Романов. Том 1 и Том 2 (СИ) - Кощеев Владимир - Страница 24

Остановившись перед троном, государыня не спеша опустилась в него и, расправив платье, замерла. Секретарь по ее едва заметному движению пальца заговорил, объявляя о назначенных тяжбах, затем перечислил всех присутствующих в качестве свидетелей, после чего поклонился царице.

— Иван Федорович, — обратилась она к боярину, сидящему напротив нас в одиночестве. — Я слушаю.

Николаев выглядел типичным боярином из сказки. Огромная борода, блестящая лысина, маленькие бегающие глазки и заметные даже под густым волосом на щеках брыли. Он бы легко сошел за своего, если его переместить куда-нибудь в Средние века. Но костюм, пусть и не сходился на обширном брюхе, все же был современный.

— Благодарю, государыня, — с поклоном произнес он. — Второго сентября этого года княжич Романов на занятии по развитию магического дара обвинил мою дочь, Ангелину Ивановну, ведущую занятие, в попытке применения анализирующей дар техники. На справедливое замечание, что княжич ошибся, он ответил, что доложит об этом отцу. В тот же день, как только моя дочь рассказала о случившемся, мне тут же позвонил сам князь Романов с требованием выплатить виру. Запись разговора я предоставил секретарю, государыня.

— Мы прослушаем ее позже, — кивнула та. — Дальше.

— Репутация моей дочери пострадала, государыня, — заявил Николаев. — Княжич обвинил ее голословно, нанес ущерб не только ей как преподавателю, но и всему роду Николаевых. По закону я в своем праве требовать справедливости, государыня. И я пришел именно за этим. Род Романовых, не иначе как надеясь на свое положение, оболгал нас, потребовал виры за то, чего не было. Это княжеский произвол. И я хочу, чтобы Романовы ответили за свои слова так, как это положено по закону.

В зале стояла тишина. Громкие слова про княжеский произвол не понравились боярам, это было видно по их лицам. Идея, что любой вышестоящий может в любой момент просто отобрать собственность на основании того, что ему этого хочется, нашла отклик в их душе.

— Хорошо, мы услышали требование обвинителя, — кивнула царица и повернулась к нам. — Слово князю Романову.

Отец спокойно поднялся, поправил пиджак и, глядя на государыню, поклонился. Сейчас, когда они были рядом, семейное сходство, конечно, бросалось в глаза, на портретах этого не заметно.

— Благодарю, государыня, — заговорил отец. — Все верно сказал боярин Николаев, второго сентября мой младший сын, княжич Романов Дмитрий Алексеевич, действительно обвинил Николаеву Ангелину Ивановну в том, что она применила к его дару анализирующую технику. И также верно, что я позвонил ему, когда сын вернулся домой.

Патриархи слушали молча, прекрасно понимая, что это лишь вступление.

— Однако есть обстоятельство, которое в корне меняет дело. Мой сын действительно подвергся воздействию анализирующей техники. Именно поэтому боярин Николаев подал прошение об этом слушании с такой скоростью, сейчас он выступает один, без дочери, и прекрасно осознает, что если ему удастся оговорить Романовых, никто не станет применять средства дознания к его дочери. Виновница же отсутствует в зале не потому что боярин выступает от ее лица, а потому что он укрывает преступника, нарушившего наши права, закрепленные в законе «О княжествах». Я прошу следовать букве закона и назначить дату суда с проведением полного расследования. Я в своем праве, государыня.

Царица помолчала несколько секунд.

— У тебя есть доказательство, Алексей Александрович?

— Нет. Его не может быть в принципе, — ответил тот. — Дар моего сына слишком силен, чтобы следы в покрове остались. Никаких свидетелей, кроме Дмитрия Алексеевича, быть не может, ведь вся группа в это время медитировала. Единственные, кто действительно может доказать, была техника или нет — это опричники государя. Я прошу провести проверку по закону. Иначе получается, что любой может оболгать князя и предъявлять ему требования. Если это допустить сейчас, то в будущем такие дела начнут заводить против великих князей, а там и до царя недалеко. Верно я говорю, Иван Федорович?

