Мир колонизаторов и магии: Практика (СИ) - Птица Алексей - Страница 2

С утра я отправился на занятия, и, как назло, очередная пара оказалась по специалитету, вместе с боевиками. Естественно, там же находилась и Мерседес, со своей закадычной подружкой Элеонорой де Тораль. Как мне не хотелось встретиться вновь с объектом своих воздыханий, но я сделал вид, что не заметил её присутствия и похромал на максимально удалённую от них парту, где, усевшись, с радостью вытянул раненую ногу.

Но всё было спокойно, меня никто не трогал, и даже ни о чём не спрашивали. Занятия прошли планово, так же, как и практика. Как только выдалась свободная минутка, я отправился в конюшню, которая находилась на заднем дворе академии, проведать оставленного там коня.

Сначала со мной увязался Алонсо, чтобы наедине порасспросить об испытанных приключениях, но его отвлёк кто-то с факультета инквизиции, и он отстал, чтобы вволю почесать языком, и наверняка, рассказ его был обо мне и о том, где я проводил лето. Сказочники, блин, сейчас порасскажут, кто, кого, зачем и почём.

Не успел я дойти до конюшни, как из-за угла вырулила сладкая парочка, одетая в костюмы для верховой езды. И это были Мерседес и её подруга Элеонора.

Честно говоря, вид, что одной, что другой, был сногсшибателен, девичьи груди были затянуты в тугой корсет, который норовил выдавить круглые полушария наверх, а хозяйки этих самых холмов старались их упрятать обратно. Тонкие талии, перетянутые широким кожаным ремнём, круглые бёдра, которыеобтягивали штаны для верховой езды, заправленные в высокие ботфорты, могли пленить любое мужское сердце.

Я остановился, как от неожиданности, так и от лицезрения такого великолепия, и замешкался, не зная, как реагировать.

— О! Кого мы видим! — начала разговор Элеонора, саркастически скривив тонко очерченные губы аристократки в энном поколении.

— И кого же вы видите? — вежливо поинтересовался я в ответ.

— Любителя пиратов!

—Я даже поперхнулся от такого обвинения, нашли, блин, любителя. Я не любитель, я уже профессионал, но вслух ничего не сказал, решив подождать, что будет дальше. Становилось интересно.

— И в чём выражается моя любовь к ним, уважаемая сеньора?

Элеонора вскинулась от возмущения, ведь она была сеньоритой, но и сеньорой тоже, если обращать внимание на то, что мой, пусть уже и баронский, титул, всё равно, был намного ниже титула её отца. Я же залюбовался её гневом, что, как ни странно, изрядно разозлило Мерседес, которая стояла рядом с подругой и пока молчала, внимательно наблюдала за мной.

— В том, что вы постоянно попадаете им в лапы, вы так не находите, благородный идальго? — скривившись, начала Элеонора меня изображать. Стало смешно, и я не сдержал ехидной улыбки.

Теперь уже обе девушки были одинаково злыми, а я ведь ничего им ещё не сказал предосудительного, и был вежлив, до невозможности, а тут такой пассаж. Обе стали учащенно дышать, думая, что они могут мне ответить, чтобы поставить на место, но, видимо, ничего подходящего им в голову не приходило.

— Где ты был? — зло спросила Мерседес.

— Водку пил, — буркнул я вполголоса.

— Что?

— В море я был, рыбачил. А по какому праву вы, любезная Мерседес, спрашиваете меня таким тоном. Я не являюсь вашим вассалом, и не должен вам денег. — я попытался поставить на место разгневанных фурий.

Мои слова разозлённая Мерседес пропустила мимо ушей и, машинально подперев бок одной рукой, спросила.

— А почему ты тогда хромаешь, за борт выпал и тебя укусила акула?

— Да, и не одна, — не стал я отрицать.

— И что ты сделал?

— Достал кинжал, он у меня, как раз, был за поясом, ухватился за спинной плавник и стал бить её кинжалом в голову, а потом, другую, а потом…

— Хватит врать! — перебила рассказ Мерседес, взбешенная моими объяснениями.

— Как скажете, сеньорита, бедному барону не стоит перечить дочерям графа и маркиза.

— Чегооооо! — протянули синхронно обе девицы, и их злые глаза резко изменились на удивлённые и, кажется, даже значительно увеличились в размерах. Стало приятно от произведенного эффекта, и тут меня попёрло. Близость недоступного пьянила меня больше, чем вино.

