Кровавое золото Еркета (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 32

— И что делать с телом, имамы — отрезать голову и водрузить ее на блюдо, а тело скормить шакалам?!

— Нет, великий хан — достаточно показать тело всем его воинам, что сейчас разбежались трусливыми собаками, и они поймут, что сражались и гибли за неправедное дело, а потому сам аллах обрек их на поражение. Хан, умерший нечестивой смертью, лучшее тому свидетельство — нельзя клясться на Коране, лелея коварные замыслы. За то будет наказание — немедленное и немилостивое к вероломному отступнику!

Сказано было больше чем достаточно, недаром есть древнее латинское высказывание — «sapiente sat». Нужно было решать немедленно, какое решение принять — поверить имамам или нет. Первый вариант сулил немалые выгоды — война может быть немедленно окончена, Хива откроет перед ним ворота и он станет ханом — не по выбору старейшин и беков, а по праву победителя, древнему и освященному многовековой традицией.

«А если не захотят и нарушат слово — так чего я теряю?! И так, и так придется брать Хиву и другие города штурмом, начнется басмачество, появятся курбаши — пойдет всеобщее веселье. И весь Хорезм превратится в одно большое пепелище, наполненное горем тысяч людей.

Понимают ли такую возможность развития событий имамы?

Несомненно!

Так что говорят они вполне искренне, предлагая свой вариант выхода из создавшегося положения».

— Сиюнч, — Бекович подозвал брата, и тот, подбежав, низко поклонился — кабардинец прекрасно понимал, что сейчас перед ним не родственник, а повелитель, которому при людях нужно показывать верность, почтение и беспрекословное подчинение.

— Возьми узденей — их все наши воины сразу узнают, и поймут, что повеление исходит от меня лично. Передайте всем, до каждого десятника и капрала мой приказ — Шергази-хан мертв, всем брать пленных и гнать сюда — нужно похоронить павших, о которых я искренне скорблю. Ведь они могли бы быть моими воинами, и верно служить мне. И еще — пусть из всех селений подходят люди от мала до велика, с арбами и ослами — негоже мясу пропадать, много лошадей ранены, и если их нельзя вылечить, то нужно дорезать и освежевать — мясо завялить, закоптить или сварить. И пусть поторопятся — до заката солнца не так и много времени — надо успеть!

— Слушаюсь и повинуюсь, великий Девлет-Гирей-хан!

Брат низко поклонился и отбежал, гортанно выкрикивая приказы — кабардинцы и ногайцы запрыгивали в седла. Через минуту только пыль взметнулась под копытами разгоряченных коней — умные лошади сами давно хотели покинуть место кошмарной бойни и сильно волновались. Ведь тут все пропахло смертью и пролитой на сухую землю кровью, а животные такое чувствуют гораздо острее людей.

— Поправьте меня, уважаемые, если я в чем-то ошибусь, — Бекович внимательно посмотрел на имамов и казначея — тот вполне пришел в себя и поглаживал бороду.

— Пророк завещал собирать с мусульман закят и ушр, с неверных джизью и харадж, ведь так?

— Да, это так, хан, ты правильно сказал, — осторожно ответил один из имамов, не понимая, о чем может пойти разговор. А Бекович обратился к казначею с вопросом:

— Уважаемый Досим-бей, скажите, какие еще налоги шли на пополнение ханской казны, ведь вы были советником у бывшего повелителя Хивы, и лучше других знаете состояние дел.

— Великий Девлет-Гирей-хан, налогов было много, почти два десятка, и они разные, — спокойно отвечал седобородый чиновник, моментально сообразивший, что раз его спрашивают об источниках пополнения казны, то собираются использовать в прежнем качестве, а не казнить. А потому начал достаточно подробно, но в то же время четко рассказывать:

— Основным является «салгут» — поземельный налог, его платят все дехкане, и постоянно. Потом идет «алгут» — уплата раз в год. «Чарат пули» — плата за гонцов, «турозуяна» — налог на весы, «афанак тули» — плата за известие о бегаре. А еще взимается «мирабана» — плата старейшине по разделу воды, «дурвазубон пули» — деньги, что берут привратники и охранники, «мушрифана» — плата за определение размера налога от урожая. А еще платят «чибук пули» — за освобождение от общественных работ, затем взимают…

— Все, остановись приводить примеры, уважаемый Досим-бей! А есть ли какие повинности, что возложены на народ Хорезма, уже обложенный различными поборами, — в голосе Бековича послышалась явственная ирония — он прекрасно понимал теперь, что с покорных дехкан выжимали буквально все, до последней капли, и до нитки.

