Нарушая заповеди (СИ) - Перова Алиса - Страница 16

Котя побухтела, обиженно посопела, но, в конце концов, уснула, а я вдруг вспомнила, что так и не выяснила у неё про загадочного Серого, ответственного за её животик. Кстати, спать с Котей было реально страшно. Я так боялась невзначай её толкнуть, что всё равно не смогла бы уснуть рядом с ней.

А когда над кромкой леса показались первые солнечные лучи, я вскочила с постели и, закутавшись в плед, вышла на балкон. От красоты, открывшейся передо мной, захватило дух. И как я могла ещё сомневаться, возвращаться ли мне сюда. И почему я днём всего этого не разглядела?

Наверное, рассвет — это особенное волшебное время, когда слышны лишь звуки природы. А если вести себя тихо, можно разглядеть то, чего никогда не замечал раньше, и почувствовать себя частичкой этой настоящей лесной сказки. Я бы очень хотела подарить эти ощущения Ромке, поделиться с ним этой завораживающей магией. Мы бы стояли, обнявшись и, затаив дыхание, слушали…

Звуки, долетевшие до моего слуха, были однозначно не природного происхождения. Но какие же они долгожданные! Одинокое урчание мотора так органично вплелось в музыкальную утреннюю симфонию… Потому что это приехал мой…

Папка! Папочка мой!

Вихрем промчавшись по крутым ступенькам, я вылетела из дома в тот момент, когда из хвойной аллеи показался папин автомобиль. Эмоции нахлынули безудержным потоком, готовые выплеснуться из глаз.

Радость от встречи, восторг и ликование при виде папиной улыбки и протянутых рук, нежность и умиротворение в крепких объятиях… И дикое отчаянье, пролитое внезапными слезами на самой сильной и надёжной груди.

— Лали, маленькая моя, что случилось?

Мне так жаль расстраивать моего папочку, но плотину уже прорвало, и я не в силах сдержать этот бурный поток моего горя, так долго запертого внутри меня и так внезапно сокрушившего все выстроенные мной барьеры.

Папа больше ни о чём не спрашивает и только крепче прижимает меня к себе, даря свою защиту и молчаливую поддержку. Я поднимаю голову, не боясь показать некрасивое зареванное лицо, и смотрю своему папе в глаза. Они никогда не врут.

— Папочка, родненький, я не справилась, не смогла, — сдержать новый поток слёз не получается. — Пап, я совсем не такая, как ты… Прости, я такая слабая и глупая. И я обманула тебя… Я ничего не забыла…

— Я знаю, малышка, — в папиных глазах сожаление и любовь, — я всё про тебя знаю, моя девочка. Только что же это была бы за любовь, если бы ты так быстро о ней забыла? Ты очень сильная, Лали, и я горжусь тобой. Только с любовью всегда бывает непросто.

Папа снова прижимает мою голову к груди и тихо целует в макушку. Я верю ему безоговорочно и, наконец, затихаю. Лишь сейчас, в папиных объятиях, я по-настоящему ощущаю себя дома.

Даже не знаю, что именно выдернуло меня из сна — больнючий щипок за мягкое место или возмущённый возглас Коти:

— Ну, знаешь, это наглость! Ты что, собираешься до вечера здесь дрыхнуть? Хорошо же ты гостей принимаешь!

— Коть, а сколько времени? — я сбрыкнула плед, под которым чуть не сварилась и, оглядевшись, обнаружила себя на диванчике в папином кабинете.

Помню, как папа внёс меня в дом, и мы сидели в гостиной на первом этаже. В его руках я смогла, наконец, уснуть. Странно, что он принёс меня в кабинет, а не в мою спальню.

— Третий час, между прочим! Уже обедать пора, а ты ещё не завтракала. Баева, чем ты всю ночь занималась, пока я отвлеклась на сон?

— Сколько — третий час? — я подскочила с дивана. — Ты что, разбудить меня не могла?

— Я что — самоубийца? Тимур Альбертович с утра издал указ отстреливать даже комаров, посмевших нарушить покой его принцессы. Слышь, но всему же есть разумный предел. Мне стало без тебя скучно. Твоему папеньке уже надоело меня развлекать и он придумал себе какие-то срочные дела и умчался со своим коротышкой Яном. А Василиса вечно занята! — Котя смешно надула губы и мне показалось, что она сейчас топнет ножкой. — И даже эти твои Львовичи куда-то свалили ещё пару часов назад.

