Настоящий полицейский (СИ) - Прохоров Иван - Страница 71

Жужжание усилилось. Увернувшийся от удара комар взлетел прямо над ухом, и сел на карту Сортавальского участка за спиной Елисеева.

Капитан втянул голову в плечи и склонился ниже над книгой пограничной службы. Цифры замельтешили в глазах, показались тарабарщиной, он напряг ум и через несколько секунд снова увидел лица солдат за ними.

– Та-ак, – протянул он и принялся бормотать, – тринадцатый, двадцать первый – «чэгэ», девятнадцатый, тридцать четвертый, девятый – дозор. Опять те же. Нет, девятый нельзя. Двадцатый… Двадцатый можно. В секрете опять двадцать девятый и….и… Двадцать девятый в секрете живет, бл… Пускай в «чэзэ» пиз..ует. А шестнадцатый и тридцать первый туда, значит. Подожди-ка… Шестнадцатый еще в наряде. Шестнадцатый наблюдает. Значит тридцать шестой на вышку, а он… Демидов!

В коридоре, где со стороны оружейки раздавались тихие голоса и бренчание – дежурный снаряжал очередной наряд, послышались уверенные шаги, в дверном проеме возникло бледное лицо сержанта Демидова.

– Кто на воротах сейчас? – спросил у него капитан.

– Абдурахманов.

– И он же истопник?

Сержант многозначительно промолчал, как умеют молчать умные сержанты.

– Ладно, иди.

Елисеев снова углубился в цифры и, заметив, что восемнадцатый идет в два наряда одновременно, потянулся к ластику, но задел кружку с недопитым чаем. Комар с остервенелым жужжанием, как истребитель-камикадзе атаковал правое ухо. Елисеев выругался, шлепнул себя по щеке. В радиоприемнике раздались помехи. Голос Вуячича уже сменила София Ротару, но она тонула в белом шуме.

Елисеев хмуро посмотрел на приемник – странное дело, раньше никогда помехи на «Маяке» не ловил.

В коридоре стало тихо, но вскоре снова раздались шаги.

В проеме появился Демидов.

– Товарищ капитан, Буржина отправлять на доклад?

– Не надо, – Елисеев поднялся, недовольно сдвинув брови, – много ходишь, иди на пост.

– Есть.

Демидов исчез.

Елисеев снял фуражку с вешалки, посмотрел на радиоприемник, из которого раздавался теперь только сплошной белый шум и покрутил ручку настройки. Помехи меняли тональность, но – ни голосов, ни песен. Докрутив ручку до конца, он пошевелил антенну, начал крутить обратно. Сквозь помехи пробивался какой-то голос. Елисеев попытался «выловить» его крутя ручкой. В какой-то момент ему это удалось, и он услышал далекий-предалекий, будто с другого конца света голос.

– Он живет в деревьях и боится огня, он живет в корнях и боится огня, он живет…

Странный голос совсем не походил на приятные баритоны и сопрано советских радиоведущих. Скорее на голос до смерти напуганного забулдыги. Может помехи так влияют? Или финны опять чудят? Елисеев покрутил ручкой, но голос больше не «ловился» – снова только помехи. Капитан надел фуражку, вышел в коридор, дошел до дежурки, посмотрел на сидевшего к нему спиной Демидова, бросил взгляд в глубину коридора, откуда раздавался храп на все лады и вышел на улицу.

Под фонарем у стелы с красным флагом, на крохотной площадке, стояли трое сонных солдат, обвешанных помимо автоматов, громоздким снаряжением – биноклями, планшетами, аккумуляторными фонарями, радиостанциями, сигнальными пистолетами, магазинными подсумками. Все перетянутые ремнями крест на крест. У ног последнего в ряду,высунув язык, сидел Пират – немецкая овчарка.

– Пономарев, пуговичку-то застегни, – указал Елисеев на солдата с рябым лицом, стоявшего посередке. Тот поспешно загромыхал снаряжением, исполняя команду.

Да, подумал Елисеев, глядя на солдата. У финнов снаряжение все подогнано, пограничники зимой на снегоходах, с крошечными автоматами, похожими на «Узи», а летом на мотороллерах, а у нас недодумано как-то.

– Становись… Равняйсь! Смирно!

Солдаты вытянулись, натянув ремни автоматов. Елисеев приложил руку к фуражке.

– Приказываю выступить на охрану Государственной Границы Союза Советских Социалистических республик. Вид наряда – дозор. Задача: не допустить нарушения Государственной Границы СССР. Маршрут движения…

По взглядам солдат и тихому бренчанию карабина за спиной, Елисеев понял, что к ним подошел дежурный.

– Демидов, чего тебе? – капитан повернул голову, слегка отстранив поднятую руку.

