Непокорная (СИ) - Хрустальная Анна - Страница 32

— Сейчас тебя тоже тянет на быстрый перепихон? Собиралась раскрутить на очередной трах собственного конвоира?

— Не правда! Не собиралась! Всё не так, как… вы говорите!

— Не так? А как же тогда?

Он что, так и не остановился? Продолжал склоняться над моим лицом всё ниже и ниже?

Боже правый. Кажется, я скоро точно узнаю, как сходят с ума от дичайшего страха, особенно, когда его подпитывают прессующей близостью самого жестокого в столице ведьманенавистника.

— Ты у нас более избирательна, да? Сама определяешь, кто достоин осеменить твою киску, а кого нужно занести в списки бракованного материала?

— Я вам уже сказала! Это моя природа! Мои врождённые инстинкты определяют подходящих партнёров не на осознанном уровне. Но это не означает, что я не могу себя сдерживать и не контролировать своих желаний с действиями.

— Значит, всё-таки избирательна, да?

Что-то мне совершенно не понравилась интонация, с которой Бошан повторил свой вопрос. А потом и вовсе решил приложить не менее шокирующим жестом. Протянул к моему лицу руку, которая была обтянута чёрной кожаной перчаткой, и с жёсткой лаской обхватил мои щёки и скулы цепкими пальцами.

— И на Кобэма у тебя определённо зудело, раз предпочла прокувыркаться с ним всё это утро, несмотря на нашу предыдущую ночь, от которой простые смертные не смогли бы неделю ходить, а не то, чтобы прыгать через час в постель к очередному жеребцу с переполненными спермой яйцами.

— Ну-у… будь вы на моём месте, в моей шкуре, наверное, сами бы не смогли устоять… — мне бы прикусить язык, а ещё лучше, вообще прикинуться глухой, немой и слепой. Но моя… чёртова натура почти что выродившейся пожирательницы мужских сердец, как всегда, мчалась впереди всех паровозов и планеты целой.

От улыбки, искривившей чеканные губы Верховного, мне ещё больше стало не по себе, как и от беспощадного прессинга его буквально пронизывающего насквозь взгляда.

— Какое счастье, что я не на твоём месте и предпочитаю в подавляющем большинстве женские попки, а не мужские. А ещё, чародейка… — между нашими лицами сократились последние дюймы, и у меня ещё сильнее закружилась голова и всё поплыло перед глазами, когда он коснулся моего носа своим и именно полоснул мою оцепеневшую душу своим убийственным взором безжалостного палача. — Я как-то совершенно не привык довольствоваться статусом попользованного и тут же забытого фаллоимитатора. Более того, никто от меня без моего разрешения или ведома не уходит. Ты меньше чем за сутки успела перейти все мыслимые и немыслимые границы самых недопустимых для твоего положения проступков. И перечислять их все, думаю, будет просто излишним. Я даже не знаю, какой из них самый худший! Поверь… будь на моём месте кто-то другой, ты бы сейчас находилась в куда более худшем, чем это, месте. Я уже молчу от тех мерах наказания, которыми бы тебя уже обрабатывали в соответствующих кабинетах натасканные на данных процедурах профессионалы. Так что… Считай, тебе ещё сказочно повезло. Особенно с тем фактом, что у меня на тебя до сих пор встаёт. Иначе… я бы уже сам свернул твою нежную шейку собственными руками.

— П-пожалуйста… прошу… не надо!.. — кажется, я уже сама не соображала, что говорила или как пыталась умолять всхлипывающим голоском беспомощной девочки. Ещё и руки, как на зло, были скованы стальными наручами, в которых побоишься даже пальцем пошевелить, а не всей затёкшей кистью. Дотянуться до шеи Верховного, как не мечтай и не пытайся, у меня точно никак не получится.

— Что не надо, чародейка? Свернуть тебе шею или для начала, как следует наказать за всё тобою содеянное?

— Я ничего такого не делала! Я не хотела вас… бить той лампой и… и Кобэм сам ко мне пришёл! Я его ничем вчера не привораживала! — ну а что, разве я сейчас врала? Всё ведь так и было!

— Разумеется. Всего лишь с ним трахнулась энное количество раз, а потом решила съехать к нему на постоянное место жительства со всеми своими вещами. И, кстати, ко всему прочему и для полной ясности. Я не привык делиться с кем-то ещё своими вещами и “игрушками”, тем более, не успев как следует наиграться с последними.

