Восхождение язычника (СИ) - Шимохин Дмитрий - Страница 29

Это-то понятно зачем, ведь Триглав неусыпно следит за всеми тремя царствами: Правью, Явью и Навью. И его истинный взгляд способен сломать преграды между мирами. Но, по правде, в прошлый раз я этого не заметил, мелькнула крамольная мысль.

В храме людей хватало, возле идола на коленях стояла пара человек, другие, как и я, просто стояли вдали, смотря на идола бога Триглава.

Чуть дальше за мной находился прадед с каким-то волхвом, одеты они были оба в белые одежды, подпоясаны красными поясами. Прадед зло на меня взглянул и указал головой на идола.

Сделав пару шагов в сторону идола, я услышал зычный голос, который вещал:

Главу перед Триглавом склоните!

Великую славу Ему воспевати,

И роду всему — вечно бьющий родник…

Он есть и Прави, и Яви и Нави страж!

Ведь храните он нас.

Песни поем мыво славу Ему.

Склонив голову и простояв в поклоне, пока волхв не закончит, я наконец выпрямился. И ничего не произошло, Триглав не явился, я даже кинжал, подаренный им, погладил, мало ли.

Прождав пару мгновений, волхвы развернулись и вышли из храма.

Я последовал за ними, обойдя храм, мы по тропинке начали спускаться вниз и вышли на площадку, которая была то ли вырезана, то ли выдолблена в теле холма, на ней расположилась крытая беседка.

Старец присел на лавку, а дед остался стоять рядом и подозвал жестом, а после и усадил напротив него за стол.

На столе расположились костяшки в виде пластинок.

— Яромир, уважаемый Зоран согласился тебе погадать, у него к этому талант большой, но он им пользуется редко, цени, — и Рознег погрозил мне кулаком.

Лично мне это гадание всегда казалось чистой воды мошенничеством. Так что и отношение к такому соответствующее. Одним словом, не верю.

— Дай ладони, — и Зоран протянул ко мне свои руки.

В ответ я положил руки, он их осмотрел, что-то выискивая, а после перевернул и положил на костяшки, начав шептать еле слышно, до меня доносились только отдельные слова и звуки. После начал перемешивать пластинки моими руками, а когда закончил, положил свою руку мне на голову и вновь зашептал.

— Теперь переверни одну.

Моя рука начала порхать на пластинками, можно выбрать, конечно, любую, но я решил подумать. И перевернул одну, чем-то мне переглянувшуюся.

На ней было изображена какая-то руна.

Рознег же резко схватился за грудь и тяжело задышал.

— Смерть, — услышал я его слова.

[1] Река Одра, она же Одер.

[2] Имеется ввиду Йомсвикинги и соответственно сага о них.

[3] Готланд — остров в балтийском море.

[4] Янтарь

[5] Челн небольшая лодка, выдолбленная из ствола дерева

Глава 12

— Смерть, — протянул прадед.

Волхв лишь невозмутимо пожал плечами. Меня же захватил азарт, ну интересно же, даже если я и Фома неверующий.

— Тяни следующую, — прокаркал старец.

Как по мне, он был помладше деда, но вот выглядел уже старой развалиной, весь сгорбленный, этакий сухой старичок с седыми волосами и бородой.

Я же перевернул новую руну.

— Путь, дорога, — озвучил прадед.

И волхв отложил ее к первой.

Переворачиваю третью, эта руна мне знакома, жизнь. Она была изображена на маленьком идоле, богини Живы. Богини жизни и плодородия, мама его хранила и ежедневно проводила ритуалы, возносила богине хвалу.

— Жизнь, — продолжал озвучивать руны прадед.

Тяну следящую.

— Испытание, проверка.

Моя рука тянется к одной, но меняю решение и переворачиваю другую.

— Дух.

— Следующая. Шестая, руна.

— Борьба, война, — шепчет родич.

— Последняя, — произносит старый волхв, и я переворачиваю.

— Судьба, рок.

Волхв выкладывают дорожку рун.

— Вот, что вышло: смерть, путь, жизнь, испытание, дух, война, судьба

. — Интересно, и руна смерти, и руна жизнь, — внимательно на меня посмотрел старый волхв. — Они идут с тобой по одной дорожке, словно тебе решать, кому жить, а кому умереть.

