За пять веков до Соломона (СИ) - Николенко Александр - Страница 22

Он тут же собрал совет правителей номов и поведал, что велели сделать всемогущие Боги, чтобы отвести от Египетской земли страшные кары. И случилось невиданное: совет не поддержал решения фараона. Впервые за долгие столетия Египетские управители выступили против посланника Богов. Но Аменемхат подготовился к такому повороту. По его приказу тут же во дворце самые ярые противники лишились голов. Это положило конец колебаниям большинства старейшин, и на новом совете те выражались намного благоразумнее, подчиняясь воле фараона.

Требование Богов выражалось предельно просто:

Единственное, что удалось сделать правителям, это уговорить фараона отнести требование Богов только к рабам, пощадив детей свободных египтян. Аменемхат, сам имевший троих малолетних сыновей, охотно пошел на уступку.

По всему Египту пронесся страшный стон. Военные отряды действовали быстро и жестко. Ночью они окружали очередную деревню, утром прочесывали каждый дом и умерщвляли всех отпрысков мужского пола. Пощады не было никому — залогом верной службы являлись собственные семьи. Аменемхат пообещал принести их в жертву, ослушайся хоть один солдат приказа.

Трупики детей сбрасывали в Нил. И великая река окрашивалась в кровавый цвет — и в тот раз виною тому не были безобидные красные водоросли.

Кое-где рабы сопротивлялись, и тогда убивали всех. Даже простые египтяне, которых не коснулось это бедствие, поражались жестокости богов, потребовавших такой жертвы, и беспощадности фараона, согласившегося исполнить их желание.

И только небольшая группа жрецов, почти месяц убеждавшая фараона в необходимости крайней меры, знала в чем дело.

За всем стоял строгий деловой расчет. Истребление малых детей резко сокращало число едоков на ближайшие десять-пятнадцать лет. Появлялся шанс выжить остальным. Убийство именно мальчиков не создавало проблем в будущем. Девочки-то не трогались.

Ведь когда они повзрослеют достаточно, чтобы рожать детей, недостатка в желающих стать отцами не будет. Даже если никого из сверстников в живых не останется…

Моисей расслабился и погрузился вовнутрь себя, как тысячи раз за долгие годы, проведенные в Мадиамской стране. Вначале тело налилось теплом, чтобы через мгновение унестись потоком куда-то вдаль. Но к удивлению Моисея, он не отправился путешествовать по неведомым землям и солнечным полям, как это бывало обычно. Вместо этого увидел себя на берегу Нила — в том самом месте, где находился физически. Краешек сознания, оставленный на воле, отметил это удивление, чтобы позже было над чем подумать.

Только краски, окружавшие Моисея, казались неестественно бледными и спокойными, да иной предмет, бывало, вздрагивал, словно живой. Больше ничто не выдавало присутствия в том, а не настоящем мире. Ничто кроме звуков. Их здесь попросту не было. Светлые, колеблющиеся картинки, полные движения и перемен, но совершенно безмолвные. Чем-то похожие на сон, но намного ближе действительности.

Моисей по опыту знал, что лучше всего дать свободу телу и пойти куда-нибудь. Неважно куда. Более того, если ни о чем не думать, ступни быстрее найдут правильную дорогу. Совсем как в известной мадиамской поговорке: в ногах — разума нет.

Моисей шел некоторое время, что опять не имело никакого значения здесь, во внутреннем мире. Случалось, за пару минут он оказывался в днях пути, а иногда за несколько часов передвигался всего на сотню локтей. Почему так выходило, Моисей не знал, да особо и не задумывался. За эти годы он научился доверять внутреннему голосу.

Продолжая движение, Моисей осмотрелся по сторонам — предоставленные сами себе ноги завели на край города, в узкую тенистую улочку. Он сделал еще несколько шагов вдоль прямоугольных домов-коробок и остановился. Внутренний голос раздвоился: одна часть требовала идти вперед, другая — стоять на месте. Моисей решил этот вопрос просто — свернул в сторону, в один из небольших уютных двориков, скрытых высоким забором. Едва войдя вовнутрь, он увидел, что территория по ту сторону намного больше, чем казалось снаружи. Еще одна из шуток внутреннего мира. А в самом центре плескался прохладой квадратный пруд — один в один, как в доме хозяина Мариам.

