Постскриптум (СИ) - "Anzholik" - Страница 18

— Перестань. — Выдержка почти на нуле. Я слишком устала отталкивать и бороться. Успокаивать себя, одергивать и проклинать. Вымоталась капитально. На пределе, почти за чертой. Хватаю его руку, что на груди устроилась и бесцеремонно дразнит сосок, зажимая тот между большим пальцем и указательным. — Леш, остановись, — диаметрально противоположные мыслям слова слетают с губ.

Игнорирует. Впрочем, ничего нового. Только целует жадно шею и плечо, оттянув ворот майки, которая уже задралась едва ли не до груди. И я жалею, что снова в стрингах… или не жалею. Спорно. И мне так нравится эта твердость, упирающаяся мне в ягодицы, и не нравится. Наверное. Это все так нужно мне сейчас, чтобы забыться, и в тоже время вопиюще неправильно. Он женат. И сейчас лежит со мной, когда где-то в паре кварталов в постели его ждет законная супруга. Он не имеет право так поступать с нами обеими. Но у меня нет никаких сил бороться.

Укладывает на спину. Не спешит что-либо предпринимать, просто устраивается в колыбели моих ног. Медленно вжимаясь пахом, ничего не скрывая. Нависает сверху, прожигая взглядом. В полумраке освещенной лишь уличным фонарем и циферблатом в комнате кажется настоящим чертовым демоном из тайных фантазий.

Одними лишь губами, как-то вымученно нежно ведет по линии подбородка. К шее. А дыхание спокойное, хоть и громкое. Укладывает мои руки над головой. То ли подозревая, что я вскоре начну сопротивляться, то ли хочет моего безучастия. Скучал? Изголодался? Или просто балуется и зомбирует меня? Играет… Он умеет. Всегда умел.

Накрывает ртом грудь, целуя через ткань. Щекотно и возбуждающе. Маленькими уколами по всему телу, импульсами. А когда начинает безумно медленно вести обеими руками по внутренней стороне бедра к лодыжкам, мне становится дурно. И не дрожать не выходит. Только смотреть, как соскальзывает хлопок с моего тела. И я наполовину голая лежу в начинающемся экстазе.

— Помоги себе сама, — лизнув мне губы, просит, — давай же, — змей искуситель. Не меньше. Берет мою руку, переплетая пальцы, спускает по телу к нашей точке соприкосновения, где его штаны уже со следами влаги с моего тела. И боже, я делала это сотню раз, но не так.

Управляет моей рукой. Заставляя кружить пальцами по взбухшему клитору, но глаз не отводит. Взглядом держит как в оковах. Когда начинаю чуток прогибаться от силы ощущений, закрывает мне рот, целуя. И все так медлительно и невыносимо. Я будто в вязком сиропе утопаю. Слыша словно со стороны свое дыхание, что вырывается едва слышными вздохами.

Слабо контролирую себя. Точнее. Вообще не контролирую. Женат? Наплевать. Важны лишь глаза, смотрящие, как два уголька из самой преисподней, и губы дающие кислород, когда легкие сводит спазмом от возбуждения. Крышесносного и такого порочного.

Приспускает штаны, не делая вообще ничего, просто нависая надо мной и наблюдая. Разве что срываясь на поцелуи, и те сдержанные, хоть и сладкие.

Ласкаю себя, а влаги так много, в тишине комнаты слышны характерные звуки, нам обоим слышны. Задеваю пальцами его член, уже не скованный одеждой. Мимолетно, и меня прошивает насквозь от этого ощущения. Цепляюсь второй рукой за него, впиваюсь пальцами в Лешину задницу, склоняя его чуток ближе, и мягко скольжу киской по влажной головке. И мне так хочется стонать. И плакать, потому что я настолько сильно хочу его сейчас, что страшно. Совершенно точно неуверенная, что накал между нами был когда-либо сильнее, чем сейчас.

Увлекаюсь, медленно двигаясь, понимая, что ему едва ли легче, чем мне. Но без проникновения ведь не измена?

— Не останавливайся. — Легкая боль, когда он кусает мою нижнюю губу. — Перестань думать и не смей останавливаться, — утробно, приглушенно и так интимно шепчет. Входит в меня, заполняя собой. Ловит ртом мой тихий всхлип. — Я не буду тебя трахать, просто хочу почувствовать, как ты кончишь.

