Единственный... (СИ) - Юдина Екатерина - Страница 28

— Я сейчас вернусь, — взяв свой телефон, я пошла в свою комнату и ответила на звонок: — Да?

— Чара, как ты можешь, так поступать? — голос мамы был взволнованным, отчаянным и злым.

— Мам, ты о чем сейчас спрашиваешь? — я растерянно прикусила кончик языка, сразу ощущая что-то нехорошее.

— Как ты можешь опять общаться с Кирианом Агеластосом? Чара… Почему? Зачем ты?..

— Откуда ты узнала? — спросила, чувствуя, как в груди все сжалось.

— И мне и папе еще утром прислали фотографии, — мама сделала глубокий вдох, будто пытаясь успокоиться и взять себя в руки. — Ты с Агеластосом, кажется в университете. Он полуголый и ты в его футболке поверх платья. Он держит тебя за руку и куда-то ведет.

— Кто… Кто прислал эти фотографии?

— Я не знаю. Чара, разве это имеет значение? Нам еще написали, что вы… господи, я даже думать об этом не хочу, но разве это и так не ясно? Что вы прямо в университете занимались чем-то таким. Что он опять пачкал тебя в одной из аудиторий.

— Мам, мы не занимались ничем подобным.

— Правда? Судя по фотографии, как раз занимались, — мама шумно выдохнула. — Я не хочу лезть в твою личную жизнь. Ты уже взрослая девушка, но… Чара, мне больно осознавать, что об тебя вытирают ноги, а ты это принимаешь.

— Мам, все не так. Он просто случайно дернул за мое платье и оно порвалось. Кириан отдал мне свою футболку и отвел к кузине. Она дала швейный набор, чтобы я зашила платье.

— Это же как сильно он «случайно» дернул за платье, чтобы оно порвалось? — мама мне не поверила. Все еще считала, что Агеластос брал меня в одной из аудиторий. — Ты говорила, что возвращаешься в Афины, чтобы учиться. Вот так ты учишься? Вот чем ты занимаешься в университете? Ты ведь к нему ехала?

— Нет, это неправда…

Мама не дала мне договорить.

— Чара, мы не хотели об этом тебе говорить, но я считаю, что все же стоит это сделать. У твоего папы больное сердце…

— Больное сердце? — я широко раскрыла глаза. — Почему вы раньше не говорили? Как давно?

— Уже несколько лет. На этой работе в Кастории, ему стало немного хуже, но терпимо. После этих фотографий, которые нам прислали сегодня, Хтония отвозила твоего отца в больницу.

— К-как он сейчас? — в груди все перевернулось и сжалось. Я ощутила жуткую тревогу, которая обвила тело и я на ватных ногах оступилась.

— Сейчас он уже дома. Принимает лекарства, но хочет поехать в Афины и разбить лицо Агеластосу.

— Все правда не так, как кажется. Кириан ничего плохого мне не делает.

— Ты можешь защищать его сколько угодно. Ты смотришь на него глазами влюбленной девушки, но это больные отношения, в которых он тобой лишь пользуется и позорит. Показывает насколько ты доступна. Ты хоть представляешь, что о тебе думали, когда ты в таком виде шла с ним за руку в университете?

— Я в ближайшее время приеду домой. Хочу увидеть папу и поговорить с вами.

Несколько долгих и тяжелых секунд мама молчала.

— Мы хотим, чтобы ты вернулась в Касторию навсегда. Забери документы из университета и возвращайся. Поступишь тут на учебу.

— Мам… — прошептала на выдохе.

— Я правда не хочу давить на тебя. Больше всего на свете, мне бы хотелось доверять твоим решениям, но я вижу, что сейчас ты на это не способна. Тобой пользуются, Чара, и так будет продолжаться, пока ты не откажешься от Агеластоса, который тебя и девушкой не считает. С ним ты забыла, что такое гордость. Вот как ты могла простить его после того, что он сделал? Люди не меняются. Он опять будет делать тебе больно, а ты будешь прощать, лишь потому, что влюблена. Ты просто не видишь того, что мы видим со стороны. Ты считаешь это приемлемым и нормальным, но на самом деле это ужасно.

Я разомкнула губы и хотела возразить, но не смогла этого сделать. Мама не знала всего и в каких-то моментах считала, что все хуже, чем было на самом деле, но в тот же момент я умом понимала, что в кое-чем она была права. Кириан проделал в моей груди сквозную дыру и она до сих пор кровоточила. Но все же я опять рядом с ним. Нормально ли это? По сути, он лишь пальцем поманил, а я расплылась.

