Неистовый (ЛП) - Солсбери Дж. Б. - Страница 3

Мир тускнеет.

Такое чувство, будто мою голову зажали между двумя валунами. Боль между ушами настолько сильна, что сводит живот. Я дрожу от холода, каждый мускул напряжен. Все болит. Приоткрываю веки, надеясь обнаружить, что нахожусь, дома в постели с отвратительным гриппом, но, насколько могу видеть, меня встречает влажная земля.

Линкольн и Кортни.

Агония разрывает мою грудь, и я пытаюсь перекатиться на бок, чтобы свернуться вокруг места, которое болит больше всего. Раскалывающая боль в ребрах замораживает меня на месте и не дает возможности сделать полный вдох. Горячие слезы бегут по моим вискам.

— Помогите… — Звук такой слабый, что его едва ли можно было услышать из-за ветра, который хлещет меня по лицу.

Я прочищаю горло, а затем стону, когда это действие посылает еще одну волну боли.

Мои ребра сломаны. Я в этом уверена.

Это знание приходит вместе с приливом адреналина и осознанием того, что мне придется бороться за свою жизнь.

— Я могу это сделать. — Не знаю, говорю ли я эти слова вслух или про себя. В любом случае, этого достаточно, чтобы заставить меня открыть глаза. И скорее чувствую, чем вижу, что нахожусь у подножия крутого утеса. Я упала, это я хорошо помню.

Левая рука не двигается. Думаю, что-то с плечом. Возможно, сломано. Правая рука двигается, и дрожащими пальцами я ощупываю свое лицо. И шиплю, когда они касаются чувствительной влажной раны на моем лбу.

С измученным болью телом и ноющим сердцем я становлюсь сверхчувствительной к каждому порыву ветра и изменению температуры. Как давно я здесь? Солнце за облаками или я нахожусь в затененном месте леса? Все, что я знаю, это то, что сейчас темно.

Опираюсь о землю здоровой рукой. Боль невыносима, мое зрение затуманивается, когда я использую руку, чтобы подтянуться, и ноги, чтобы подтолкнуться к ближайшему дереву. На лице выступили капельки пота, и я помню, как читала о том, как опасно потеть на холоде.

Звуки, которые доносятся из моего рта, скорее животные, чем человеческие, когда я медленно пробираюсь к укрытию под навесом дерева. Моя рука дрожит от усталости, и я падаю у основания дерева, прижимаясь щекой к грубой коре.

— Только не умирай. — Мой голос хриплый и слабый, и я ненавижу это.

Пытаюсь закричать, чтобы доказать, что могу побороть усталость и желание сдаться. Мой жалкий боевой клич эхом отдается вокруг меня, и в результате боль настолько сильна, что я теряю сознание.

В течение нескольких минут, часов, может быть, даже дней я двигаюсь от темноты к свету, то приходя в сознание, то выходя из него, и ни одно из этих состояний не приносит мне облегчения от холода и агонии.

Ветер воет в кронах деревьев. Холод кусает мою кожу. Я дрожу так сильно, что болят зубы. Я молюсь Богу, в существовании которого не уверена, чтобы он вытащил меня отсюда живой.

Меня будит раскат грома, и я не помню, как заснула. В воздухе витает запах дождя. Онемение в моем лице, руках и ногах — благословенное облегчение. Я пытаюсь приподняться, чтобы занять более удобное положение, но мое тело отказывается слушать команды моего мозга.

Это все?

Так я и умру?

Прижимаюсь щекой к земле и смотрю на лесную подстилку, которая простирается передо мной. Вид то появляется, то исчезает из фокуса, смешиваясь с воспоминаниями о том, как я лежала на полу в мамином трейлере, прижавшись щекой к колючему ковру. Запах плесени и мусора, пота и дыма. Затем обратно в лес — грязь, сосны, мокрые листья. Есть что-то прекрасное в том, чтобы умереть на природе, снова стать единым целым с землей.

Онемение охватывает меня, поднимаясь от кончиков пальцев на ногах, и прогоняет боль.

Вдалеке движется темная фигура.

Я задерживаю неглубокое дыхание. Смерть звучала намного слаще до того, как я подумала, что буду съедена заживо животным. Но я слишком слаба, чтобы сражаться. Слишком ранена, чтобы оказать какое-либо сопротивление. Конечно, запах моей крови привлекает хищников. Я надеялась умереть до того, как они доберутся до меня.