Я так и не поняла, к чему конкретному он всё это подводил, пока он не вынудил вскрикнуть меня от очередного приступа дикого страха. А, точнее, когда за считанные мгновения он вдруг приподнялся и ловким движением рук крутанул меня то ли на каменной, то ли пластиковой лежанке, перевернув лицом вниз, как какую-то тряпичную куклу, и заставив подтянуть под грудь колени. При этом удерживал одной рукой за волосы, прижимая лбом в жёсткую поверхность нар и не давая мне пошевелиться ни головой, ни руками. Я бы в любом случае не рискнула этого сделать сама, дабы не свернуть себе шею.

В общем, уложил меня буквально в три погибели, ещё и в такой позе, чтобы моя попа под нужным углом и давлением его рук приняла желаемое для него положение и ракурс.

— И раз ты у нас такая ненасытная почти что нимфоманка, думаю, даже это наказание для тебя таковым едва ли станет.

Я снова вскрикнула, но, скорее, от неверия и нового испуга, чем от боли. Если так подумать, боли я почти что не испытала. Адреналин жёг кожу и шокированное сознание щадящей анестезией, не говоря уже о других зашкаливающих эмоциях и страхах. Так что неслабый шлепок увесистой пятерни Его Святейшества по моей приподнятой кверху попе прошёлся по моим болевым с наименьшим воздействием, чем по другим ощущениям. И последующий за ним, по второй ягодице удар, кажется прошёлся уже через всё моё тело будто насквозь и навылет, приложив окончательно к твёрдой лежанке.

— Хотел бы я посмотреть, что с тобою станет, если не трахать тебя, скажем, несколько дней подряд, но… оставим данный эксперимент как-нибудь на потом.

Слух неприятно царапнуло охрипшим голосом Бошана в довесок к ноющим от его смачных шлепков ягодицам. А потом и вовсе парализовало, когда он резким рывком одной руки содрал с меня трусики и… грубым давлением своих пальцев заставил пошире раздвинуть ноги и приподнять повыше попу. Причём я не сразу вспомнила, в чём была одета там, на квартире Кобема, когда за мной пришли церберы Верховного. Увы, но далеко не в джинсах и не в уличной куртке, а… всего лишь в безразмерной домашней футболке Адриана, чей подол доходил до середины моих бёдер. Теперь понятно, почему Фаус меня так жадно разглядывал и пускал на меня слюни, не говоря уже тихом бешенстве самого Эйлдара.

Глава девятнадцатая

Никогда в жизни я ещё не испытывала столь несовместимых между собой эмоций, страхов и шокирующих ощущений. По сути, меня обездвижили едва не на мертво, поставив в самую унизительную позу, ещё и таким образом, чтобы я не могла ничего видеть. Только чувствовать. И по полученным от Бошана касаниям строить одни лишь догадки с предположениями, что именно он намеревается делать и насколько больно, возможно, это будет.

Недолгая пауза закончилась характерным звуком расстёгиваемой бляшки ремня. Он что, собирается меня пороть? Хотя… даже не знаю. Если этим он намеревается заменить более страшные пытки в более ужасных, чем эта, дознавательных камерах, может оно и к лучшему?

Чёрт! О чём я вообще думаю? Тут бы вспомнить хоть какое-нибудь примитивное заклинание по лишению себя чувств или насильственному кратковременному обмороку. Мне же приходилось раньше прибегать ко всякому роду зельям и легальным заговорам от лицензированных знахарок, когда моя природная сущность выходила за берега (что-то вроде чародейского ПМС-а), и я начинала буквально лезть на стенку. Помогали они, конечно, не на все сто, но кое-как всё же притупляли мою сексуальную несдержанность, а большая часть подобных дней заканчивалась для меня относительно малыми жертвами.

— Смазки я с собой не прихватил, так что придётся потерпеть, чародейка. Правда, я и в этом сомневаюсь. Ты же у нас не такая, как все. Для одних терновые кущи — невыносимая пытка, а для других, что дом родной.

Опять небольшая пауза с шуршанием одежды и осязаемым скольжением близости Верховного за моей спиной. Я то и дело несдержанно вздрагиваю, напряжённо вслушиваясь в каждый звук и прикосновение, которыми меня то и дело одаривал или обдавал Эйлдар. И в этот раз тоже не получилось не задрожать, когда что-то тёплое и влажное упало на мою промежность и поползло тягучей струйкой по сжатому колечку ануса. А потом его коснулись чужие и совсем не нежные пальцы, размазывая, видимо, мужскую слюну по выбранному месту и даже неглубоко проникая в тугой сфинктер.