Крик в ночи (СИ) - Ридигер Владимир - Страница 74

Сомов и бровью не повел:

— Разве ты с ним еще не спала?

Преодолев естественное замешательство, девушка произнесла:

— Выходит, таковы ваши условия…

— Можешь считать это одним из наших условий. Как быстро, просто на лету, ты все схватываешь!

— А настоящий Дима будет знать о двойнике?

Полковник, наконец, дождался самого трудного вопроса, от правильного ответа на который зависело очень многое. Он выдержал паузу и доверительно спросил:

— А как бы желала ты? Твое мнение может здесь стать решающим.

Немного поразмыслив, Полина ответила:

— Просто в растерянности… Возможно, Диме не стоит об этом знать.

— Почему?

— Он слишком восприимчив, иногда очень ревнив.

— Вполне логично, — заметил Сомов. — Ты абсолютно права. Будь по- твоему.!

Ему показалось, что результат достигнут без особого труда. «Психология — великая наука», — улыбнулся сам себе полковник.

Обстоятельства, миссис Грейвс, зачастую опережают планы, — изрек Эдвард Коллинз и добавил: — Супруга для вашего Филдса нашлась.

— Простите, что значит «нашлась»?

Для Линды слышать это было равносильно вселенскому потопу, краху ее последних надежд. «Вашего Филдса»… А разве он уже не ваш, мистер Коллинз?

— «Нашлась», значит, нашлась. Хотим мы того или не хотим.

— То есть, если понимать правильно, жену отыскали помимо вашей воли, сэр?

— Линда, ведь я не бог. И прошу заметить, не герой. Я только офицер, выполняющий приказ. Мне приказали — я взял под козырек. Полагаю, вам это ясно?

— Но как же я? Ведь мне, именно мне, вы прочили совместную упряжку с Филдсом. Робертс из кожи лез вон, чтобы я стала на вас работать. И не просто потому, что вам так в голову взбрело, а именно по той причине, что я, и только я, достаточно хорошо знаю Джона, чтобы в нужный момент ему помочь.

Коллинз утвердительно закивал:

— Да, все верно! Я и сейчас считаю — лучшей кандидатуры, чем вы, не найти, пусть вы когда-то и засветились в России. Но, черт побери, вмешались другие весьма солидные люди. Они так решили. Причем, решили на самом высоком уровне — такова их мера ответственности.

— Здесь или в России?

Директор ФБР помялся:

— Здесь было все решено.

— Мы пляшем под их дудку?

— Какая разница, под чью дудку мы пляшем?! — Коллинз был взволнован и раздражен. — Повторяю, мы выполняем приказ.

Линда пошла ва-банк:

— Значит, о нашу контрразведку кто-то на высшем уровне в России вытер ноги?

Эдвард Коллинз встал из-за стола. Кресло черной кожи завертелось вокруг своей оси.

— Будь все так просто, я решил бы вопрос с вице-президентом. Поймите, сейчас мы работаем в автономном режиме. Здесь и наша сила, и наша уязвимость. Перехвати инициативу ЦРУ — беды не оберешься! Я разговаривал с Мелони Алерт. Аналитики в госдепе уже взяли след. Скверно! Пришлось, как говорят русские, компостировать мозги.

— И что же Алерт?

— Кажется, успокоилась. Мы ведь давно знаем друг друга.

«Давние знакомства не есть гарантия спокойствия» — пришло на ум Линде. А что, собственно, гарантировано в этом мире? Пожалуй, кроме смерти — ничего.

— Мне бы очень хотелось, — вкрадчиво начал Коллинз, — чтобы все, что вам известно по данной операции, не вышло за пределы этого кабинета.

— Вы мне не доверяете?

Он возмутился:

— Полноте! Какие глупости. Но… всякое случается — неосторожное слово, полунамек. Ведь для чего, собственно, нами была затеяна эта бесовская игра, где алчность русских нуворишей станет их битой картой? Россия, кто бы там ни правил, так и останется страной загубленного, никчемного народа. И это необходимо постоянно вдалбливать всем: и Европе, и Америке, и Японии, и Китаю и… Вы меня понимаете? Надо, чтобы все мировое сообщество постоянно помнило об опасности возрождения русского милитаризма. Дать им волю — значит поставить под угрозу собственное благополучие. Слишком высокая цена за все, что достигнуто предыдущими поколениями людей. Их надо держать в постоянном напряжении, нужде и беспросветности. Иначе, почувствовав силу, медведь поднимется на ноги и начнет пожирать все подряд без разбору. Хотите коньяку?