– Товарищ капитан, там это… Филатов на связь вышел и орет чего-то…

– Что орет? – повернулся Елисеев.

Он уже почувствовал неладное – Филатов солдат опытный и дисциплинированный, орать или как-то иначе чудить не станет.

– Не могу знать, – ответил сержант, – повторно на связь не выходит.

– Сигнализационный комплекс что?

– Все в норме.

Елисеев быстро прошагал в дежурку. Схватил передатчик стационарной станции.

– Кабота, прием. Вента! Кабота, прием. Вента!

В ответ тишина. Елисеев сдвинул брови.

– Он с семнадцатого по двадцатый? – спросил Елисеев, глядя на дежурного.

– Так точно, в «чэгэ».

Еще хуже, подумал Елисеев – самый дальний участок.

– Что орал-то хоть?

– Что убивают.

Елисеев посмотрел в лицо сержанту. Тот был явно испуган, а Демидов не из пугливых.

– Свяжись с дежурным тринадцатой заставы. У них там пост наблюдения на стыке. И поднимай тревожную группу.

– Тревожную?

– Да.

Елисеев зашагал в свой кабинет, слушая как за спиной тишину пограничной заставы, разрывает крик дежурного:

– Тревожная группа, в ружьё!!!

На «шишиге» выехали семь пограничников, включая «Дозор» с Пиратом. Участок, охраняемый их заставой большой. Правый фланг границы почти двенадцать километров, левый – десять. Как назло пропавший «чэгэ» нес службу на самом краю правого фланга. В кабину рядом с водителем Елисеев посадил сержанта Бакалова, сам сел с краю, передал Бакалову новенькую «Айву», и тот, прижав к уху щекофон, без остановки заунывно бормотал позывные пропавшего наряда.

Отсутствие связи с нарядом нервировало Елисеева. Грузовик трясло на грунтовой рокадке, он напряженно вглядывался в контрольно-следовую полосу, выхватываемую светом фар. Со стороны границы ухала сова.

– Свяжись с Демидовым, узнай, что видел пост наблюдения с тринадцатой…

– У них наряд на вышке уже сменился. – Сообщил Бакалов, поговорив с дежурным. – Старый видел наш «чэгэ» около часа назад – ничего необычного, дошли до стыка и пошли обратно. Нарушений границы не замечено. Выстрелов не слышали. Сейчас все спокойно.

Услышанное отчего-то не принесло удовлетворения, хотя, в общем, сигнализационный комплекс молчал, и выстрелов не слышали – ни сигнального пистолета, ни автоматных. Границу не нарушали, значит. А если кто изнутри попытался бы напасть – мало ли бандиты какие-то, оружием завладеть или сбежать за границу – вроде от милиции ориентировок не было. Но в любом случае, Филатов солдат опытный – без боя и стрельбы его не разоружить, иных в «чэгэ» на стык не посылали. Нервировало Елисеева отсутствие хотя бы каких-то разумных версий. Если с нарядом что-то случилось – конец карьере, а не то, что прощай академия. И это еще в лучшем случае, а в худшем… Надо бы в комендатуру сообщить, а там новый майор дотошный. С одной стороны подстрахуешься, а с другой – окажется ерундой и нахватаешь лишних проблем.

Дорога плавно пошла вправо. Вдали на основной КСП что-то мелькнуло в свете фар. У Елисеева подпрыгнуло сердце вместе с «Шишигой», когда понял, что это тело. Ноги лежали на дороге, туловище на следовой полосе.

– Тормози!

Елисеев приказал спешившимся солдатам рассредоточиться. Сам побежал по краю дороги. По небольшому росту и затертой форме узнал рядового Войтенко. По-другому и не узнать – у тела отсутствовала голова. Посветил фонарем и чуть не стошнило – голову, будто оторвали. Под неровными краями плоти песчаная КСП пропиталась кровью. Примерно в двух метрах, посередине полосы лежал черный планшет, подписанный краской «ефр. Филатов», сверху наспех нарисована мелком стрелка в сторону сигнализационного комплекса. Молодец, Филатов, промелькнуло в голове Елисеева, пока он подбирался к планшету. Увиденное озадачило – рядом с планшетом на КСП были следы нарушителя, но довольно странные – маленькие следы ботинок, размера примерно двадцать пятого, а то и меньше. Даже на женский не тянет, разве что ребенка, да и то совсем маленького – лет пяти. Следы странные – сдвоенные, будто ребенок каким-то чудом прыгнул на КСП на три метра, а потом растворился в воздухе или взлетел. Елисеев даже посветил фонарем наверх. Рубеж инженерных сооружений был зачищен на двадцать метров в обе стороны от комплекса. Над головой – звездное небо, по обе стороны – лес, деревья покачивались от ветра.