Кровавое золото Еркета (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 40

— Если я не ошибся в подсчетах, то солнечное затмение произойдет именно сегодня после полудня, и произведет на всех определенное впечатление. Своих вояк я уже убедил, что дарованный с небес знак пойдет нам во благо, осталось в этом убедить хивинцев.

Александр хмыкнул, вспомнив, как мучительно страдал, пытаясь извлечь из памяти число знамения. Выходило приблизительно, примерно плюс-минус одни сутки, однако если поставить их непрерывной полосой, то три дня в подряд достаточно приличная дистанция.

А ведь это солнечное затмение, как он знал, сыграло роковую роль в судьбе русской экспедиции в той истории, которая ныне повторилась, но совсем с иными итогами. Тогда хивинцы, крепко получив от русского отряда, поневоле вступили в переговоры, страшась наступления гяуров. И когда солнце на небе почернело, превратившись в блестящий полумесяц, а землю укутала мгла, восприняли это не со страхом, а с ликованием, посчитав хорошим знаком, ниспосланным им аллахом.

А дальше все просто — хозяева на переговорах обдурили Бековича, перенесшего личное горе, а потому и невнимательного, заставив того отдать приказ войску разделиться на отряды. А затем вероломно напали на русских, истребив их поодиночке — тут огнестрельное оружие уже не могло выручить. Самого князя и нескольких человек из его окружения, ждала горшая участь — их люто казнили, предав жесточайшим мукам.

Сейчас требовалось радикально переменить смысл будущего знамения, а потому осадив с вечера Хиву, войско стало лагерем, благо казаки, туркмены и каракалпаки свою задачу выполнили — столица ханства была обложена со всех сторон без всяких затруднений. Даже наоборот, с изрядной помощью. В окрестных селениях колодцы горожане не успели закидать падалью — им не позволили сделать это местные жители, что с восторгом встретили войска нового хивинского хана, которого все уже втихомолку объявляли наибом праведных халифов, времена которых были тысячу лет тому назад, и о них все основательно подзабыли.

Бекович хорошо понимал сторонников бывшего хана, те еще кровопийцы — скостить за раз с народа столько налогов и податей мог только либо праведник, или мятежный безумец, что с точки зрения правящего класса являлось равнозначным. Однако силенок у его врагов было мало, а большая часть населения от них просто отвернулась.

Только два города — Хива и Ургенч — закрыли перед его полками ворота, не признав его новым ханом. В них были сильны позиции родственников и сторонников бывшего правителя Шергази-хана, причем при поддержке мулл, которых в столице ханства было чересчур много — сановники и вельможи были к ним щедры и постоянно давали подачки.

Имамам к тому же сильно не понравилось, что в войске Девлет-Гирея-хана большую часть составляют христиане. К тому же всех рабов единоверцев, они немедленно отпустили на волю, мужчин, женщин и детей, не заплатив их хозяевам ни таньга. С многими рабовладельцами, кто относился к невольникам с жестокостью, «расплатились» острой сталью, отомстив за невинные жертвы. И при этом отобрав все имущество с домами, а семьи обратив в рабское положение…

— Хива не откроет перед тобой ворота, Девлет-Гирей-хан! Нам не нужен повелитель, что привел на наши земли войско гяуров от белого падишаха Севера! Уходи по добру — мы сами выберем нового хана!

— У меня правоверных намного больше, айхун! Туркмены, кайсаки, каракалпаки, мангыты, ногайцы — куда многочисленнее христиан! А еще сарты — их под мои зеленые знамена с охотой пришло несколько тысяч. Христиане, великолепные войны, их учат «огненному бою». Пройдет два года, и никто ни в Мавераннахре или Хоросане не смогут им ничего противопоставить, они уничтожат любого моего врага!

— Пусть так, хан! Но они гяуры…

— Султанам Блистательной Порты служат много христиан, причем на флоте капудан-пашами, а в войске сердарами. И воюют со своими единоверцами, принося султанам победы и славу. Нечестивец Шергази, поклявшийся на Коране, и задумавший вероломство, уже погиб от их рук. Ты уже посмотрел на его голову, пусть высохшую — она на коле торчит! И к ней могут добавить еще многие неразумные головы — всех тех, кто не внемлет моему слову и не склониться передо мною! К тому же меня не нужно выбирать — сами сабли говорят о том, что я властитель по праву!

