Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Цитадель Гипонерос (ЛП) - Бордаж Пьер - Страница 7


7
Изменить размер шрифта:

Адаман Муралл подождал, пока Барофиль Двадцать пятый пройдет в черную пасть округлого люка, и по-ребячески скорчил за его спиной неодобрительную гримаску.

— Входите, мой дорогой Адаман!

Экзарх глубоко вздохнул и в свой черед вошел в скромную комнату со стенами и потолком, покрытыми опталиумом. Сенсорный шар налился белым светом и медленно облетел четыре прозрачных саркофага, установленных на постаментах криохранилища.

Стеклянные стенки слегка запотели от конденсата, и под этой пеленой проглядывали очертания недвижных тел. Известно, что по характеристикам сохранения ткань отличается от человеческих клеток, поэтому, чтобы предотвратить нежелательные химические реакции, крио-бальзамировщики епископского дворца сняли с тел одежду. Адаман Муралл, несмотря на свое отвращение, не смог не бросить хотя бы по взгляду на двух женщин, мужчину и девочку, более трех лет пролежавших замороженными. Женщины эти, хотя и совершенно отличавшиеся друг от друга, были невероятно красивы; у одной из них была белоснежная кожа, длинные волосы отливали золотом, а изящество черт лица не уступало совершенству ее тела (насколько доступно было оценить человеку Церкви, скованному обетом целомудрия).

— Афикит Алексу, — пояснил Непогрешимый Пастырь, когда впервые ввел своего секретаря в эту комнату. — Сиракузянка, и даже венисийка. Среди воителей безмолвия прозвана Найей Фикит, вселенской матерью… Единственная дочь Шри Алексу, одного из последних мастеров индисской науки.

— Индисской науки?

— Шаманские ритуалы, наподобие колдовства, мерзость. Чему вас учили в ВШСП? По всей вероятности, девчушка — плод ее романа с мужчиной по имени Тиксу Оти, гражданином Оранжа. Что касается двух других — их имена неизвестны, мы знаем лишь, что они жерзалемского происхождения..

При каждом посещении этой своеобразной экспозиции по лицу Барофиля Двадцать пятого, когда его взгляд падал на пару уроженцев Жер-Залема, проскальзывала неизъяснимая тень печали. Адаман Муралл догадывался, что вид этих мужчины и женщины, физически совершенно сходных — с длинными, гладкими волосами, выступающими надбровными дугами, с крючковатым носом, смуглой кожей, побронзовевшей от криогенных препаратов, с буйными и густыми волосами на лобках — воскрешал в муффии ужасное решение, которое он принял в первые месяцы своего восхождения на престол: полное уничтожение Жер-Залема, ледяного спутника планеты Франзия, и истребление ста сорока тысяч жителей, занесенных в Индекс как великих еретиков.

Экзарх же старался не задерживаться взглядом на теле девочки, где крио-бальзамировщики — видимо, не без нездорового смакования, — выставили вульву напоказ. О, этот разверстый, запретный плод! Он тем сильнее гипнотизировал священника, что был свеж, безволос, непристоен в своей крайней наготе. Адаман с ужасом осознавал, что подвержен той же испорченности, что и множество кардиналов. Он изо всех сил боролся с этим отвратительным влечением, и вместе с тем знал, что однажды сдастся, что обратится однажды к одной из подпольных организаций, поставляющих человеческую плоть, и, укрываясь в недоступности своих покоев, предастся самым низким из мерзостей.

Он отогнал навалившиеся на него мрачные мысли, прислонился к стене и уставился на муффия, который окаменел с повлажневшими глазами перед витриной. Поведение Непогрешимого Пастыря смущало его. Что побуждало Барофиля Двадцать пятого, человека, управлявшего спрутом с несколькими миллионами щупалец и несколькими сотнями миллиардов подданных, приходить сюда и медитировать между этими четырьмя телами в криосне? Был ли этот абсурдный ритуал как-то связан с его долгими одинокими прогулками в другие забытые галереи дворца? С тем таинственным внутренним голосом, на который он ссылался иногда?