— Благодарю, нет.

— Сравните наш цивилизованный капитализм и русский, — Коллинз сделал глоток из огромного бокала, где на дне плескался горячительный напиток. — Здесь, в Штатах, — ум и трудолюбие, помноженные на огромный интеллектуальный потенциал. А в России? Беспредельное воровство из государственного кармана, на котором посредственные личности сказочно обогащаются. А многие миллионы зомбированных совковых людей радуются, словно младенцы, когда им вовремя бросают положенную кость — нищенскую зарплату. В Америке рабство было уничтожено на корню, в России — продолжает наращивать обороты. Если и можно любить Россию, то, как больного, умственно отсталого ребенка, который доверчив и беззащитен.

Он сделал еще один глоток из бокала:

— Ленин не видел иного выхода для русских, чем твердая диктатура и нэп. Это был величайший ум! Сталин просто уничтожал свой народ (самостоятельно и с помощью Гитлера) как неполноценный, — здесь проявился его холодный рационализм: меньше ртов, больше еды. А теперь? Вакханалия и хаос, сдобренные бесконечной пустой болтовней о демократии.

Линда, порядком уставшая от рассуждений шефа, подумала, что, окажись сейчас на месте Коллинза покойный Уикли, он говорил бы слово в слово то же самое. Как все они схожи, эти представительные мужчины, в стремлении умно резонерствовать, обобщать и делать прогнозы.

— О чем вы думаете? — спросил Коллинз и, не дождавшись ответа, предложил: — Не пообедать ли нам сегодня вместе?

«Значит, вот оно как, — горько усмехнулась про себя Линда. — Сэм Уикли возвращается в образе Эдварда Коллинза?»

Отобедав в престижном ресторане «Ритц», Коллинз, как галантный кавалер, подвез Линду до дверей ее дома и, получив от дамы недвусмысленный намек на продолжение дружбы… но в дальнейшем, с сожалением раскланялся.

…В который раз набрав номер телефона московской квартиры Филдса, Линда услышала знакомое: «Аппарат абонента выключен или находится вне видимости связи». Что ж, шансы Коллинза стать ее очередным любовником, похоже, возрастают…

Вторую неделю ныла шея и синяки, оставленные башмаком Савелия Новикова. Его консультировал известный профессор-невропатолог, а за ушибами наблюдал не менее известный профессор-травматолог.

На следующий же день, как только банкир после побоев перебрался с помощью неизвестных людей в свое шикарное жилище, к нему пожаловали Савелий Новиков и Вовчик с тысячью извинениями за кухонный инцидент. Депутат Госдумы просто не находил себе места от стыда и волнения, часто смолил «косячок» и шумно дышал. Вовчик разве что не ползал на коленях, умоляя простить двух напившихся дураков. Оба передали горячие приветы от Кати, которая не смогла приехать, и высказали мнение, что лучшей жены для бизнесмена не сыскать. Уходя, они заверили господина Румберга, что готовы лоббировать его интересы в Госдуме, если таковые возникнут, а так же оставили скромный денежный подарок (двадцать пять тысяч долларов) на мелкие расходы. Таким образом, неловкость была сглажена.

Травмированного ежедневно навещали специалисты совершенно разного профиля: одни посвящали его в суть банковских операций, другие занимались развитием деловой речи, третьи работали над новым имиджем восходящей финансовой фигуры, четвертые прививали психологию безупречной респектабельности. Все это было для него ново, интересно и поучительно. Ему постоянно вдалбливали: человек обретает уверенность в себе при наличии трех факторов — денег, денег и еще раз денег. Все остальное покупается на те же самые деньги. И даже любовь? На столь наивный вопрос пятидесятилетнего господина специалисты просто улыбались или отшучивались — это не входило в их компетенцию.

Как-то наведался генерал Воробьев. Он шумно обнял Румберга, по-простецки распил с ним бутылочку и заметил, что если раньше, в далекие-предалекие времена они являлись антагонистами, то нынче вот так потихоньку стали хорошими друзьями. Кстати, это он, Воробьев, приструнил распустившего руки, то бишь, ноги, депутата и заставил законодателя извиниться перед бизнесменом. Ведь мы живем в правовом государстве, не так ли?