Малыш от генерального (СИ) - Коваленко Мария Александровна - Страница 22

Так, в очередной раз не выспавшись, я и поехала в офис. С водителем за рулем вместо Марата. С мечтой о кофе и уже привычным килограммом тонального крема, только теперь ещё и под глазами.

Ума не приложу, как смогла бы настроиться на работу и тем более на сегодняшнюю презентацию. Однако придумывать ничего не пришлось. Я просто открыла своим ключом дверь приемной. Сбросила на стол сумочку. А потом бодрость настигла меня сама. С шумом воды в душе, с веселым пением и видом полуголого и красивого как божество начальства, вальяжно продефилировавшего из ванной комнаты к шкафу в одном полотенце на бедрах.

Челюсть пришлось поднимать рукой. Буквально!

– У нас новый дресс-код? – Наверное, стоило молчать, а еще лучше –  рвануть к себе или отвернуться. Так откровенно пялиться на полуголого босса было как минимум неприлично. Но я ничего не могла с собой поделать. В стороне стоял разложенный диван со смятым постельным бельем. Впереди – покрытые блестящими каплями широкие плечи, и ни одной посторонней женщины рядом. Ни одной любовницы, с которой в моих фантазиях Монстр сегодня провел ночь.

– Нравится? – Марат обернулся. – Подумываю для своей помощницы такой ввести. Только без полотенца. Как считаешь, ей пойдет?

– Какое счастье, что меня с недавних пор понизили до секретарши.

Полотенце упало на пол, и, заливаясь румянцем, я все же отвернулась.

– Как понизил, так могу и повысить. – В тишине послышался стук вешалок, шелест ткани и звук застегиваемой молнии. – Только, боюсь, работать придётся в закрытом кабинете и в основном физически.

Дверца шкафа хлопнула, и сразу же за спиной раздались шаги.

– Как спалось в одиночестве, маленькая?

От этого изменившегося, мягкого тона меня пробила дрожь. Вроде бы никто не дрессировал, но уже, как собачка Павлова, реагировала на эту интонацию.

– Сном младенца. Сладко и без сновидений.

Пока не оказалась припечатанной к очередной стене, я резко рванула к двери и остановилась только в приемной.

– И не скучала? – Глядя мне в глаза, Марат принялся медленно, лениво надевать рубашку.

– Так радовалась, что поскучать не нашлось времени.

Не смотреть было сложно. Белая ткань скользила по литым мышцам, будто гладила. Идеальные кубики на животе напрягались от каждого движения. А косые мышцы своей идеальной «V» так и манили опустить взгляд ниже пряжки ремня. Так и указывали.

 Никогда не видела мужской стриптиз, но сомневаюсь, что даже самый откровенный танец смог бы сделать со мной то же, что сейчас творил собственный босс. Колени опять постигла какая-то странная болезнь, язык превратился в бесполезную штуковину, и даже разрывающийся от звонка телефон не мог заставить отвлечься.

– Эх, а я надеялся, что обо мне хотя бы вспомнят. – Так и не застегнув все пуговицы до конца, Чудовище потерло шею и довольно улыбнулось. – Ну хотя бы кофе я заслужил?

Будучи точно уверенной, что сейчас скажу «нет», я открыла рот. Что-то произнесла. И только потом поняла, что ответила «да».

– Чудеса. И даже без слабительного и мышьяка? – улыбка Марата стала еще шире и еще довольнее. Он словно не кофе у меня выпросил, а сердце, душу и мою безвольную тушку.

Теперь ответом так и напрашивалось: «С тем и другим». Я бы еще снотворного сверху добавила, чтобы уснул и не мучил меня своими вопросами и взглядом.

Но себе я больше не доверяла. Говорить было опасно. Потому вместо слов направилась к кофемашине и поставила под рожок сразу две чашки.

Состояние растерянности продлилось до обеда. Оно не мешало справляться с работой. Наоборот, с бумажками и таблицами разбираться было легче – я погружалась в каждый вопрос с головой, не замечая ничего вокруг.

Но после обеда все переменилось.

Из Сочи прилетели Игнатовы, отец и сын. Ресторан на последнем этаже нашего бизнес-центра закрылся для спецобслуживания, и туда по одному и с парами стали стекаться акционеры.

