Наследники Тьмы (СИ) - Моисеева Ольга Юрьевна - Страница 20

Женщина в белом халате встала из-за стола, и Морозов торопливо стянул футболку — рыбки не было, так что краснеть перед медсестрой за это странное, не подходившее мужику, украшение не пришлось. Утром, после ночи любви, он подарил рыбку Наде — та пыталась протестовать, но было видно, в каком она на самом деле восторге, и Женя с удовольствием настоял на своём.

Повесив футболку на вешалку в углу кабинета, он снял кроссовки и лёг на койку.

— Расслабьтесь, устраивайтесь так, чтобы вам было удобно, — проворковала медсестра, и вдруг — вжик! — вытянула откуда-то сверху длинную чёрную кишку — тонкую, с чем-то металлическим на конце.

Морозов беспокойно заёрзал, готовый в любой момент вскочить и обратиться в бегство.

— Не бойтесь! — заметив его реакцию, рассмеялась медсестра. — Никто не собирается вставлять вам зонды во все отверстия, я всего лишь подсоединю эти кабели вот сюда.

Она сняла с крючка на боку установки чёрный матовый шлем с серебристыми отверстиями, куда вставила и завинтила сначала одну, а потом ещё три, вытащенные из соседних гнёзд, кишки. Они влажно блестели, неприятно поскрипывая и изгибаясь в руках медсестры.

— А эта штука? — Женя смотрел на шлем.

— Закрепляется у вас на голове и будет просто прилегать, внутрь вашего тела ничего не проникнет, не беспокойтесь.

Женщина в белом халате продолжала нежно улыбаться и разговаривала с ним, словно с маленьким ребёнком или стариком в маразме.

— А я и не беспокоюсь, — пробормотал Морозов и всё-таки заставил себя сконцентрироваться и взглянуть на светотень медработницы. Обычная с виду, она не была такой яркой и шустрой, как у Надюши, но и до гладко-тяжёлой и правильной, как у Ильи, ей было далеко. Немного настораживало полное отсутствие воронок, разрывов и тёмных пятен, но, возможно, у медсестры просто давно не было неприятностей, да и крепкое здоровье — не такая уж редкость в среднем возрасте.

Прикосновение прохладного шлема к голове мгновенно вывело из транса, и Морозов вздрогнул.

— Надо ещё прикрепить несколько датчиков к телу, чтобы контролировать ваше физическое состояние во время лечебного сна, — пояснила медсестра, прилепив две присоски с проводами на грудь и одну — в район солнечного сплетения. — Ну вот, готово, вам не холодно? А то могу принести плед.

— Да здесь тепло, спасибо.

— Хорошо, — она включила на установке тумблер, и аппаратура едва слышно загудела. — Приятных сновидений.

Женя не помнил, что ему снилось, и снилось ли вообще, но проснулся он свежим и отдохнувшим и какое-то время лежал, наблюдая, как на установке весело перемигиваются огоньки. Состояние казалось безмысленным, однако светотени своей Морозов не видел. Несмотря на расслабленность и бездумное созерцание мира, лампочные способности отчего-то никак не включались.

В кабинет не вошла медсестра и спросила:

— Ну, как вы, всё в порядке? Поспали хорошо?

— …Д-да, спасибо, — с некоторым опозданием ответил Женя: впустить мысли оказалось не просто, но когда это произошло, он ощутил беспокойство, словно что-то забыл или потерял, но никак не может вспомнить, что именно.

Медсестра аккуратно отлепила с его груди датчики, сняла с головы шлем — Женя молча наблюдал, как она вывинчивает из него кабели. Когда все они шустрыми змеями юркнули в гнёзда на установке, Морозову показалось, он недавно видел нечто такое же быстрое, чёрное и блестящее, но образ мгновенно пропал, так и не попав в фокус.

— Осмотр у доктора у вас завтра вечером, — ласково проговорила медсестра, — а сейчас… хотите ещё полежать?

— А? — тут до Жени, наконец, дошло, что она не знает, как бы выпроводить пациента, который продолжает валяться на койке, хотя время позднее и лечебный сон давно закончился. — Нет-нет, я уже встаю.

Он вскочил, и в голове словно крупа какая-то — представились мелкие, похожие на чёрную икру, только очень тяжёлые шарики — пересыпалась прямо в лоб, отчего Морозова неудержимо потянуло вперёд, но медсестра ловко поймала пациента, не позволив грохнуться на пол.

— Не стоит так резко вставать! — укорила она, осторожно отпуская Женю и обеспокоенно заглядывая ему в глаза. — Голова кружится?

