Секта (СИ) - Булавин Иван - Страница 63

— Я не должен был появляться здесь, — он грустно опустил голову, но даже так был выше меня. — Мне пришлось, теперь я не смогу уйти так просто.

— Имя? — спросил я.

Одним сверхчеловеком больше, одним меньше. Раз он сам просит, почему бы не развоплотить его.

— Ирисорг, — назвался он.

— Гросири, — ответил я.

Он умирал иначе, его не растворило в воздухе, не разнесло в пыль, кожа его начала трескаться, сквозь неё прорывался свет. Потом оболочка слетела, словно облупившаяся краска, а свет, собравшись в облако, улетел в небо. Всё вокруг потемнело, где-то в темноте слышались крики чудовищ и человеческие стоны, звёзды в небе плясали, постоянно меняясь местами, а потом исчезло всё.

Я очнулся на берегу реки. Трава, речная галька и тихо журчащая вода. Стоял туман, а в тумане, где-то далеко слышался плеск. Лодка? Точно, кто-то гребёт. И звук этот приближался.

Минут через пять показалась лодка. Та самая. Лодочник, укрытый с головы до ног плащом, а рядом с ним стояла ещё одна фигура. Небольшого роста, худощавая, она стояла лицом ко мне, в глаза бросались длинные светлые волосы. Я едва не упал в обморок, но сделать это, находясь в призрачном мире, было проблематично. Лена, моя Лена, пришла сюда из царства теней.

— Привет, Максим, — лодка ткнулась носом в берег, а маленькая фигурка моей жены, одетая в лёгкое белое платье, спрыгнула на прибрежный песок. — Я ненадолго, мне сюда нельзя.

Я протянул руки, чтобы обнять её, но она отстранилась.

— Нельзя этого, ничего нельзя, только говорить.

— Говори, — с радостью откликнулся я, довольный тем, что слышу любимый голос.

— Спасибо тебе, — сказала она, улыбнувшись той улыбкой, за которую я её и полюбил. — Не за месть, месть никому не приносит счастья. Ты уничтожил зло, изгнал его из мира живых, где им не место. Ты спас тысячи жизней, тех, кого они не успели погубить. За это моя тебе благодарность. И ещё: ты мне должен пообещать.

— Всё, что угодно.

— Я знаю, ты хотел умереть, жил только ради мести. Я хочу, чтобы ты мне пообещал. Ты останешься жив, женишься, проживёшь долгую жизнь и воспитаешь кучу детей. Маша — отличная девушка, с ней тебе будет хорошо. Обещаешь?

— Обещаю, — выдохнул я.

— Поцелуй меня, — попросила она.

Я потянулся к ней губами.

— Нельзя, — прошипел лодочник, но было поздно. Её губы обожгли меня могильным холодом, а следом всё вокруг потемнело, и я получил удар по голове.

Поначалу грешил на лодочника. Мы нарушили запрет, а он, видя, что словесные увещевания силы не имеют, приложил меня веслом. Потом понял, что лодочник тут ни причём. Я снова был в реальном мире, голова болела от удара о камень, а ударился я потому, что меня тащили. Кто-то грубо и бесцеремонно тащил меня за воротник. Подо мной был песок, а в песке временами попадались камни, об них-то я и бился головой. Но боль в затылке быстро забылась, уступив место новой боли. Внезапно я осознал, что всё моё тело представляло собой сплошной ушиб, изредка переходящий в переломы.

— Хватит, остановись, — попросил я.

Это подействовало, меня действительно перестали тащить, отпустив воротник. Тут я сообразил, что так и лежу с закрытыми глазами, хотя снаружи, вроде бы, стало светло. Надо бы ознакомиться с окружающей обстановкой.

Открыв глаза, я обнаружил себя рядом с машиной. Неподалёку лежала Маша, вся в крови, синяки под обоими глазами, она была без сознания, но дышала ровно. Жить будет. Чуть дальше обнаружился Павел Сергеевич. Выглядел тот ещё хуже, сразу постарев лет на десять. Рука его висела на косынке.

— Нельзя было аккуратнее тащить? — проворчал я, ощупывая затылок. — Одно сотрясение на другое — это не то, что мне нужно.

