В поисках Витослава (СИ) - Лактионов Владимир - Страница 8

Прошло еще полчаса.

— Смотрите! — вдруг воскликнул наш добровольный провожатый, указывая крылом на восток.

Вдали из-за деревьев поднимались густые черные клубы дыма.

— Лес горит! — заволновался Карл, — надо удирать!

— Не сто́ит, — возразил Афиноген, — ветер с запада, он погонит огонь, если это пожар, на восток, к Эльбурзу.

— Анчутка, Анчутка, Анчутка! — проговорил я магическую формулу.

Через мгновение Анчутка появился передо мной.

— Это ваша работа?

— Наша. Это горит озеро перзофиля и немного леса вокруг…

— Какой в этом смысл?

— Озеро длинное, все пришлые — с той стороны. Ёлман следит, чтобы не загорелось лишнее и не погасло нужное. В пещере три человека — Сихаэль и двое дежурных. Все спят. Давай, шевелись!

Я шевельнулся, и наша шестерка в мгновение ока появилась возле пещерной копии Паруса. Я воспользовался фаритоном, Афиноген жезлом, бесплотные просто исчезли в лесу и появились в пещере, Карл, воспользовавшийся традиционным птичьим способом, отстал не более чем на минуту.

— Ну и быстро же они летают, — с уважением подумал я о карках.

— И беззвучно! — дополнил карк мою мысль.

— Карки читают мысли?

— Ты только сейчас это заметил? — ехидно осведомился Карл. — Запросто. Но только тот, кто в данный момент может думать.

Анчутка подошел к спящим и над каждым из них сделал руками несколько странных пассов. Тотчас рядом появились его маленькие и более симпатичные копии, которые тоже стали размахивать руками.

— Мои аватары, — пояснил он нам с Афиногеном. — Они навевают сон поглубже. В разных странах их зовут по-разному. В Дании это — Оле Лукойе, в Греции — Морфей, в Западной Европе — Песочный человек… Володя, Парус — вот он, перед тобой. Удачи!

Я сделал несколько шагов и оказался на берегу маленького озерка, из которого били вверх пять красивых, отливающих радугами, лучей. Средний чуть наклонился ко мне, и у меня перед глазами поплыли ласковые разноцветные круги. Моей последней мыслью стало: «Ах, как мне хорошо!», и я провалился во что-то теплое и мягкое.

Я сидел на удобном, поросшем мхом и лишайником камне, а вокруг, насколько хватало взгляда, простирался туман. Небо было чистым, Солнца видно не было — оно, то ли недавно скрылось за горизонтом, то ли еще не взошло. Издалека доносился приглушенный рокот морского прибоя. Недалеко от меня на таком же выступе скалы, приложив ладонь козырьком ко лбу и разглядывая горизонт, сидел человек.

— Здравствуйте! — я закашлялся. — Вы кто?

— Здравствуй, Владимир — ответил он, — я Сераф.

— Где-то я слышал это имя. — Я порылся в памяти и извлек оттуда совсем не то, что ожидал. — Кажется, так звали охранника пифии в фильме «Матрица»…

— Может, сразимся? Хотя, ты — явно не Нео.

— Но и ты — явно не тот, киношный Сераф.

— Счет: один — один. Диалог будет продуктивным. Чего ты хочешь?

— Я хочу узнать, куда ушли мои друзья.

— Допустим, ты это узнаешь. Что потом?

— Попробую их вернуть.

— Для чего?

— Бесплотные просили… Я не знаю…

— Наверное, ты хочешь, чтобы все стало, как прежде?

— Точно!

— Но ты прекрасно понимаешь, что это невозможно. Поэтому, у тебя есть выбор: либо отправиться домой, либо попробовать узнать, что случилось с твоими друзьями, но тогда для тебя тоже все станет не так, как раньше.

— Я сейчас подумал о жене…

— «Не так» — это не значит «хуже». У тебя восхитительная жена. Решай.

— Я тебе верю, но ты все-таки ответь: что будет со Светой… И, кстати, с Афиногеном, Анчуткой, Чопом и Пыхом, если… Короче, если я сильно изменюсь?

— Света и Афиноген тоже изменятся, а бесплотные получат обещанное.

— То есть, никто не пострадает?

— Будь уверен!

— Тогда я хочу узнать, что стало с моими друзьями!

— Да будет так.

И я опять оказался в пещере на берегу озерка с бьющими из воды лучами.