Я поднялась наверх одной из первых. Генеральных подрядчиков мы не меняли уже несколько лет. До того как Марат раскрыл аферу Герасимова, в таких презентациях не было необходимости.

Сам Герасимов, как владелец пятипроцентного пакета акций, казался идеальным партнером. Объекты строились один за другим, и остальные акционеры вспоминали о нас лишь, когда приходил черед платить налоги с дивидендов.

Ни у кого и мысли не возникало вмешиваться в управление. И сегодня нам предстояло сделать так, чтобы все проглотили новость о смене подрядчика без паники – отметили как праздник с огромным количеством алкоголя, с шоу и без сюрпризов.

Фирма, занимавшаяся организацией банкета, расстаралась по высшему разряду. В кратчайшие сроки они нашли подходящих артистов, решили вопрос с меню и даже согласовали с помощником Игнатова каталоги. Глянцевые, яркие, они сейчас лежали на каждом столике и помогали создавать впечатление, что не мы в срочном порядке избавляемся от прежнего подрядчика, а новая компания снизошла до работы с нами.

Осталось лишь пережить это нашествие и не позволить Герасимову испортить праздник. Казалось, ничего сложного. Не первый раз в моей жизни проходили подобные мероприятия и, вероятно, не последний.

 После Сочи губы вспомнили, каково это – улыбаться часами. Аромат цветов и шампанского настроил на правильный лад. И какое-то ещё незнакомое чувство заставило порхать над полом.

Я почти не замечала боли от неудобных туфель, которыми ещё в Сочи натерла ноги. Не обращала внимания на плотоядный взгляд младшего Игнатова. Беременная, невыспавшаяся, пережившая утром эротическое шоу в исполнении одного из самых красивых мужчин Северной столицы, я по-настоящему наслаждалась собственной презентацией.

Кружилась в каких-то своих облаках, чирикала, как беззаботная птичка, с акционерами, пока очередная гостья не заставила больно удариться о землю.

Она вошла в зал походкой королевы. Высокая, стройная и красивая настолько, что мужчины интуитивно стали поворачивать головы в ее сторону.

Даже если бы Герасимов решил сейчас закатить скандал, никто не обратил бы внимания на старика. Все смотрели бы только на нее. На длинные ноги. На красивое породистое лицо. На декольте, в котором можно было утонуть.

Все будто тянулись к ней. Пытались разгадать, по чью душу такое совершенство. А она, не замечая никого, направлялась к Марату.

Говорят, в прыжке с парашютом самое сложное – не приземление, не раскрытие купола, а решиться на шаг за борт.

Сейчас мне казалось, что я сделала именно этот шаг. Прыгнула, и не сама, а благодаря жесткому и неожиданному пинку инструктора.

Мой кармический инструктор точно ничего не знал о жалости. Ещё минуту назад я чувствовала себя почти счастливой, почти удачливой и красивой. А сейчас хотелось поскорее приземлиться и уползти подальше в надежное укрытие.

Вчерашний разговор с мамой не шел ни в какое сравнение. В памяти мелькали наши безумные поцелуи с Маратом, его улыбки, пошлые угрозы и горячие обещания. Я словно чувствовала его тепло. А наяву его целовала в щеку и брала под руку незнакомая роскошная женщина.

Даже Роберт не играл со мной так. Для него я была не самой идеальной, но единственной. А Марат...

Наверное, беременность и усталость все же сделали со мной свое коварное дело. Повода обижаться не было, но переносицу почему-то ломило. Новые линзы не вызывали никогда аллергии, но глаза вдруг начали слезиться.

А ведь я так радовалась, увидев утром смятое белье на офисном диване... Шутила про дресс-код... Чуть не забыла про кофе.

Наивная. Размечтавшаяся. Дура.

Впервые я ненавидела свою работу. Впервые хотелось соврать о болезни и сбежать к себе домой. Вместе с той слишком чувственной женщиной, которую я боялась, Абашев, похоже, разбудил во мне ещё и обидчивого ребёнка.

Он не знал слов «надо» и «обязанности». Он тянул к выходу из зала и требовал нажать на кнопку лифта. Ему было плевать, что подумают другие и какие наступят последствия.