Пытаюсь слезть с него. Отодвигаюсь, напрягая бедра, но ощущения космические, это медленное скольжение по твердокаменному стояку убивает. Вот уже совсем чуть-чуть осталось, одна лишь головка внутри, но вместо последнего рывка с тихим стоном ровно в губы напротив насаживаюсь обратно. В том же сводящем с ума темпе. Долгие несколько секунд и до упора. Рвано рукой, тормозя себя, больше всего сейчас желая максимально продлить момент.

Кончиками пальцев по его напряженной спине. По мышцам, что бугрятся под кожей. Круговое движение бедрами, не слезая с члена. Господи, я завтра трижды пожалею, но сейчас все не важно. И я почти готова умолять его начать двигаться, а не нависать скалой надо мной. Просить, потому как жестких напористых толчков так не хватает. Мне мало. Чудовищно мало. Балансировать в предоргазменном состоянии. Сжимать его внутри и скользить. Нагло, будто издеваясь, двигать бедрами. Умирая от наслаждения в этом недосексе, где сама себя трахаю, пользуясь Лешиным телом.

Я от силы десяток раз насадилась на него, но этого достаточно, чтобы запрокинуть голову в немом крике. Вдавить его в себя, оплести ногами и кончить. Оглушительно. До черных точек перед глазами и писком в ушах на пару секунд. Пульсировать всем телом, забываться и, впившись в его плечи ногтями, с силой проводить по лопаткам.

Оглохнуть от тихого хрипа с мужских губ. Самой поцеловать и задрожать, кажется, даже душой, когда его сперма ударяет внутри меня. Это непозволительно. Слишком. Запрещено… Боже, мы оба сгорим в аду за подобное. Но передать словами всю силу испытанного я не могу. Совершенно. Просто, черт возьми, идеально.

— Что ты наделал? — облизывая его губы и подбородок, шепчу. — Что же ты наделал? — надрывно, с неработающими мозгами и телом, все еще охваченным спазмом.

— Просто прекрати думать. — Запомнить этот взгляд, будто у сумасшедшего, и после вспоминать в минуты одиночества. Впитать запах горячей кожи, в которую уткнувшись носом, пытаюсь дышать. Захлебываясь таким странным и запретным чувством. Не хочу его любить. Не хочу, но… У тех, кто сверху, явно другие планы.

— Тебе лучше выйти и уйти, — с сомнением. Диаметрально противоположно мыслям. С пьяным отъехавшим взглядом.

— Выйти из тебя и уйти домой? Или спать к сыну? Или из вашей жизни? — «О» — обреченность, вот что сейчас плещется на дне карих глаз. И спасибо фонарному столбу, я это вижу. И отпускать не хочу. Но удерживать права не имею. Он, мать вашу, женат. Не мой. И не будет моим. И это болезненно и горько. Самую малость. Все притупилось с наступлением оргазма. Стерлось.

— Как тебе будет угодно, — на грани равнодушия и немой мольбы не уходить. Все на грани сегодня. День омерзителен и прекрасен в своем извращенном уродстве.

Поправляет штаны. Помогает одеться мне. И ровно как в самом начале крепко прижимает к груди. Глупый. Такой же неправильный и долбанутый, как и я. Испортили друг друга, исковеркали реальность собственными руками. Два идиота, не знающих, чего толком хотят от жизни, когда порознь. А вместе… та еще каторга. Слишком разные, чтобы сосуществовать без проблем. Слишком. Чтобы суметь избежать сопутствующего дерьма.

— Это измена, Леш.

— Тебя что, больше всего задевает то, что я изменил ей с тобой, или то, что изменяю тебе с ней?

— Она твоя жена, Алексеев. Не я. Ты все перепутал. Намеренно или нет, но ты словно поменял нас местами сегодня. Но я — не она. Пусть и с той же фамилией. — Поглаживать мужскую руку на собственном животе и говорить о его жене — полнейший пиздец.

— Если бы ты не убежала от меня, все было бы иначе.

— Если бы я не ушла тогда, то рано или поздно нас бы не стало. Ребенок — пластырь, способный удержать людей рядом какое-то время, но он не суперклей, он не способен залатать трещины в отношениях, а их было чертовски много. Тебе нужно отпустить меня.

— Я не хотел тебя отпускать тогда. Но я был обижен твоим рвением оказаться от меня подальше. Ты так отчаянно искала предлог закончить все, что мы выстроили, пусть и местами неправильно и поспешно. Но… Лина, у нас могло быть все. А ты спасовала.

— Но отпустил.