За пять веков до Соломона (СИ) - Николенко Александр - Страница 61

Тяжелые раздумья никак не отражались на лице Моисея, который продолжал поучать:

— Кстати, вот и правило первое заповеди «Бей друзей и врагов прощай!», как авторитет поддерживать. Помни всегда, что не имеешь ты права наказывать чужих людей. Но и не имеешь права не наказывать друзей. Про чужих — ясно все. На то они и чужие, чтобы свободу и волю их уважать. Но если человек друг тебе, то к нему в семь раз строже будь. Иначе произойдет то, что у меня с Аароном. Прощал я ему прегрешения мелкие. Не наказал за убийство командира гарнизона — помнишь, чем все в итоге обернулось? Выговорил строго несправедливое решение по Шаллуму, но не покарал никак. Так у него в сердце обида поселилась. Позволил Аарону головы сынам Каафа заморочить. Вот оно все бедой большой и обернулось.

Моисей давно научился, даже серьезный разговор ведя, совсем о другом думать. И сейчас все мысли были одним заняты. Как быть с Осией? Ведь всего одна ночь и день остались, а Моисей так и не понял, можно ли на молодого Навина рассчитывать. Не подведет ли в трудную минуту, не дрогнет ли рука, проявляя слабость? Но голос звучал ровно, только глаза цепко скользили по лицу молодого вождя:

— И второе знание заповеди «Бей друзей и врагов прощай!» службу верную сослужит. Слушай врагов. Наблюдай за врагами. Думай, как враги. Тогда никто страшен не будет. Ведь самое опасное — пренебрежение к врагам. Оно, конечно, для души всегда приятно — осознавать силу свою, но помни, что выбирать следует: хорошо сейчас — плохо потом или плохо сейчас — хорошо потом. Так лучше пусть сейчас я себя неуютно почувствую, когда увижу, что враги сильнее, чем потом за это головой поплачусь. К тому же у одного врага можешь большему научиться, чем у сотни мудрецов. Те обычно только рассуждать умеют, а враг — опыт свой десятками ошибок шлифует.

Осия смотрел непринужденно, но не верил Моисей больше тому взгляду.

— Наконец, последнее знание заповеди девятой. Цени искренность врагов. Чем выше взбираешься, тем сильнее твое одиночество. Большинство соратников снизу вверх смотрит, приблизиться не решается. Тогда единственными ориентирами остаются те, кто способен правду в глаза сказать. В большинстве своем — это враги твои, кто на соседних вершинах стоит, на поддержку своих людей опирается. Глядись в их слова, словно в воду чистую в колодце глубоком. Но помни при том, что, наклонившись низко, в колодец свалиться рискуешь. Потому врагов слушай, но голову свою на плечах имей.

Моисей замолчал надолго, скользнул взглядом по невесомым облакам, по рыжеющим на ярком солнце вершинам, по скрытым дымкой долинам.

— Осия, откуда у тебя этот рубец?

Вопрос прозвучал совершенно невинно, но Навин вдруг вспыхнул, зарделся весь, а в глазах, когда посмотрел он на Моисея, опять появились злые огоньки.

— Учитель, можно я после завтрашнего последнего рассказа отвечу?

— Завтра, так завтра. Только смотри, не протри дыру на руке, — шутка напряженно повисла в воздухе.

Так кто у него, в конце концов, погиб двадцать лет назад? И при чем здесь, этот идиотский шрам?

Глава Десятая

Используй высшую силу!

Аарон приподнялся на локтях и недоуменно закрутил головой. Мелкие камешки, бурый валун, заботливая прохлада тени в трех шагах. Почему же он лежит пластом на песке?

Жажда перестала мучить еще вчера. Но не ушла, нет, а спряталась поглубже внутри, лишь время от времени напоминая о себе резкими приступами. Тогда в глазах темнело, в ушах подымался звон, похожий на голоса тысяч систр, а по телу прокатывалась такая слабость, что Аарон в изнеможении оседал на месте.

