Позволь мне решить (СИ) - Погожева Ольга Олеговна - Страница 32

Впрочем, тихая – сказано довольно громко, учитывая характер Велегора. Мальчишке не нравилось новое место, не нравились расположенные на территории монастыря храмы, постоянные службы и облачённые в чёрное фигуры – всё это вызывало в сыне раздражение и ярость. Это была совсем не та жизнь, которую хотел горячий, жадный на приключения мальчишка, когда они уезжали с Островов.

- Ненавижу тебя! – кричал Велегор, исступлённо молотя отца кулаками, когда Януш объявил о своём решении остаться в монастыре. – Ненавижу! Ты обещал показать мир, а вместо этого запер вместе с этими уродами! Не хочу, не хочу, не хочу!!!

Ушло несколько месяцев на то, чтобы мальчик свыкся с новым местом – время, за которое Януш успел поседеть от постоянных выходок сына. Сбежать Велегор, хвала Единому, не пытался, но ярость при малейшем неповиновении его прихотям окружающих прорывалась наружу неприятнейшими сюрпризами: бушующий подросток мог разгромить келью, поджечь храм, испепелить святые книги и даже ранить кого-нибудь из монахов. Велегор мог куда больше, если бы не благодать Единого, пропитавшая монастырские стены и подавлявшая всплески чёрной злобы.

Сын скоро смирился, подружился с некоторыми молодыми монахами, и даже начал посещать службы – вначале просто потому, что весь монастырь пустел в это время, и играть становилось совершенно не с кем, затем из интереса к чему-то новому – сказывалась его любознательная натура – и наконец Велегор увлёкся по-настоящему.

- Вчера я молился, - обронил он как-то после утренних молитв Януша. Отец с сыном собирались на завтрак в общем зале, и мальчик ждал его, сидя на своей кровати и обхватив колени тонкими руками. – Ночью. Ты спал, а светильник горел. Я встал и прочёл одну из твоих любимых молитв.

- И? – затаив дыхание, спросил Януш.

- И мне показалось, что ваш Бог меня слышит. Каждое моё слово, каждый мой вдох. – Мальчик поднял на него бездонные глаза и сказал без улыбки, - я хочу молиться вместе с тобой.

Этот день стал счастливейшим в его жизни. Именно тогда Януш понял, что годы на Островах, все тревоги и опасения после них, нервные потрясения, переживания и усталость – всё это было не зря. Велегор не изменился в один миг, и едва ли изменился так уж сильно даже спустя два года – но то, что монастырская жизнь научила его сдержанности, послушанию и спокойствию, казалось бесспорным. Как и то, что Велегор научился контролировать если не всю, то хотя бы часть своей силы – при помощи всё тех же молитв.

Время в монастыре текло медленно, размеренно, несмотря на выходки Велегора, и казалось почти безоблачным, если бы не усугубившаяся в последние дни болезнь самого Януша. Лекарь скрывал свой недуг, как мог, но цепкие глаза сына, равно как и его способность видеть «энергию жизни», как называл это сам Велегор, не позволили Янушу притворяться и дальше. Неведомая хворь, прощальный подарок с Островов, точила его организм последовательно и методично – лекарь чувствовал недомогания, слабость, тошноту; участились носовые кровотечения. Настоятель первым заговорил с ним о необходимости посетить столичных лекарей, если сам Януш вылечить себя не мог. Лекарь отмалчивался, оттягивая неизбежное: боялся признаться даже самому себе, что не готов к жизни с Велегором в большом мире. А вдруг он не справится? Что если сын однажды не сдержится, и пострадают люди или он сам?

Ведь недаром в последнее время монастырь то и дело подвергался нападениям дикого зверья и бандитов! Однажды разбойникам удалось даже поджечь стены обители, и монахи едва сумели унять огонь. Даже старый настоятель не мог припомнить подобных бед: казалось, будто это Велегор притягивал к себе зло.

А затем в монастырь пришёл монах-отшельник, проживавший высоко в горах, и спускавшийся вниз, к монастырю, лишь на самые большие праздники. Святой старец, как шёпотом называли его молодые монахи, редко обращался к кому-то на людях, но после праздничной службы сам подозвал их с Велегором.