Я качнула головой. Попыталась прогнать эти мысли, но они прочно засели в сознании.

— Можешь считать нас плохими, но мы выдвигаем тебе ультиматум — или ты бросаешь Агеластоса и возвращаешься к нам, или можешь больше не приезжать в Касторию и звонить нам. Мы на твои звонки и сообщения больше отвечать не будем, ведь, раз ты посчитаешь, что Агеластос важнее… Значит так тому и быть. Мы больше ничего сделать не можем, но и видеть сломленную дочь не хотим. Я не желаю, чтобы этот ублюдок прикасался к тебе грязными руками прямо при нас.

— Мам, он не…

— Прекрати. Не оправдывай его. Я подобного слушать не желаю. Никогда. И если у тебя осталась хотя бы капля здравого ума и гордости, ты понимаешь, что он этого не заслуживает, — мама замолчала, но я уже успела уловить, что ее голос начал дрожать. Казалось, что она вот-вот заплачет. — Прошлой зимой нам прислали еще кое-что видео…

Мама запнулась, а я ощутила, как внутри все замерло. Я поняла, что за видео и в этот момент, казалось, подо мной разломилась земля и я, переставая дышать, улетела в бездну, в которой душу окутала адская боль и мои глаза начало неприятно покалывать.

— Мы не смотрели. Там только конец… В сообщении было, что нужно его посмотреть и те слова Агеластоса… — мама говорила прерывисто. Кажется, уже плакала. — Как ты могла его простить? Дочь… Доченька… Он же… — мама сделала несколько глубоких вдохов. — Он может сделать несколько подарков. Может извиниться. Но он не изменится. И твой папа долго работал на Агеластосов. Знает, как Кириан относится к девушкам. Каждая из них считала себя особенной для него. Пожалуйста, никогда не пытайся оправдывать его. У меня самой от этого сердце болит. Не знаю, что будет с папой.

— Давайте я приеду и мы поговорим, — прошептала, хотя не знала о чем мы будем разговаривать. Все было почти так, как сказала мама. И как же сильно сейчас было больно от ее слез.

— Нет, если ты приедешь, разговаривать об Агеластосе мы уже не будем. У тебя выбор — или приехать и забыть об Агеластосе, или остаться в Афинах, но уже забыть о нас. На этом все.

Казалось, что мама вот-вот отключит звонок, поэтому я на нервах, отчаянии и боли, сказала:

— Я приеду. Я вернусь в Касторию. Только… мне нужно три дня.

— Зачем они тебе?

— Нужно закончить все дела. Я так просто не могу покинуть университет.

Создавалось ощущение, что мама хотела что-то сказать, но промолчала. Лишь произнесла «Мы ждем твоего возвращения».

У меня дрожали руки. В груди бушевал сокрушающий водоворот и я понимала, что мне придется уехать отсюда. Разорвать любую связь с Кирианом. Может, это даже к лучшему. Или нет. Я ничего не понимала и сейчас могла думать лишь о том, что так сильно желала найти того, кто отправлял моим родителям те сообщения и сделать так, чтобы пальцы этого человека больше никогда не смогли коснуться дисплея телефона.

Дрожащей ладонью, я набрала Ксенона. Ни на что не надеялась, но, как только брат ответил, я попросила его дать мне совет.

— Один парень сейчас в очень тяжелом состоянии. Можешь, пожалуйста, сказать, есть ли у него хоть какой-то шанс выжить?

Я попыталась описать состояние Гатиса и сказала в какой больнице его сейчас оперировали.

— Того, что ты сказала, слишком мало, чтобы понять какие у него шансы на жизнь. У меня в той больнице есть знакомые. Скажи, как зовут того парня и я попытаюсь узнать, что с ним и сколько шансов на жизнь.

— Иерон Гатис.

Повисла тишина. Тяжелая и давящая. Та, которая пробиралась в изувеченное после разговора с мамой, сознание и вновь его мучила.

— Это тот парень, который вместе с Агеластосом спорил на то, кто первый тебя возьмет, — Ксенон не спрашивал. Утверждал. И голос у него сейчас был жестким.

Я не стала спрашивать откуда Ксенон спрашивал об этом. Лишь затаила дыхание и закрыла глазаю Горько опустила голову.