Тайна для библиотекаря (СИ) - Батыршин Борис - Страница 52

Но, с другой стороны — недаром же китайский иероглиф «вэйцзи», обозначающий кризис состоит из двух других соединённых иероглифов «вэй» — «опасный, ненадёжный», и «цзи» — «точка изменения, решающий момент». Когда остатки Великой Армии хлынут на Смоленскую дорогу, волоча за собой огромные трофеи — вот тут-то и настанет момент действовать решительно. Да, опасно, да рискованно — но разве у него, Гжегоша Пшемандовского есть сейчас иной выход?

Во всяком случае, если он хочет хоть чего-то добиться.

XI-1

— Мой покойный шурин Борух Гершензон как-то рассказывал, что в недрах Боровицкого холма существует целое крысиное королевство. Будто бы крысы живут в глубинных коридорах, заброшенных ещё во времена князя Ивана Третьего и охраняют какие-то известные только их племени тайны.

— От кого охраняют-то? — лениво осведомился Ростовцев. Он сидел на досках, сваленных в углу соляного подвала. Остальные — гасконец, Янкель, Прокопыч, да и я сам, устроились рядом и медленно приходили в себя после сумасшедшего бега по подземным коридорам.

Как мы сумели выбраться в сравнительно обжитую часть подземелья, откуда было уже рукой подать до соляных подвалов, с которых началось наше путешествие — я до сих пор не мог понять. Божьим попущением, не иначе.

— От людей, от кого ж ещё? — удивился Янкель. — Борух человек мудрый, зря языком трепать не станет. Недаром он был шойхе́том, резником[1] московской общины, пока не удалился на покой.

— А на кой чёрт крысам понадобилась библиотека Иоанна Васильевича, он не рассказывал? — осведомился я, осторожно меняя положение. Ноги немилосердно ныли, как и пятая точка, неоднократно отбитая при падениях на каменный пол. — Вроде бы наша тайна, человеческая, а не крысиная?

— Вы ещё молодой человек, пан офицер, и многого не понимаете. — Янкель наставительно поднял грязный палец. Я усмехнулся — знал бы он, какой я «молодой» на самом деле.

— Только не говорите бедному Соломону, что вы что-нибудь слышали за крысиный театр графини Дашковой! — продолжал меж тем Янкель. Я оживился — эта тема числилась в списке столичных городских легенд, вызывавших в своё время мой живой интерес. Помнится, ещё историк Ключевский писал, что «Когда графиня разошлась с Екатериной и удалилась в частную жизнь, то стала нелюдимой и, поселившись в Москве, редко с кем виделась, еще реже с кем разговаривала и ничем не интересовалась. Чтобы заполнить свой досуг, она, президент Академии наук, приучила к себе несколько домашних крыс, которые составляли ее общество. Смерть детей ее трогала мало, но судьба крыс делала ее тревожной на целый день…»

Впрочем, вряд ли Соломон Янкель читал сочинения Ключевского, тем более, что их автор ещё даже не родился. А потому — не стоит его разочаровывать. Вдруг, и правда, расскажет что-нибудь интересное?

— Не слышал, врать не буду. О самой Екатерине Дашковой знаю, о том, что она сочиняла пьесы и ставила их в придворном театре — тоже. Но чтобы крысы…

— Вот! — На этот раз грязный узловатый палец закачался чуть ли не у самого моего носа, и я с трудом подавил желание отстраниться.

— Вы ещё молодой человек и не можете знать…

— Не могу, не спорю. — согласился я? — А что именно я не могу знать?

Янкель помолчал, осторожно потрогал расцарапанную до крови щёку.

«…И когда это он успел?..»

— Когда графиня Дашкова незадолго до своей смерти — а скончалась она недавно, всего два года назад — удалилась в своё подмосковное имение, то выпустила на волю своих хвостатых питомцев. Но не просто так выпустила, а поручила им заботиться о скрытой в недрах холма библиотеке царя Иоанна, поскольку на детей своих положиться не могла. Дашковские крысы были гораздо умнее и крупнее обычных обитателей недр Боровицкого холма. Они быстро захватили власть в Крысином королевстве и с тех пор свято блюдут завет своей покойной хозяйки.