Вот и сейчас понадобилось несколько минут, чтобы голова очистилась от тумана, и молодой сотник вспомнил все, произошедшее два дня назад. Нос опять ощутил запах гари, Аарон невольно напрягся. Он попробовал успокоиться, убедить себя, что резкий ветер давно развеял по пустыне золу погребального костра, но сознание не хотело сдаваться. Аарона замутило, он в который раз попытался облегчить пустой желудок. Внутренности вывернулись наизнанку, спазм прокатился снизу вверх, но это не помогло. Иссушенное тело не исторгло из себя ни капли.

Но в ушах перестало гудеть, и когда Аарон опустился без сил на песок, он снова мог ясно мыслить.

В тысячный раз сотник прокрутил в голове позавчерашние события. Кто бы мог подумать, что Моисей настолько коварен? Нет, Аарон, конечно, знал, что предводитель израильтян отнюдь не безгрешен и тоже, случалось, принимал жестокие решения. Но чтобы вот так продуманно и расчетливо избавиться от него, Аарона! В хладнокровное предательство до сих пор верилось с трудом.

Аарон напряг слух — ничего. Только ветер шуршит, перекатывает песчинки да мелкие камешки, а больше ничего. Вчера молодой сотник целый день ждал, когда же верные люди придут на помощь. Они ведь не оставят своего вождя в беде! Но солнце вначале медленно поднялось, потом также неспешно покатилось вниз, а вокруг по-прежнему оставались одни желтые ящерицы да черные муравьи. И все. Ни радостного крика, ни торопливых шагов друзей.

Вначале Аарон подумал, что Моисей расправился со всеми сынами Каафа. Ведь, не моргнув глазом, Моисей послал на смерть семерых подчиненных Аарона. И вспоминая свист хопешей, капли крови на песке, молодой сотник в тысячный раз спрашивал себя, правильно ли поступил, отправив товарищей на смерть. Ведь достаточно было одного слова, чтобы все поменялось.

Потом Аарон чуть успокоился, решив, что вряд ли Моисей казнил остальных сынов Каафа прямо в лагере. Не стал бы он братоубийство смертное простым израильтянам показывать. А еще позже молодой сотник утвердился во мнении, что остальные его люди, лишившись предводителя и самых смелых бойцов, отступили, договорились с коварным вождем. Небось, старый Узиил первым в ноги Моисею пал. Недаром старик во всем с Аароном спорил.

Лежать без движения становилось совсем невыносимо, и Аарон вскочил. Чем сидеть на месте, да ждать подмоги, которая, теперь уже ясно — не придет, лучше пойти, куда глаза глядят. Сотник сделал шаг, другой. Прохладная тень осталась позади, и беспощадное солнце впилось тысячами иголок-лучей в неприкрытые шею и затылок. Опять замутило, но Аарон заставил себя двинуться дальше.

В голову опять закрались грустные мысли о друзьях-предателях, поплыли один за другим образы Моисея, Махли, Узиила. Аарон машинально переставлял ноги, не видя и не слыша ничего вокруг.

Из очередного забытья его вывело странное шипение в двух шагах. Аарон приоткрыл глаза и тотчас зажмурился от яркого света, ударившего с чистого неба. Но еще перед тем Аарон увидел-почувствовал, какую-то быструю тень, что метнулась спереди. Аарон инстинктивно отдернулся, закрываясь рукой, ноги сами собой отпрыгнули назад.

Через мгновенье глаза привыкли к яркому солнцу, и Аарон остолбенел от ужаса. Прямо перед ним, мерно покачиваясь, шипела огромная кобра. Глазастый клобук раздулся, словно парус священной фараоновой барки, раздвоенный язык быстро-быстро мелькал из разинутой пасти, на кончиках зубов яркими самоцветами сверкали капельки яда. А в двух локтях за змеей, прямо у огромного валуна белела свежая кладка яиц.