— Так я же… — Я осекся на полуслове. Видимо Сераф решил, что аудиенция закончена. Ну и ладно, я буду действовать по собственному усмотрению! Оглянулся: Афиногена нигде не видно, а за моей спиной бесплотные устроили целую пантомиму. В полной тишине они размахивали руками, стараясь дать мне понять, что я произвожу слишком много шума. Я сделал жест, означающий: «Валим отсюда!», и, убедившись, что меня правильно поняли, приложил сердолик к глазам.

Оказавшись в роще карков, первым делом я задал вопрос: «Кто знает, где Афиноген?».

— Мы не знаем, — ответил за всех Карл, — он шагнул в луч паруса вслед за тобой. Разве вы там не встретились?

— Я думаю, пространство, в которое мы попадаем, войдя к Парусу, бесконечное и многомерное. Наверное, Афиноген сейчас беседует с каким-то другим ангелом.

— Ангелом?

— А кем же еще могут быть, все эти Аитиры, Астерии, Ноэсы, или сегодняшний Сераф?

— Не обязательно ангелами. Высшие бесплотные бывают всякими — серафимы, херувимы, века, воинства, силы, начала, господства, престолы, архангелы, ангелы…

— Где ты только слова такие находишь?

— Хайоты, офанимы, арелимы, хашмалимы, малахимы, элохимы…

— О боги! Достаточно! Сколько же их всего?

— Ишимытаршишимы, шинаннимы…

— Хватит!!!

— Как скажешь, ты спросил — я ответил…

Рядом со мной из ниоткуда вынырнул Афиноген. Его лик был печален, чело нахмурено, взор туманен. Он почесал темя, затем грудь, наткнулся на большой нательный крест, посмотрел на него с каким-то недоумением, поскреб всей пятерней затылок, потом правую филейную часть, и в конце медленно и с выражением произнес: «Ахали цели!». Мы облегченно вздохнули. Он отверз уста и изрек:

— Я видел мир!

— Какой мир?

— Весь!

— То есть?

— Я сказал, весь — значит весь, вообще весь…

— Расскажи подробнее!

— Я есть хочу, пить и спать!

— Может, тебе еще и женщину?

— Есть женщину? Это отвратительно!

— Мы совсем не это имели в виду

— А что? А-а-а… Володя, Полетели к тебе… Только я не смогу, у меня страшно кружится голова…

— Держись за мой ремень!

И я извлек из кармана фаритон…

VII. Карта всего

Афиноген лежал навзничь с приоткрытым ртом и тихонько похрапывал. По его лицу медленно полз солнечный зайчик — результат многократного отражения от различных мебельных поверхностей проникшего из соседней комнаты лучика. Амебоподобное пятнышко света неторопливо переместилось со лба над правой бровью на переносицу, а затем переползло на слегка дрожащее левое веко. Святой отец, хрюкнув, повернулся набок и открыл глаза.

— А, это ты… Сколько я спал?

— Ты не поверишь, почти сутки.

— Меня могут хватиться. Где мой телефон? А еще мне очень надо в туалет…

Еще плохо ориентируясь в пространстве после пережитого, он сгреб лежащий рядом на стуле телефон и, натыкаясь на углы, двинулся в комнатку с одним сидением. Я зашел к Светлане на кухню.

— Как он?

— Вроде, ничего…

— Ты говорил ему?

— Еще нет. Потом… Нужно улучить подходящий момент.

Сегодня на рассвете кто-то разбудил его телефонным звонком, и, обычно добродушный в жизни, протоиерей, будучи, как с похмелья, явно не в себе, наговорил собеседнику такого… А в конце неоконченной тирады вдруг затих и захрапел.

— Как ты думаешь, он что-нибудь помнит?

— Скорее всего, нет.

Я слышал, как в конце разговора его визави кричал в трубку, часто повторяя слова «епитимья» и «отлучение от евхаристии». Наверное, это было что-то серьезное. Я тогда поднял выпавший из рук айфон, ушел с ним в соседнюю комнату и попытался объяснить звонившему, что батюшка очень нездоров, и я приношу за него глубочайшие извинения. Но утренний возмутитель спокойствия, видать, решил, что Афиноген просто напился в стельку и не вяжет лыка, послал меня подальше и отключился. А я еще несколько секунд машинально прислушивался к коротким гудкам.

Из туалета батюшка вышел уже почти ровной походкой, и его лицо сделалось более розовым, но, чтобы описать выражение этого лица, к десяти «ахали цели» не помешало бы присовокупить несколько «едрит растаких-то матерей».