«Нет, это чёрные шарики…»

— Нет, всё нормально, — ответил он вслух.

— Может, врачу позвонить?

В голове у Жени возник образ белозубого врача с холёным лицом, только лысого, с красными глазами. Рот доктора был открыт, и в нём виднелось что-то чёрное. Образ мелькнул и быстро стёрся, а разум захватило вялое отупение.

— Нет, не стоит… я завтра зайду к нему сам… Мы так… договаривались.

— Идите в свою комнату и ложитесь спать, — посоветовала медсестра. — Процедура потому и делается вечером, чтобы продолжиться естественным сном.

— Да, я понимаю…

Он вышел из кабинета и остановился посреди коридора, пытаясь увидеть собственную светотень, но опять ничего не вышло. Хорошее сразу после пробуждения самочувствие стремительно ухудшалось. Женя резво поднялся по лестнице, торопясь покинуть подвал, выйти из медицинского корпуса и оказаться наконец на улице — так стало вдруг душно и жарко, хотя в здании работал кондиционер. Слышен был его тихий шелест, и кожи касались прохладные потоки воздуха, но облегчения телу не приносили: жар шёл изнутри — давящий, тяжёлый, словно в солнечном сплетении рос и уплотнялся горячий влажный ком.

Выбежав на улицу, Морозов глубоко вдохнул, и чёрные шарики вновь пришли в движение. Они больно стукнули в затылок, стремясь повалить Женю назад, но он удержался и сквозь разбитую светом фонарей ночь двинулся к своему корпусу, стараясь ступать и дышать ровно. В кармане звонил телефон, но Морозов решил разобраться с этим потом, а пока шёл до своей комнаты, вообще про звонок забыл. Как и про всё остальное. Единственное, чего ему сейчас хотелось, это лечь и не шевелиться, что Женя и сделал, едва добрался до кровати — упал на неё ничком и отключился.

Он даже дверь за собой не закрыл, так что на следующий день Надя зашла прямо в номер и принялась будить своего вконец заспавшегося парня.

— Лечебного и ночного сна, как я вижу, тебе явно не хватило, — со страхом и беспокойством констатировала она. — Что случилось, Жень? Я насилу тебя растолкала! Ты заболел?

Надя прикоснулась ладонью к его лбу, и Морозову вдруг стало так приятно, как никогда в жизни.

— Горячий, по-моему, — нахмурилась она. — Тебе надо к врачу!

Ладонь скользнула было прочь, но Женя удержал её и взмолился, с трудом разлепив губы:

— Нет, не убирай! Пожалуйста…

Он притянул Надю к себе, рыбка выскользнула из выреза блузки и коснулась его разгорячённой груди.

— Как-то плохо ты говоришь, надо немедленно…

— Не надо, — прошептал он, купаясь в нежном… тепле?.. мягкой… прохладе? — Женя не мог определить, да он и не старался, просто впитывал это чудесное нечто и расплывался в блаженной улыбке. — Просто побудь со мной, пожалуйста.

— Ну ладно, — удивлённо согласилась Надя и, обняв его, прилегла рядом.

— Как же хорошо, что ты пришла, даже не представляешь! — едва слышно пробормотал Морозов, утыкаясь головой в её шею.

— Пришла бы раньше, если бы на телефон отвечал!

— Извини, не слышал…

— Ни на завтрак, ни на обед сегодня не пришёл! — упрекнула Надя.

— Проспал.

— Но это же ненормально, столько спать, ты же… — Она вздохнула и неожиданно замолчала, так и не договорив фразу, взгляд сделался рассеянным.

— Нормально! — почти беззвучно выдохнул Женя, когда то, что давило его изнутри, вдруг окончательно спало, сдалось, растворилось под натиском охватившей его радости. Мучительный блок, который не давал включить лампочные способности, пал — Морозов моргнул и без всяких усилий увидел свою и Надину светотень: они полностью слились, глубоко проникая друг в друга.

После поездки к восстановительному бассейну Вера проспала часов тринадцать кряду и встала разбитой. Сразу вспомнилось, как она зимой устроилась сотрудником для пересчёта товара ночью — уж очень зарплата была отличная и график удобный. Но всё оказалось гораздо тяжелее, чем думалось: утром она бежала на занятия в универ, потом делать домашние задания, а вечером — на работу в супермаркет. На отдых оставалось часа четыре в сутки, а иногда даже три, так что выдержала Вера всего пару месяцев. После этого она тоже много часов отсыпалась и ходила потом, будто пыльным мешком пришибленная.