— Это да, — протянул дед, впившись взглядом в дорожку рун.

— Ох, утомился я, Рознег, уже немолод, пойду отдыхать, — сложив руны, волхв удалился.

— И что это значит? А то я что-то не понял, прадедушка, — задумчиво протянул я.

— Смерть путь к жизни, испытание духа и борьба с судьбой, все же ясно.

Ну да, смерть, так я ее прошел, теперь вот жив и здоров, испытание духа, так тоже, можно сказать, было, война с судьбой. Хех.

А так, если вдуматься, общие фразы и понятия, любой сталкивается со смертью. А в этом времени так тем более.

И любой взрослый мужчина это случайно выживший мальчик, хотя сейчас это и женского пола касается. Путь жизни, так тоже все люди идут дорогой жизни. Испытание духа, так каждого жизнь испытывает. Борьба с судьбой, опять общие фразы. Или здесь такими словами не разбрасываться?

— Да, трудно тебе придётся, Яромирушка, — и родич погладил меня. Я аж воздухом чуть не поперхнулся. За прадедом ласки и нежности замечено не было, вот перетянуть чем, чтобы не баловались или глупости не творили в его понимании это да. И плевать кого, родича взрослого али ребенка.

— Ты здесь погодь, внучок, я сейчас, — и дед вновь оставил меня одного. А спустя десяток минут он вернулся, облаченный в свою походную одежду, с небольшой котомкой в руках. Ну да, не по городу же разгуливать в священных одеяниях.

— Ладно пойдем, нечего рассиживать, ты вроде на торг хотел гостинцев прикупить?

— Ага.

Мы с пустились с холма и вышли из священной рощи.

— Деда, а что с гоблином-то сделают, куда его увели?

— Да ничего твоему чудищу не сделают, осмотрят, потом князю покажут, поговорят с ним о новой напасти, а после в клетку посадят, да будет в Щецине жить, народ дивить, так все об этом и узнают.

Тоже неплохо, кормить будут проглота.

Дальнейшей путь прошел в тишине, я наблюдал за здешней жизнью, как идут подводы от Щецина, кто-то был груженный и вез товар, кто-то пустой и радовался, что все распродал.

Пройдя мимо стражи, которая на нас и не обратила внимания, а что, мы же не с товаром идем, мы зашли через другие ворота, не которые были близ причала, их в городе было всего четыре, на каждую сторону света.

Рознег меня спокойно вел по улочкам, как будто это его родной город, сразу видно, не раз здесь бывал. И вот мы вышли на городской торг, м-да если это малый торг, то тогда большой это что?

Гомон людской так и бил в уши, ряды с товарами, купцами и покупателями, чего здесь только не было. Запахи смешались и летали в воздухе, аромат южных специй перемешивался в воздухе с запахом дегтя, печенных пирогов и людского пота, аж продохнуть в первые мгновения было трудно.

А товара разного было много и крупы на разновес, в том числе и сарацинское зерно[1], и коричневая каша, она же гречневая, и оливковое масло в кувшинах, а также пряности, стоящие в мешках. Ткани разные шелковые, а с ними по соседству меха, кузнечные изделия и оружие разное. Гуси, орущие в плетеных корзинах, козы и овцы, лошади и люди на привязи.

От гвоздя до раба, здесь продавалось все.

— Ну, куда побежал-то? — и дед положил мне руку на плечо, так и шли мимо рядов.

— Что ты купить-то хотел?

— Ну, маме и Смиляне, думаю, по отрезу ткани, а сестре даже и не знаю, может, украшение какое из меди, а может, и игрушку какую, на большее монет, отцом даденых, и не хватит, поди.

— Достойно, — согласился прадед и погладил бороду.

Возле одного из прилавков я увидал мужчину, стоящего на бочке и зазывавшего покупателей:

— Подходи, честной народ. И парни, и девицы. И молодцы, и молодицы. И купцы, и купчихи. И гуляки праздные. Покажу я вам товар, из Персии да Византии. И Любека и Парижу.

Я аж улыбнулся, очень уж напомнило мне крылатую фразу «Подходи, не скупись, покупай живопись».