— А на кой графине Дашковой беречь царскую библиотеку? — спросил Ростовцев. — Только не говорите, что это была какая-нибудь семейная клятва…

И он выразительно покосился на д'Эрваля. Гасконец сделал вид, что ничего не заметил — он баюкал на руках кожаный футляр с «катарским свитком», словно мать, баюкающая уснувшего младенца.

— А как вы об этом узнали, пан поручик? — удивился Янкель. — Борух таки да, уверял, что об этом никому неизвестно…

— Кроме него самого и ещё двух-трёх дюжин жидов московской общины? — насмешливо спросил Ростовцев. Его явно забавлял этот разговор.

— Чтобы да, так нет! — Янкель сделал испуганные глаза. — Это настоящая тайна, пан поручик, и бедный Борух поведал её мне только на смертном од=ре, в марте прошлого года…

Что-то многовато развелось в последнее время тайн. — буркнул Ростовцев. — давай, выкладывай, что он там тебе поведал?

Янкель тяжело вздохнул.

— Отец графини Дашковой, генерал-аншеф Рома́н Ларионович Воронцо́в был масоном, одним из основателей петербургской ложи. Не спрашивайте меня, как узнал об этом Борух, но только он уверял, что создавая ложу, он принял на себя клятву беречь чернокнижные тома из библиотеки московского царя. Вроде бы в ней содержался пергамент, в котором сказано, где хранятся христианские святыни, вывезенные из Святой Земли ещё крестоносцами. Масоны только из-за них искали библиотеку, а найдя — поручили Воронцову сохранять и передавать своим потомкам эту тайну.

Я не выдержал и подмигнул д'Эрвалю. Тот сделал вид, что нисколько не интересуется рассказом Янкеля — но я заметил, как дрожат его пальцы, сжимающие футляр.

— Эк всё запутано, перемешано… — подвёл итог Ростовцев. — Вот и говори потом, что не бывает случайностей!

Я встал. Измученные ноги, как и пятая точка, бурно протестовали против такого насилия.

— Полагаете, поручик, что это случайность?

— А что ж ещё?

— об этом мы потом поговорим, когда выберемся из Москвы. А сейчас — не кажется ли вам, господа, что мы тут слегка засиделись? Наверху уже вечер, темно, самое время уходить…

[1] Забойщик скота и птицы в еврейской общине

XI-2

С Янкелем мы расстались на Варварке, в половине квартала от обугленных брёвен на месте Глебовского подворья. Я вручил ему бывшему проводнику заветный свиток Торы, и надо было видеть, как полезли у него глаза на лоб. Да и Ростовцев не стал скрывать удивлённой гримасы.

— Вряд ли вы, Соломон, и ваши соплеменники полезут теперь раскапывать библиотеку. — торопливо пояснил я. Да и нам, вроде, незачем. Вот кончится война, сообщим о библиотеке хоть в Московский Университет — пусть добиваются, раскапывают, ищут. Ещё и тебя, Соломончик, позовут, чтобы нужное место показал!

— Но как же так? — Янкель, похоже, никак не мог взять в голову, как можно по своей воле отказаться от такого богатства. — Ведь там столько всего ценного! Золото с переплётов инкунабул, каменья, жемчуга…

Я хмыкнул.

— Не разочаровывай меня, Соломон. О духовном надо думать, а ты всё о золоте с каменьями. Вот твоя Тора — неужели её ценность на деньги меряется?

Янкель не ответил, лишь пожал узкими, измазанными подземной пылью и глиной плечами. Как бы не рванул под шумок куда-нибудь в Германию или, скажем, в Прагу, подумал я. Уж наверное, земляки и единоверцы ребе Лёва и Майера Ротшильда не пожалеют золота за такой раритет…

Впрочем, немедленно устыдил я себя, не стоит думать о человеке плохо, пока он сам не дал к тому повода. До сих пор Янкель нас не обманывал — глядишь, и правда, поспособствует спасению библиотеки. Найти-то теперь её несложно, было бы желание…

— Так что, Соломон, можешь верить, можешь не верить, но мне совершенно неинтересны ни инкунабулы со свитками, ни тем более какие-то там каменья и жемчуга. что было нужно нашему гасконскому другу, — я кивнул на д'Эрваля, — мы нашли. Что до меня то я, пожалуй, ограничусь вот этим сувениром.