял принципы работы со стандартной редакционной фотоаппаратурой, можно сказать — на пальцах. В общем — предки не лаптем щи хлебали!

Потом были вопросы, которые до начала заседания Клуба на бумажках писали начинающие журналисты и присутствующая молодежь — и передавали в президиум. Матерые писаки и акулы пера из ведомственных и областных газет и журналов отвечали на них — запросто, своими словами. Товарищ Кучинский тоже несколько раз брал слово — рассказывал за политику партии и моральный облик советского журналиста.

— Ну что ж, мы, кажется, сказали всё, что могли. Повестка дня с нашей стороны исчерпана… — Шестипалый откупорил "Боржом", налил воды в стакан и вкусными глотками выпил его до дна. — Предлагаю сделать перерыв на полчаса, перекусить, оправиться — и дадим слово товарищам из регионов!

Кучинский, глядя на Шестипалого, сглотнул и потянулся к своей бутылочке. И — о да! — нахреначил себе минералки на рубашку, штаны и пиджак и принялся вытираться носовым платком, матерясь одними губами.

— Перерыв! — хлопнул в ладоши редактор "Гомельской правды".

Журналистская братия живо отреагировала на его предложение и ломанулась прочь из зала — штурмовать туалеты и буфет. А я морально готовился. Ща-а-ас, Чебурашка скажет речь.

* * *

— Текст должен быть интересен читателю, — начал с места в карьер я, — Прежде, чем говорить о высоких материях, нужно убедиться, что нашему читателю вообще интересно смотреть на то, что мы написали!

В зале заметно оживились. Я, черт побери, не стеснялся размахивать рукой, играть интонациями и подпускать в голос эмоций. В бытность мою преподавателем, я называл этот способ работы с аудиторией ужасным термином — "включить Гитлера". Адольф Алоизович был удивительной мразью, но оратором — превосходным. Ну да, нам кажется, что за трибуной он выглядел как маньяк, но сравните его экспрессивный стиль с монотонным бубнением большинства политиков — кого станут слушать? Покойный… То есть — ныне молодой и полный сил Владимир Вольфович Жириновский тоже это умел — с помощью кринжа и экспрессии привлекать к себе внимание.

— Знаете, сейчас на Западе развелось новомодных течений в искусстве: авангардизм, кубизм, леший знает какой еще — ..изм! Модно ходить и разводить руками и делать вид, что это великое искусство… Но у меня ко всем этим недохудожникам один простой вопрос: вы можете красиво нарисовать лошадку или нет?

В зале послышались смешки. Я улыбнулся и продолжил:

— Я — не могу. Потому мне и в голову не придет считать себя художником. Зато — я называю себя журналистом, корреспондентом, текстовиком, и потому каждый раз, прежде чем браться за социально значимый, общественно-полезный и архиважный и архинужный текст, задаю себе вопрос: я смогу написать интересную байку?

— Но позвольте! — Кучинский, который сидел теперь в другой рубашке, даже привстал, но Шестипалый усадил его на место и что-то зашептал на ухо.

— Для чего нужны газеты государству — это нам всем понятно. Но для чего нужна газета читателю? Я не могу сказать за все газеты, я работаю в районке. Районка — это такой мостик между властью, партией, людьми, которые принимают решения- и простым человеком. Где будут класть асфальт, какой дом следующий на очереди по капремонту, когда откроется новый магазин стройматериалов и какие мероприятия планирует Дом культуры — это все, конечно важно и нужно. А еще у нас в районе народ с удовольствием читает про своих друзей и соседей! И будет читать. Но есть один очень важный вопрос: мы с вами, товарищи, хотим, чтобы наши газеты читали потому, что больше нечего, или потому, что людям действительно интересно? Я для себя ответил на этот вопрос несколько месяцев назад. Кто-то из вас мог читать мои статьи, и увидеть, как сильно изменились в них стиль и подача…

— Да-а-а, верните нам старого Белозора! — крикнул кто-то из задних рядов.

На него тут же шикнули:

— Полотна на полосу про героев труда и жатву? Ну уж нет, такого добра навалом… Пусть говорит, не мешайте!

— Я понял, что не имею права делать то, что хочется мне! — приходилось жутко кривить душой. То, что хочется Гере Белозору, и то, что хочется мне — это две большие разницы, — Я понял, что в архивах и кабинетах невозможно найти ответы на те вопросы, которые волнуют трудовой народ.

— А где? — крикнул Артемов из Петрикова.

Он, кстати, прекрасно знал — где. Он был почти такой же, как и я — вечно в хвойных иголках, мазуте и дорожной пыли.

— Товарищ Артемов, вы точно будете со мной солидарны! Ответы нужно искать рядом с вопросами. На лесосеке, в канализации, за кулисами, в подъездах и беседках. И писать про них нужно интересно, понятно, просто!

— Послушайте! — возмутилась Анжелика Федоровна из "Жыцця Палесся", — Вы предлагаете не поднимать читателя на свой уровень, а опускаться к нему?

Вот это она конечно, бомбанула. Попала пальцем в небо! Ща-а-ас я ей…

— Опускаться на уровень? Ну, знаете ли… Я недавно брал интервью у нашего постоянного читателя — токаря с Метизного завода: передовик, стахановец! У него на столе лежал томик сочинений Козьмы Пруткова, рядом — паяльник, с помощью которого он чинил по схеме радиоприемник, и шахматная доска — по переписке играл с кем-то из Новосибирска. И знаете что? Таких читателей у нас не меньше половины! А вторая половина — это бабушки вроде моей соседки Пантелевны, которые днем работают уборщицами или сторожами, утром и вечером вкалывают на огороде и разводят курей, ночью — помогают нянчить внуков и в перерывах между этими достойными занятиями почитывают газеты и слушают радио — что там на Кубе, не загнулась ли Кампучия и какие нынче новости в родной Дубровице… Так что да, товарищи! Я готов говорить на языке своих читателей и опускаться до их уровня, потому как мне до него еще — расти и расти!

Аплодисменты! Они реально захлопали! Не овация, конечно — но долгие и продолжительные аплодисменты. Это был бальзам на душу.

— В общем, мне кажется — мы увлеклись формализмом и самолюбованием. Облекая нашу обычную, трудовую, советскую жизнь, наш социалистический быт в сложные лингвистические конструкции — мы не демонстрируем свое мастерство, а напротив — признаемся в собственном непрофессионализме. Упрощать — сложно, усложнять — просто, товарищи! Наши газеты должны быть такими, чтобы простому советскому человеку хотелось их брать в руки, они должны привлекать внимание с самой первой полосы!