Сходство было настолько сильным, что Моисей зажмурил глаза. Здесь все и произошло. Тут стояла Мариам, когда он ее видел в последний раз. Здесь находился сын Бакенхонсу. Моисею показалось, что открой он глаза — и опять увидит надменное насмехающееся лицо сына Верховного жреца. Вновь услышит горькие слова, кровь ударит в голову и…

Моисей поспешно разлепил тяжелые веки. Незачем представлять, что произойдет дальше. И тут же подскочил на месте — перед ним действительно кто-то стоял!

Ему и ранее приходилось встречаться здесь с людьми — внутренний мир имел еще двоих обитателей. Моисей успел хорошо познакомиться с ними за долгие десять лет. Чаще всего попадался тот, кого Моисей окрестил Мудрецом — обычно после таких встреч к Моисею приходило понимание, что и как следует делать. Иногда встречался Воин, с коротким мечом и холодным бронзовым блеском в глазах. Очень-очень редко обитатели внутреннего мира нарушали одиночество друг друга. Всего на памяти Моисея это происходило два раза. Когда Мудрец с Воином семь лет назад пришли сообщить, что у него родится сын. Когда спустя три года они посоветовали выставить сторожевые отряды в пустыне с полуночной стороны от поселка. Эта предосторожность помогла загодя обнаружить дикое кочевое племя, решившее напасть на мадиамян, прельстившись источниками воды и тучными стадами коз и овец.

Последняя встреча состоялась всего две недели назад — сразу после разговора с заезжим купцом, первым принесшим новости о Завете Аменемхата. Когда перед Моисеем предстали одновременно и Мудрец, и Воин, молодой мадиамский вождь сразу понял, что именно ему доведется отправиться в Египетское царство, чтобы остановить безумие Рамсеса. Используя даже силу, если другие способы не помогут.

И на этот раз Моисей вошел во внутренний мир, надеясь получить совет от Мудреца или, в крайнем случае, от Воина. Но к большому удивлению Моисея, перед ним стоял не мужчина, не один из старых знакомых, а умудренная годами женщина. Поседевшие волосы, крупные морщины на лице, опущенные краешки губ. И крупные черные глаза, единственные, в ком сохранился блеск жизни. Веселые и озорные глаза, которые он так хорошо знал! Глаза — Мариам.

— Что они с тобой сделали? — прошептал Моисей, но Мариам ничего не ответила. Вместо этого она медленно подошла, заглянула в лицо Моисею и застенчиво улыбнулась. Моисея передернуло: всего десять лет назад он был готов отдать что угодно на свете за эту улыбку, а сейчас — стало просто грустно. Так бывает при встрече со старым знакомым, в изменившемся лице которого, словно в зеркале, отражаются годы, пролетевшие с момента расставания.

И вдруг он услышал. Это не было явственным звуком, как и все во внутреннем мире. Скорее шепотом жаркого пустынного ветра, шелестом пожелтевшей листвы на высоких пальмах, шуршанием сухого тростника, наполовину выступавшего над водой. Или выдохом последней надежды человека, уставшего ждать и больше не верящего в свои мечты.

— Ты пришел, Моисей! Ты пришел исполнить клятву, да? — облик Мариам начал таять, зелень вокруг сереть, будто закрываясь густым туманом, пока все пространство вокруг не превратилось в однородное белое сияние.

Моисей тряхнул головой и открыл глаза. Переход из темноты в день оказался слишком резким: от яркого света перед глазами поплыли разноцветные круги, а еще через миг мир вокруг расцвел яркими красками. Нил стал насыщенно-зеленым, песок — солнечно-желтым, а небо — глубоко-голубым. Он по-прежнему сидел на берегу Великой реки, где прошло его детство.

И что же сказал внутренний Бог? Что Мариам постарела и от тяжких работ в свои тридцать выглядит, как мадиамки в пятьдесят? Спасибо, это смягчит неожиданность предстоящей встречи. Что он ее больше не любит, что время на самом деле лечит даже любовь? Тоже не новость — это он знал уже давно. Что же тогда? Что?