Понимать своего сопланетника стоило Адаману Мураллу определенных трудов, хотя они с ним чуть ли не ежедневно виделись уже почти два стандартных года. Патрон был существом с двумя обличьями, как те двуликие скульптуры древних жа-хокуойских храмов на левантийских мирах: на публике он проявлял неумолимую решимость, устрашающий фанатизм, но стоило ему удалиться в свои покои, как его броня уверенности распадалась. Он выглядел подавленным тяжестью своей ноши, терзаемым сомнениями, снедаемым раскаянием. Его кабинет днем и ночью осаждали викарии — черные кудахчущие гарпии, постоянно требовавшие новых репрессий, на которые он почти неизменно соглашался. И вот, под давлением евнухов из Большой Овчарни к пыткам на огненном кресте и коллективным церковным службам со стиранием добавились публичные унижения — церемонии, во время которых кающиеся бичевали себя или пронзали себе животы тонкими золотистыми иглами из опталия, истязания супруга супругом или ребенка родителем, радикальные стирания и другие обряды, сходившиеся под общим знаменателем намеренного увечья тела и разума.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Муффий упал на колени и распростер руки. По его изможденным щекам потекли обильные слезы. У него налицо присутствовали все симптомы мистического блаженства, описанные великим Армонием д’Эстре в его голографическом эссе о благодати и других божественных проявлениях: глаза закатились, черты лица полнятся неистовым внутренним светом, рот приоткрыт, как если бы он припал к невидимому источнику небесных миров.

Не в первый раз Адаман Муралл наблюдал, как приходит в экстаз Барофиль Двадцать пятый, но это зрелище по-прежнему будило в нем беспокойное чувство. Неужели Верховному Пастырю Церкви, чтобы прийти к благодати, так болезненно требовалось утолять себя видом этих четырех ледышек?

Мрачная атмосфера комнаты начинала нервировать экзарха. Помимо отвращения, которое вызывали в нем эти полутрупы, он не чувствовал ничего, кроме пагубного желания в отношении девочки и полного безразличия к мужчине и двум женщинам. Теперь он с нетерпением ждал момента, когда поднимется к волнам океана гомона и сумятицы, что заполонял епископский дворец. Ему непременно придется лавировать среди покушений, заговоров, интриг, ревности, вероломства, но по крайней мере он будет ощущать жизнь.

Через мгновение, которое его секретарю показалось нескончаемым, муффий наконец отбросил неподвижность и встал. Он не пытался скрыть или отереть слезы на ресницах, его голос эхом отозвался от стен комнаты:

— Разве ты ничего не ощущаешь, мой дорогой Адаман?

Адаман Муралл замер, притворился, что вслушивается, затем медленно покачал головой. И так всегда, как нитка с иголкой — проникновенное «ты» и вопрос, вечно один и тот же вопрос, на который он вечно давал один и тот же ответ:

— Никаких внутренних голосов не снисходит ко мне, Ваше Святейшество! Я всего лишь ничтожный слуга Крейца, один из безымянной массы, наводняющей вашу обитель…

— Крейц взирает не на звания, но на достоинства.

— Тогда, полагаю я, мои достоинства невысоки, ибо он со мной не заговаривает!

— Переставайте прибедняться, дорогой мой Адаман, и учитесь слушать душой.

Раздраженный секретарь предпочел сменить тему.

— Что сталось с Тиксу Оти с Оранжа, предположительным отцом этой девочки?

— Он исчез. Одни утверждают, что он мертв, другие — что тронулся рассудком и скитается из мира в мир, третьи — что он укрылся в параллельной вселенной, готовя свое триумфальное пришествие. Его последователи называют его Шри Лумпа или Шри Лумба, на языке аборигенов планеты Двусезонье — «сеньор Ящерица».

— Он так и не появился? Его сторонники ни разу не пытались вызволить четырех крио?

— Как раз на это втайне надеялся сенешаль Гаркот, когда больше стандартного года выставлял саркофаги Найи Фикит, ее дочери и двух жерзалемян на публичное обозрение в зале древнего сеньериального дворца. Но то ли потому, что воинов безмолвия не осталось, то ли потому, что им не свойственны магические способности, приписываемые простонародьем, только сети сенешаля остались пусты, и он наконец согласился на мою просьбу.

— Но почему же, Ваше Святейшество, вы изо всех сил старались заполучить этих жутких замороженных тварей?

Муффий сделал несколько шагов между прозрачными саркофагами под негромкое гудение постаментов-консерваторов. Несколько секунд он внимательно приглядывался к лицу Афикит Алексу, словно пытаясь разгадать ее тайну.