— О великий хан, повинностей еще больше. Основная это «бегар» — один человек от каждой семьи должен отработать 12 дней, а часто и месяц на очистке каналов и арыков, разных стройках по ханскому повелению. А также сюда входит «кавуз», «качи» и «ички ва обхура кавуз» — ведь надо держать в полном порядке дамбы и плотины, каналы и арыки — и люди должны трудиться и не просить платы. А еще есть «алава оруб» — использование арб дехкан, «улок тутув» — отъем рабочего скота для использования на землях хана и беков, «суйсун» — убой скота для прокормления знати и угощения чиновников, и «куналга» — предоставления жилья любым проверяющим, посланных ханом или беками, и их прокормление. А еще есть «атланув» — участие с конем в ханской охоте, и…

Казначей увлекся, сыпал десятками названий всевозможных повинностей и поборов. Имамы и суфий только наклоняли головы, подтверждая все сказанное приближенным советником умершего хана.

«Дело знает, настоящий профессионал — такие любой власти нужны», — Бекович мысленно решил взять Досим-бея на службу. И решил прервать долгое перечисление, неожиданно сказав:

— Достаточно, я вижу, что ты чрезвычайно осведомлен в данном вопросе. А скажи мне, любезный — а кто не платит налогов?

— Как кто?!

Сановник непритворно удивился, всплеснув руками. Но внимательно посмотрев на князя, начал осторожно перечислять:

— Родня и приближенные хана, затем инаки и беки, их родственники. Все владельцы земель по тархану освобождаются от податей и повинностей. Все чиновники и ханские проверяющие, а также владельцы мульков — земель в частной собственности — они платят лишь ушр…

— Мне сказали об этом — они платят только десятую часть от одной лишь земли. В то время как арендаторов не зря называют «половинками», то есть яримчи. Они отдают владельцу половину с трудом выращенного урожая. А с оставшейся части выплачивают все поборы, и «благословляют» хана и беков за «мудрое правление»!

В голосе Бековича разлилась ядовитая желчь, и прорезалось нескрываемое ехидство, что казначей смутился и опустил глаза.

— А как же ислам?! Разве есть в учении пророка тот впечатляющий перечень поборов и налогов, который вы тут слышали. Скажите мне, почтенные, — князь пристально посмотрел на имамов, — где сказано в Коране, что богатые должны жить за счет обираемых ими бедных, и при этом владеть землей и не платить за нее?! А бедняки трудятся с утра до вечера на их земле, и при этом ее оплачивают. Разве это справедливо?!

Муллы стыдливо промолчали, потупив глаза, как и казначей — крыть было нечем, все прекрасно понимали сложившийся порядок вещей, выступив против которого можно было поплатиться содранной шкурой.

— И эти люди, нарушая заветы пророка, называют себя правоверными?! Интересно — тогда они кому служат?!

Вопрос, сказанный как бы про себя, снова завис в полной тишине — ответа на него не требовалось, да и слишком опасно было высказывать свое мнение по столь щекотливому вопросу. А Бекович продолжил рассуждать вслух, ставя вопрос и отвечая на него.

— Аллах всемилостивейший и всемогущий создал землю и воду, передав этот дар всем правоверным. И этот великий дар отобрали нечестивцы, которые присвоили его и требуют платы — и с каждым годом их корыстные аппетиты только растут, и они поднимают плату за сворованное у аллаха. Так кто они после этого?!

Столь радикальных идей из уст новоявленного хана никто не ожидал услышать, все присутствующие обомлели, лишь у суфия, мудреца, в глазах заплясали веселые огоньки. И ученики слушали хана, раскрыв рот — молодость всегда склонна к революционным преобразованиям и требует решительных перемен к лучшему, к установлению справедливости. Впрочем, такой он и сам был в молодости — с верой в социализм.