— Ну, так за спасение дочери итальянского герцога это жалкая плата. Я хотел виконта просить, но не получилось. Ничего, я ещё… кого-нибудь спасу и точно стану виконтом. Опыт уже есть! А она, милашка, кожа белая, глаза чёрные, не то, что у некоторых! — и я бросил быстрый взгляд на Мерседес.

Девушка сначала даже не поняла смысла сказанного, но потом до неё дошло, и она резко покраснела от гнева, но выход ему перекрыла её подружка.

— Идальго, вы забываетесь! Как вы смеете при благородных сеньоритах обсуждать прелести другой девушки. Это, это… переходит все грани приличия, немедленно извинитесь перед нами, раз вы уже стали бароном.

— О, благородные сеньориты, я нижайше прошу у вас прощения за свои легкомысленные слова. Просто, я как вспомню, как бедняжка прижималась ко мне и молила меня о спасении, так я становлюсь готов её спасти ещё раз, и ещё, и ещё.

Хлоп, и звонкий гул пощёчины пошёл гулять по двору, отразившись эхом от крепких стен конюшни. В голове слегка загудело, узкая, но нежная, несмотря на мозоли от рукоятки шпаги, ладошка славно приложилась к моему лицу.

— О, сеньорита! У вас такая тяжёлая рука, сразу видно, что вы умеете это делать, и любите, и женского в вас…

Хлоп, и мне прилетело с другой стороны. Моё веселое настроение несколько поубавилось, но кураж не прошёл. Ведь сейчас можно было прямо смотреть в ярко-зелёные глаза девушки, которая была мне недоступна, и которая мне очень нравилась, не опасаясь обвинений в домогательстве.

Подружка Мерседес, Элеонора была красива той нежной, утончённой красотой, которая ещё не раскрылась в полной мере и была продуктом селекции многих поколений дворян. Она ошарашенно переводила взгляд с меня на Мерседес и обратно, не в силах вымолвить ни слова.

— Я смотрю, маркиза, ваша спутница не отдаёт себе отчёт в своих действиях, наверное, это ваши подзуживания довели её до такого состояния. Как не стыдно избивать бедного барона только за то, что он восхитился другой девушкой, которая не стеснялась своего спасения обычным бедным идальго.

— Объяснитесь, идальго! — холодно произнесла Элеонора, но её гневно раздувающиеся ноздри и высоко вздымающаяся грудь указывали на то, что она не менее взбешена, чем Мерседес, которую начинало трясти от обиды и осознания того, что она уже совершила. Но воспитание есть воспитание, и она нашла в себе силы сдержаться.

— Ну, как же, как же. Вы вдвоём преследуете меня, чтобы поиздеваться и посмеяться над теми делами, которые я совершил. Это, наверное, у вас великосветское развлечение, не…

Хлоп, и звонкий звук очередной пощёчины снова разнёсся вокруг. Да, я сегодня банкую, но вместе с этой пощёчиной из меня вылетели последние брызги сарказма и иронии.

Подняв руку к щеке, я почувствовал, какая она стала горячая. Наверняка, уже видны следы пятерни, пусть и женской. Не больно, но неприятно. Узнают, и тогда обо мне пойдёт специфическая слава, ещё и выпрут из академии, несмотря на все заслуги. Грустно! Эта мысль меня изрядно разозлила.

— Надеюсь, вы уже закончили, благородные сеньориты, и я могу уйти мыть свои щёки от ваших грязных рук?

— Ты, ты, ты — задыхалась Мерседес, напирая на меня грудью, но уже держала свои руки подальше, чтобы снова их не распустить, сзади её подпирала Элеонора, не менее взбешенная, чем подруга.

Что ж, я никогда не был против женской груди, особенно, когда она почти уже утыкается в тебя. Весьма любопытно было смотреть в зелёные глаза ведьмы очень близко. Ещё чуть-чуть, и можно было впиться в эти карминные губы.

Ещё чуть-чуть, но Мерседес почувствовала подвох и быстро отстранилась, по-прежнему подыскивая слова, чтобы морально уничтожить меня, но мозги ей отказали. А подружка тоже никак не могла сосредоточиться, потому, как сама была в шоке от собственных действий. Впрочем, хватит строить из себя тут Христа и размазню.