Обман (ЛП) - Ромиг Алеата - Страница 39

— Потому что у тебя мало дел?

Мои губы сжались в прямую линию.

— Потому что она сказала, что это пойдет мне на пользу. — Я обдумала ее слова. — Это была бы хорошая практика. Не знаю. Мне кажется, Брайс сказал что-то такое, что меня гложет.

Патрик плюхнулся на диван и закинул ноги на стеклянный кофейный столик. Притворяясь, что дрожит всем телом, он произнес:

— Я думаю, почти все, что он сказал, съест тебя. Что-то вроде ленточного червя, знаешь, пока не останется совсем ничего. Почему ты вообще думаешь о нем?

— Не знаю. Я в замешательстве. Два дня назад, когда я приехала сюда, я узнала кое-что о Ноксе, нечто тревожащее. Я до сих пор не знаю подробностей, но, похоже, некоторые предупреждения Брайса были не просто пустым звуком.

— Ты ведь не сомневаешься в этом красивом мужчине, не так ли? Не то, чтобы ты можешь, — добавил он.

— Нет. Но что, если есть еще что-то, на что мне следует обратить внимание? Речь идет о стажировке. Брайс предупредил, что Нокс использовал меня из-за моего имени, что смешно, так как он даже не знал его. Теперь я думаю об этом профессоре. Будет ли имя табачного магната, такое как Монтегю, полезным для его команды?

— Мне нечего ответить.

— Может, спросить Брайса?

Патрик сморщил нос.

Я покачала головой.

— А может, и нет. Я просто не знаю. Иногда я думаю…

Звонок телефона привлек мое внимание. На экране высветилось ЧЕЛСИ.

Тяжесть, о которой я и не подозревала, упала с моей груди. Я скучала по своей лучшей подруге, и скоро она будет со мной в Нью-Йорке. Поначалу я не была уверена, что хочу видеть ее здесь, но после того, как я прожила без нее больше месяца, я не могла дождаться, когда мы сможем быть вместе.

— Эй! Я так рада видеть твое имя! Когда ты приедешь в Нью-Йорк?

Я услышала только непонятные рыдания.

Я вскочила с дивана, сжимая телефон в руке.

— В чем дело? — Я ждала. — Челси, поговори со мной. Ты в порядке? Где ты?

Глава 22

Настоящее

Аделаида

Сидеть в темноте у окна в библиотеке стало одним из моих любимых занятий. По вечерам я часто пробиралась в безмятежное уединение. Бархатный шезлонг возле больших витражей открывал прекрасный вид. Хотя стояла ранняя осень, вечерний и ночной воздух все еще был теплым. Мне нравилось открывать окно и наслаждаться ветерком, который бесшумно колыхал шторы. Сцена внизу редко менялась. В некотором смысле залитые лунным светом, нетронутые ухоженные лужайки, различные сады, бассейн и озеро давали мне ощущение бессмертия.

Когда я поднесла вино к губам, мысль о бессмертии заставила меня усмехнуться. Чуть больше недели назад я была готова проверить свою смертность. Мои плечи выпрямились. Это было в прошлом. Теперь у меня появилась новая цель, стимул двигаться вперед.

Устроившись поудобнее на бархате и любуясь неизменной сценой внизу, я размышляла над тем, что сказала Александрия, когда была здесь в последний раз. Она говорила, что в поместье Монтегю ничего не меняется. Даже в юности она понимала то, что знали поколения до нее: поместье Монтегю осталось прежним.

Всю свою жизнь я находила в этом утешение. Пейзаж передо мной был таким же, каким он был для моей матери и, скорее всего, для моей бабушки. Даже с ремонтом и обновленными удобствами, поместье и территория были вне времени.

Мне было интересно, как все это выглядело сотни лет назад, когда табачную плантацию впервые заселили. Интересно, задумывался ли первый Чарльз Монтегю, насколько далеко пойдут его инвестиции в его предков или какое влияние это окажет на их жизнь. Было бы лучше, если бы он происходил от тех, кто жил в одном из сотен крошечных домов, которые когда-то покрывали эту собственность?

Это были люди, которые теперь были свободны от бремени, связанного с тем, чтобы быть Монтегю.