Николаев резко покраснел, сжимая кулаки, но промолчал. Царица чуть повела пальцами на подлокотнике трона, и отец сел на место.

— Хорошо, мы выслушали претензии сторон, — объявила она. — Послушаем запись телефонного разговора между князем и боярином от второго сентября.

Секретарь тут же нажал на кнопку, и из спрятанных динамиков раздался голос отца:

— Николаев. С тобой говорит Алексей Александрович Романов.

Теперь началась часть, которой я тогда не слышал.

— Здравствуй, князь, — голос Николаева звучал подавленно. — Ты по поводу моей дочери?

— А, ты уже в курсе инцидента и готов обсуждать условия? А знаешь, что после этого на моего сына было совершено покушение? Понимаешь, в какой ситуации мы с тобой оказались?

— Я сочувствую вашему роду, князь, — ответил Иван Федорович. — Но Николаевы не имеют никакого отношения к этой ситуации. Полагаю, нам следует обсудить вопрос, который нас действительно касается, на царском приеме.

— Хорошо, что мы услышали друг друга. Обсудим виру чуть позже. Я предполагаю, что к попытке покушения ты не имеешь никакого отношения. Но ты ведь понимаешь, что тебя кто-то очень вовремя подставил?

— И этот вопрос мы тоже можем обсудить на приеме, — сказал Николаев.

— Хорошо, значит, договорились. Сын приедет на царский прием, ожидаю и вас с дочерью, на месте все и обсудим.

Запись закончилась, и несколько секунд в зале стояла тишина, после чего царица обернулась к Николаеву.

— Это все, Иван Федорович?

— Да, государыня.

— Алексей Александрович?

— Мне нечего добавить, государыня.

Царица обвела взглядом собрание.

Ситуация опасная. Боярин свободной партии против царского князя — дело не может не быть резонансным. С одной стороны обвинение в княжеском произволе, с другой — позволить рвать князей нельзя. Несмотря на более высокое положение в обществе, у нас не намного больше прав, чем у бояр. Но ни тех ни других без санкции суда подвергать допросам нельзя.

— Итак, мы выслушали обе стороны. Ознакомились с предоставленной записью, — подвела черту царица. — Так как достоверно установить, является ли порочащим репутацию слухом обвинение княжича Романова в адрес боярышни Николаевой, на данном этапе не представляется возможным, я передаю это дело в царский суд. Соответствующие разрешения будут выданы опричникам Русского царства на проведение допроса. Как княжича Романова, так и боярышни Николаевой.

— Государыня, помилуй! — выпучив глаза, закричал боярин, падая на колени. — Ты же дочь мою безвинную на муки и безбрачие обрекаешь! Кто же возьмет боярышню замуж, если над ней чинили допрос?! Ты ведь знаешь, что никто не станет слушать, виновна она или нет, раз был допрос — значит, заклейменная, изменница, преступница! Да Ангелину из университета выгонят с позором, как только узнают!

Царица взглянула на него равнодушно.

— Невиновных в Русском царстве не карают, Иван Федорович. По закону очистит свое имя Ангелина Ивановна — я спрошу с тех, кто на нее наговаривает. Ну а если виновна, то по закону за свои прегрешения и ответит. Встань, Иван Федорович.

— Допросы опричников создавались для пыток изменников государю, и все это знают, — продолжил тот. — А мою дочь пытать будут за что? За то, что правда на ее стороне? Или за то, что так сказал Романов?

Я прикрыл глаза. Слово сказано. И собравшиеся его услышали.

— Да ты никак судить меня вздумал, Иван Федорович? — холодно роняя слова, спросила государыня, поднимаясь с трона.

Ее охрана тут же выстроилась полукольцом вокруг, окутываясь всполохами магии.

— В камеру его, — распорядилась царица, и один из бойцов схватил боярина за плечо. — За неуважение будет тебе собственное слушанье, Иван Федорович.

И охранник поволок Николаева из зала, держа под руку. Боярин волочил ноги и причитал, не скрываясь — в голос, чтобы все слышали. Собравшиеся проводили его тяжелыми взглядами, а я повернулся к отцу.