- Врачеваться тебе надо, лекарь, - глядя сквозь Януша бледно-голубыми, будто незрячими глазами, прошелестел старец. – Умираешь…

Януш знал, что монахам-отшельникам дано видеть чуть больше, чем прочим, однако всё равно оказался не готов к подобной проницательности. Потому и ляпнул невпопад, забывая обращаться к святому подобающим образом:

- Ну и что вы предлагаете?

Старый монах светло улыбнулся, протянул руку для благословения. Велегор сообразил первым, припал на колено, позволяя монаху возложить ладонь на его голову.

- Хороший у тебя сын, лекарь, - грустно и едва слышно проговорил отшельник. – Умный, внимательный… и носит он в себе зло лишь по твоей ошибке…

Януш вздрогнул, склонился перед старцем, чтобы спрятать мокрые глаза.

- Эту ошибку ты уже искупил, - ладонь святого старца, вместо того, чтобы лишь коснуться макушки лекаря, ласково погладила его по волосам, - и очень дорогой ценой… Велегору же придётся расплачиваться всю жизнь. Не родители страдают за свои грехи, но их безвинные дети…

Януш зажмурился, смахнул выступившие слёзы, ощущая, как по-прежнему мягко и ласково гладит его шершавая старческая ладонь.

- И если не ты поможешь своему сыну, то кто? Ты нужен ему, лекарь… нужен живым! Пока жива в нём любовь, свет его души не погаснет и тьма не возьмёт верх…

- Вы знаете, как вылечить папу? – вдруг встрепенулся Велегор. – Правда, знаете?

- Твоему отцу не в силах помочь ни один врач в мире… Но слышал ли ты легенду, дитя, о Слезе Единого?

- Нет, - тут же загорелся Велегор. – Расскажите!

Отшельник задумчиво посмотрел сквозь мальчика, сложил сухие руки на коленях.

- Давным-давно наш мир, созданный Единым Богом, погрузился во тьму. Войны, болезни, катаклизмы, полчища нечисти и злобных духов, порождаемых армией могущественных магов – последователей Клеветника – истощили мир. Даже те немногие, кто пытался сохранить веру в Единого Бога, перед лицом постоянной опасности и борьбы за выживание теряли последнюю надежду, озлоблялись, грубели, становясь ничем не лучше тех, против кого боролись…

- Совсем как на Островах… - тихо проговорил Януш, не поднимая глаз.

- И тогда Единый Бог внял молитвам верных. Он увидел, что люди не в силах справиться с чёрной магией без Его помощи, и сошёл с небес на землю. Приняв человеческий облик, Он разрушил царство тьмы, победил Клеветника и низверг его в вечную тьму. Вместе с Клеветником этот мир покинула и магия, так что все колдуны потеряли свою тёмную силу… Мир освободился и многие, раскаявшись в своём маловерии, вновь обратились к свету. И тогда Единый вознёсся на самую высокую гору и взглянул на этот мир – такой, каким он был: освобождённым и радостным – а затем прозрел будущее. Люди, которых Он так любил, в новых временах вновь отвернулись от света; магия, которую Он запечатал собственной кровью, вернулась – и по Его щеке скатилась слеза. Единственная слеза, - палец старца, сморщенный, дрожащий, указал на Велегора. – Упав на землю, она превратилась в застывшую хрустальную каплю и затерялась в глубоких снегах той самой горы. Но раз в году над тем местом загорается северное сияние, не зелёное, но синее, как небо... Тот, кто найдёт это место и саму Слезу, обретёт редчайшую благодать, способную исцелить любой недуг… искоренить из души любой грех… осветить самую чёрную душу…

- Исцелить папу? – радостно догадался Велегор.

- Подавить в Велегоре тьму? – в свою очередь поразился Януш.

Монах светло улыбнулся.

- Однако легенда гласит, - продолжил старец, и отец с сыном тотчас насторожились, - что Слеза Единого может внять лишь одной молитве. Затем она растает…

Молчание продлилось недолго.

- Так надо спешить! – воскликнул Велегор, едва не подскакивая на месте. – Вдруг кто другой нашу Слезу отыщет?! А? Что вы смеётесь?

- Значит, самая высокая гора в мире… - задумчиво сказал Януш.

Отшельник не отвечал, глядя сквозь лекаря своими необычными, небесного цвета глазами. Велегор беспокойно потеребил отца за рукав рясы:

- Где это, пап? Ты знаешь?