С годами тишина библиотеки стала моим убежищем. Я уже давно отказалась от мысли, что спальня, которую я делила с Алтоном, была местом чего угодно, только не страдания. Физическое насилие не было постоянным. Это было умственное напряжение, постоянное беспокойство о душевном состоянии мужа. Единственная отсрочка наступала в его отсутствие, что, на мой взгляд, случалось нечасто.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я отхлебнула вина.

«Если бы только он любил быстрые машины, как Рассел».

Со времени моего визита в Гамильтон и Портер неделю назад, мой разум был поглощен возможностями. Я изучила каждую фотографию на каждой странице, статью и каждое слово в кодексе. Несколько дней я беспокоилась, что Алтона предупредили о моем визите. Я ждала, когда случится что-то ужасное.

Но этого не произошло.

Мой единственный вывод состоял в том, что Ральф Портер боялся гнева Алтона Фицджеральда за то, что тот позволил мне получить доступ к последней воле и завещанию моего отца, даже больше, чем я боялась реакции моего мужа на мое исследование. Меня это вполне устраивало. Я не была готова объявить о своих выводах. Я все еще не была уверена в их последствиях. В конце концов, Алтон все еще заявлял о своем желании связать узами брака Александрию и Брайса. Он даже казался искренне обеспокоенным, когда мы только вчера узнали об ужасающем опыте Александрии.

Согласно пункту XII, если что-нибудь случится с Александрией до того, как она сможет выйти замуж за Брайса, и Алтон, и я останемся без доступа к активам Монтегю. Я предположила, что таким образом мой отец защищал своего младшего наследника.

Чего я не могла понять, так это почему Чарльз Монтегю II решил добавить это дополнение и почему он сделал это незадолго до своей смерти. Мог ли мой отец знать о жестоком обращении Алтона со мной и сожалеть о своих предыдущих решениях и вере, которую он оказал моему мужу?

Мой отец был гордым и решительным человеком, который в момент неуверенности относительно будущего своей любимой компании и активов заключил сделку с дьяволом, используя свою дочь и внучку в качестве залога. Сама возможность того, что в последние дни жизни моего отца он решил исправить эту ошибку, давала мне новое и необычное чувство силы. Просто, может быть, в кои-то веки Чарльз Монтегю понял, что его дочь и внучка важнее Монтегю. Возможно, он увидел монстра, которого помог создать, и с чувством страха перед тем, что может произойти после его смерти, Чарльз II пожалел о своем решении.

Новообретенное отцовское признание было омрачено мыслями о его кончине.

Я крепко держала бокал с вином, обхватив обеими руками чашу.

Шардоне из частной коллекции Монтегю плескалось в бокале, я задрожала. Было уже больше шести часов, но с тех пор, что обнаружила, я избегала своих обычных красных оттенков. Легкое белое вино не притупляло мои чувства, как красное. С новым знанием я не могла позволить себе скатиться в предыдущее предпочтительное состояние забвения. Однако, когда мои мысли закружились вокруг отца, я, казалось, не могла контролировать дрожь. Мне было холодно, несмотря на халат с длинными рукавами и мягкую накидку на ноги.

Я закрыла глаза и глубоко вздохнула. Больше не видя ухоженных лужаек, я старалась успокоить теории, которые яростно бомбардировали мой разум.

«Может, мне заказать Каберне?»

Я не хотела думать о возможности, которая осталась за пределами моего сознания: о том, что смерть отца не была результатом его возраста. Это не было результатом высокого уровня стресса. Возможно, только возможно, было более зловещее объяснение, и этим объяснением был человек, который спал рядом со мной почти двадцать лет.

Мне было бы трудно составить список лучших качеств мужа, но я никогда не думала об убийстве. С другой стороны, мой отец был виновен в том же преступлении, и Алтон всегда стремился подражать Чарльзу Монтегю.

Покачав головой, я поднесла бокал к губам и посмаковала уникальное сочетание Шардоне Монтегю. С оттенком цитрусовых и груши он плавно струился, его легкий аромат дразнил нёбо, но не делал ничего, чтобы прервать ход мыслей.