Седобородый старец, глава всех верующих в Хиве, смутился — айхун уловил в словах неприкрытую угрозу. А Бекович продолжал негромко говорить, понимая, что его позиция более выигрышная.

— Это они сейчас гяуры, хотя «люди Писания» — а потому с ними имамы Ходжейли и других наших городов говорят ласково, склоняя к праведной вере. А я их щедро наделяю землею и водою — и как корни дерева, что саженцем укрепляются в почве, так и они со временем врастут в наше общество и без всякого принуждения примут нашу веру. И научат наших сарбазов воевать должным образом, а их дети будут служить моим наследникам. И Хорезм станет великим государством, как в прежние времена — кто тогда сможет выступить против нас?!

Айхун промолчал, впервые отведя взгляд в сторону — хивинцы брали в пример далекую от них османскую державу, так что доводы нового хана были вескими, привести что-либо в ответ было затруднительно.

— Но хан…

— Я не хан, почтенный айхун. Многие носят этот титул, но мне он не нужен! Я пришел возродить величие Хорезма, и по праву чингизида и потомка праведного халифа беру то, что мне принадлежит, и то, что на несколько веков забыто. Отныне я, и навеки мои потомки, будут с титулом хорезмшаха! И я покараю любого, кто возразит против этого!

Заявление было громким, тем более данным в присутствии военачальников — все разом приосанились, ухватившись за рукояти сабель. Драгоценности на их халатах отражали яркий солнечный свет — в глазах искрило. А Бекович, не дал опомниться айхуну, или сделать старику заявление, после которого придется его казнить. Последнее было-бы крайне невыгодным делом, а такие вещи здесь могут и не простить, громко заговорил:

— Отправляясь в поход, я потерял супругу-христианку и дочерей. И было мне видение, и сказал в нем мне сам пророк — «Иди на Хиву! И как подойдешь, я дам всем знак — закрою солнце и на нем появятся месяц! И покорятся тебе, как хорезмшаху и праведному халифу все земли Хорезма, и объединишь ты Мавераннахр и Хоросан. А те, кто не внемлет этому знаку с небес — святотатцы, и пусть далее не носят свои глупые головы!»

Бекович обвел тяжелым взглядом притихших военачальников и прибывшего на переговоры айхуна с имамами.

— Я все сказал, и теперь ждем знамения. А ты, айхун, помолчи — а также жди знака с небес. Но отправляйся в Хиву, и о том видении расскажи всем жителям! И как оно появится на небе — то пусть открывают ворота хорезмшаху и падают ниц, прося пощады за то жуткое оскорбление, что мне нанесли, закрыв ворота! А если они продолжат слушать родичей убитого мной Шергази, и не принесут их головы на блюдах, то…

Князь сделал долгую паузу, смотря в побледневшие лица имамов — те клятвенные слова, которые он давал, были страшны:

— Много веков назад муллы Хорезма вознеслись в своей гордыне и одобрили убийство хорезмшахом послов Чингиз-хана. Тот пришел с войском и уничтожил всех, и разгромил Гургандж. И теперь я обращаюсь к тебе, айхун, и к вам, почтенные имамы. Не сотворите подобного кощунства! Шергази убил в Хиве двух моих послов. А раз вы закрыли ворота, то одобряете это преступление — но я прощаю вас и жителей!

Бекович остановился, все же время жаркое и требовалось сделать короткую передышку и чуть отдышаться.

— Но когда появится знак на солнце и тьма накроет землю — подумайте и покайтесь! А если вы этого не сделаете, то клянусь — Хива будет разгромлена, и пощады не будет никому! Пока я смотрю на вас как на неразумных детей, и накажу, но щадяще. Но потом пощаду не просите — не дам! И срок вам сутки! Смотрите все время на небо!

Взмахнув правой рукой, он отправил айхуна и имама восвояси. И немного постояв, Бекович медленно и величаво удалился к себе в шатер, искоса посмотрев на солнце и расстроенно вздохнув — светило горело как всегда и ничто не выказывало признаков скорого затмения. В душу закралась тревога — слова то были сказаны…