Вот это отличная новость! Я облегчённо выдохнула и направилась на выход из кабинета, увлекая за собой подругу.

— Ну и какие у нас на сегодня планы? — угрожающе интересуется Котя, встречая меня, посвежевшую после душа.

А я знаю, что придётся её разочаровать, но пока не решён мой главный вопрос, мне даже дышать больно.

— Коть, прости, мне край надо встретиться с Ромкой. — Но я тут же спешу её успокоить: — Но везти меня не надо, я такси возьму! А ты можешь подождать меня дома, поплавать… Да что хочешь делай, папа не будет против.

— Знаешь, Баева, — на удивление спокойно и даже грустно говорит Котя, — мне кажется, что если я приглашу поплавать в вашем бассейне свою маму и даже папашку со всем его выводком, твой папа тоже не будет против. А такси тебе ни к чему, я уже видела твою тачку и чуть не почернела от зависти. Кстати, Тимур Альбертович сказал, что она заждалась хозяйку и мы уже можем её выгулять. Но, я так понимаю, в твоих сегодняшних планах для меня места нет?

— Стёпкина, ну ты ведь мой друг… — виновато лепечу я, и Котя, к счастью, не ждёт, когда я стану вымаливать у неё прощение.

— Да, Баева, тебе на редкость повезло! Поэтому хватит ныть, пойдём лучше пощупаем твоего нового коня, а потом начнём делать из тебя роковую стерву. Доверься мне — и твой Ромео не устоит.

Мне сразу вспомнилась красная сорочка, призванная сразить Ромку наповал. Тогда Катюха говорила то же самое, и мы обе знаем, чем всё закончилось.

— Коть, я вот думаю, может, мне причёску сменить?

Я открываю дверь, ведущую в гараж, Котя с важным видом неотступно следует за мной. У неё есть причина быть важной — она видела мою тачку, а я нет.

— Морду лица смени лучше, а то мне всё время кажется, что у тебя сейчас клыки вылезут. А нам с Масиком нельзя волноваться, — Котя погладила свой круглый животик. — И вообще, давай быстрее, мы с ним кушать хотим.

— Пф-ф, Масик! Жесть! Хорошо, что не Тузик. Может, скажешь, что за серый хрен заделал тебе этого Ма… — и тут я вижу её… — А-а-а! Котя! Скажи, что это моя машина!

16. Роман

— Темнов, ты перегрелся? Даже слышать ничего не хочу!

Я лениво обвожу взглядом просторный светлый кабинет, и баночка пепси в нише тёмно-коричневого секретера вызывает у меня невольную улыбку.

— Ваше Высокопреосвященство… — начинаю я, но мой собеседник меня тут же прерывает, правда, уже более спокойным тоном.

— Что у Вас на этот раз случилось, студент Темнов? — Глава Никольской духовной академии архиепископ Сергий Тверской, он же ректор данного богоугодного заведения, откинулся на спинку кресла и устало прикрыл глаза.

— Вы всегда знали, что не моё это, Владыка, — я подавил ухмылку и добавил, — не достоин я, не справляюсь.

— Или дурака валяешь, — ректор снова перепрыгнул на «ты» и, сузив глаза, подался вперёд. — Рома, это не игрушки. Помнится, ты не далее как пару лет назад в монахи рвался. Тогда достоин был?

— Тогда я очень хотел быть достойным, Ваше…

— Хватит! — тяжёлый кулак грохнул по столу. — Хотел-перехотел! Вспомни, где ты находишься! Ты знаешь, сколько человек желали на твоё место?

Скольких же долбодятлов не увидели эти стены!

— Так вроде я никого не подсиживал… — напоминаю забывчивому ректору. — Сами говорили, что подошёл вам по всем критериям и с вступительными экзаменами сам справился.

— Конечно, сам, — язвительно соглашается ректор, — на том же уровне, что и двадцать других абитуриентов, однако это место твоё, и стипендию получаешь, хотя, позволь заметить, ты далеко не самый преуспевающий студент. А от общежития ты сам отказался. И хочу напомнить о твоём индивидуальном графике, которого не удостоился ни один студент академии. Ты через день пропадаешь по полночи в своём ремонтном боксе.

Зато Ваша тачка всегда, как лялька… Лялька!.. Ведьма мелкая! И здесь пролезла!