— Как будто я тебя тащил, — отозвался старик таким голосом, что становилось ясно, он здесь не замешан, он даже встать не может. — Меня самого тащили.

— А… кто? — спросил я.

Он кивнул мне за спину. Там, вывалив язык и тяжело дыша, сидел виновник торжества. Пёс был сильно побитым, кое-где отсутствовала шерсть, на морде запеклась своя и чужая кровь, но по глазам видно было, что он зверски доволен собой. Чижику хватило ума не соваться в пекло, пока там шла война, а потом, когда потусторонние сущности исчезли, он немедленно организовал спасательную операцию силами себя одного.

— Что делать будем?

— Отлежимся до вечера, а потом поедем к нашим. Заберём их и рванём домой, на родину. Благо, транспорт есть.

— Добро, — согласился я и снова закрыл глаза.

Эпилог

Прошло полгода. Мы с Машей поселились у меня на квартире. Теперь это наша квартира, где будет жить наша семья. Я вернулся на работу, денег хватает, будет хватать и потом, когда нас станет трое (Маша уже на третьем месяце). Здоровье, правда, восстанавливается медленно, стопа была сломана в двух местах, отчего до сих пор хожу с тростью. Работе это не мешает, а вот спорт пришлось сменить. Вместо рукопашного боя перебрался в обычную качалку. Веса набрал уже килограммов восемь, стал выглядеть старше и солиднее.

Маша оклемалась быстро, хотя у неё тоже не обошлось без тяжёлых травм. Даже небольшую трещину в черепе диагностировали. Но всё прошло, и теперь она бодра и весела, словно и не было в нашей жизни тех трагических событий.

Выбрались мы быстро, хотя машину пришлось вести, сменяя друг друга каждые полчаса. Своих мы забрали на прежнем месте, Витя пришёл в себя. Нога его, хоть и выглядела ужасно, благодаря стараниям Свена, осталась при нём, а потом, уже в больнице, благополучно срослась. После лечения он поселился где-то в глуши и жил на свою пенсию. Впрочем, он не бедствовал. У Рязанцева оставалась ещё немалая сумма на расходы, мы, посовещавшись между собой, решили отдать её скромному труженику видеокамер и прослушивающих жучков.

Сам Свен отправился обратно, выполнять никому не ведомые поручения Святого Престола. Он сделал пластику, вставил себе стеклянный глаз и теперь выглядел почти нормально. По крайней мере, на присланной им фотографии не было заметно страшной рваной раны.

Павел Сергеевич, фамилии которого я так и не узнал, тоже прошёл курс лечения. Старику пришлось туго, после вывиха связки на руке срастались медленно, да и другие травмы не спешили заживать. Возраст брал своё. Но, едва встав на ноги, он немедленно пропал с экрана радара. Просто растворился. Где он, и чем сейчас занимается, мы понятия не имели. Знали только, что жив. На Новый год он прислал нам открытку.

Профессора Рязанцева и Тони мы похоронили на месте, установив на могиле надгробный камень и написав на нём данные. Когда-нибудь я там побываю и проведаю могилу двух героев.

Последний участник нашей экспедиции, огромный пёс Чижик остался с нами. Так уж вышло, что только мы двое были способны о нём позаботиться. Зверь устрашающего вида теперь с радостным лаем носился по двору и играл с местными мальчишками.

Я окончательно успокоился, обрёл семейное счастье. Лена иногда снилась мне, но сны были добрыми, она ласково мне улыбалась и что-то говорила, но слов я ни разу не расслышал.

Недавно пришлось вспомнить обо всём произошедшем. В нашу дверь постучался человек, сказал, что он от Павла Сергеевича, что знает о наших приключениях, а потому попросил изложить на бумаге всё, что произошло со мной и Машей. Я и рассказал, обо всём, не умолчав даже о своих сомнительных «подвигах». Он, записав разговор, задал несколько уточняющих вопросов, после чего поблагодарил за сотрудничество и удалился. Тем не менее, нам он разбередил душу, потом пришлось долго плакать в обнимку и лечить нервы с помощью алкоголя.

А больше в нашей жизни не произошло ничего знаменательного, и, честно говоря, я этому только рад.