Фигура приближается. Я не слышу ни звука, кроме ветра, который яростно хлещет вокруг меня. Ни звериного хрюканья, ни сломанных веток под ногами зверя.

В том, как он движется, есть что-то величественное. Могучий, незаметный, крадущийся ближе, но совершенно бесшумный.

Все ближе и ближе. Фигура принимает новую форму.

Высокий.

Широкий.

Человек?

Мое сердце бешено колотится, посылая прилив адреналина.

— Помогите! Пожалуйста… — Я изо всех сил пытаюсь приподняться и протянуть руку. Боль пронзает ребра, проникая в легкие. Я падаю обратно на землю с беззвучным криком. Веки хотят сомкнуться от боли, но я отказываюсь терять фокус на фигуре из страха, что она может исчезнуть.

«Помоги мне! Я умру здесь!»

Я выкрикиваю эти слова в своей голове, наблюдая, как человеческая фигура удаляется.

Оставляет меня умирать.

Видения приходят и уходят.

Я невесомая, плыву между деревьями.

Ледяной ветер и дождь кусают мне лицо.

Ритмичное шлепанье мокрой грязи и подлеска.

И дыхание. Тяжелое дыхание.

Закрываю глаза, проваливаясь в благословенную темноту…

Просыпаюсь от резкой боли, пронзающей мое плечо. Я кричу. Распахиваю глаза. Огонь.

Возвращаясь в темноту, я убеждена, что меня сжигают заживо.

ДВА

ДЖОРДАН

Мне тепло.

Температура — это первое, что я осознаю, когда просыпаюсь в незнакомом месте. Открыв глаза, я моргаю, радуясь, что вижу горизонтальные бревна потолка более четко. Жар исходит с левой стороны. Я осторожно поворачиваю голову и вижу огонь через запятнанное сажей стекло дровяной печи. Вокруг тихо, за исключением отдаленного шума ветра и дождя. Тяжелый вес давит на меня от пальцев ног до горла, и мускусный запах мокрого животного витает в воздухе. Я шевелю пальцами руки, лежащей на животе, и понимаю, что на мне нет ничего, кроме термобелья. Я наклоняю подбородок, чтобы увидеть слои утяжеленных одеял, покрывающих меня — нет, не одеял. Это шкуры животных.

Двигаю челюстью и прочищаю пересохшее горло. Мои губы шершавые и потрескавшиеся, когда я облизываю их пересохшим языком. Я пытаюсь вспомнить, как здесь оказалась. Мне удалось доползти сюда самостоятельно? Это рай? Ад?

Я стараюсь медленно поворачивать голову, вбирая в себя как можно больше пространства, и только приглушенный свет от огня освещает мое окружение. Все, что находится за пределами сияния огня, черно. Мне нужно сесть и встать на ноги. Когда делаю глубокий вдох, чтобы собраться с силами, моя грудная клетка протестующе ревет.

— Ой, черт. — Стон поднимается из глубины моего горла, пока я беспомощно лежу на спине.

На глаза наворачиваются слезы. Неглубоко дыша, я поднимаю голову, затем пытаюсь втиснуть под нее локоть. Вскрикиваю от боли и откидываю голову назад.

— Не двигайся, — доносится глубокий, гулкий приказ откуда-то из темноты.

— Кто ты? — Мой голос слабый и дрожащий и не похож на мой собственный. Прилив энергии подпитывает мои мышцы, и я снова пытаюсь двигаться. Стиснув зубы от боли, перекатываюсь на бок к источнику тепла.

— Я бы не стал этого делать, — произносит мужской голос таким глубоким тоном, что его почти трудно расслышать.

Пот выступает у меня на лбу. Я стискиваю зубы до боли в челюсти и дышу через нос, ожидая, пока боль утихнет. Именно тогда я замечаю большую банку, наполненную чем-то похожим на воду, стоящую на расстоянии вытянутой руки. Я тянусь к ней и выплескиваю жидкость через край, небрежно поднося банку ко рту. Жадными глотками осушаю банку. Из-за странного угла вода стекает по моей шее к груди. С блаженным вздохом я с облегчением откидываюсь на спину.

— Можно еще воды, пожалуйста? — Мой голос звучит гораздо лучше, сильнее.

Он не отвечает.

— Эй? — Я слепо смотрю на крышу того, что, как я поняла, бревенчатая хижина. — Это ты принес меня сюда?