День дурака (СИ) - Матуш Татьяна - Страница 2

- Значит - барона, - уверенно произнес Брен, - он из рода герцогов Арских, владетель Норту... Ой...

- Вот именно, ой, - кивнул я, - в Нортунге дракон ни к столу, ни в стойло.

- Значит: ее высочества. Невладетельной госпожи Шейлин Арской.

- Кровь Шели не годится.

- Почему?

- Магия крови - наука, и очень серьезная. Правил в ней немного, но все должны соблюдаться неукоснительно, ибо заклинания эти - суть призыв к изначальным силам, и приказывать им мы не можем, можем лишь смиренно просить. А просить лучше так, чтобы нас точно услышали и правильно поняли.

- И чем молодая госпожа нехороша?

- Прежде всего, тем, что молода, - отрезал я, - По правилам магии крови для обряда нельзя использовать кровь кошки, младенца, пьяного, больного или девственника. В идеале это должна быть кровь здорового трезвого воина старше двадцати лет.

- И этот воин должен быть из рода владетелей Арса? - уточнил Брен.

Я кивнул.

- Ну... тогда - ты? Ты ведь здоровый, трезвый и - из рода владетелей. Если, конечно, твоя мать не солгала покойному герцогу. Но судя по твоим чертам... Правда, ты не воин.

- Не воин, - согласился я, - Но льщу себя надеждой, что уж с ящером как-нибудь справлюсь. Справляюсь же как-то с разгневанной Шели. Главная проблема в другом. Есть правило: чья кровь была использована для призыва - тому и подчиниться призванный дракон. Или иное чудище.

Брен, привставший, было, снова опустился на стул. На его простоватом лице медленно проступало понимание.

- Вот именно, - кивнул я, - отдаст ли барон такую власть, даже на короткое время, тому, в ком тоже течет кровь владетелей Арса?

Глава 1 Странный труп

В городе Калинове, что раскинулся... а вернее будет сказать, растекся по правому, пологому берегу матушки-Волги как слишком жидкое тесто по противиню, ничего примечательного не случалось уже лет пятнадцать. Тихое было место.

Раньше - да, бывало всякое. И лихие разбойнички "шалили", и "регулярные" войска, которые время от времени пытались их извести, были, порой, не лучше тех разбойников. Правда, революция пришла в Калинов на удивление спокойно. "Державшие" город три брата, промышленники Маркеловы, в один прекрасный день появились в кожаных тужурках с красными ленточками, и объявили собравшемуся на набережной народу, что ныне в Калинове вся власть Советам. На том революция и завершилась, как принято было писать: бескровно. Если не считать среднего брата, Тимофея, которому в драке на пристани мужики нос расквасили. А в остальном все шло по-прежнему: рыбу ловили, патоку делали, самогон гнали. Коренного перелома Калинов словно бы не заметил.

Но не прошло и года, как вся эта невиданная благость отлилась свинцовыми слезками эсеровского мятежа. И вот тогда миролюбивые, в общем, калиновцы умылись кровушкой по самое некуда.

И голода хлебнули полной ложкой, и волна расстрелов их не минула. Все, что посылал бог великой стране, доставалось и маленькому Калинову, по чуть-чуть. Но им хватало.

Великая Отечественная прошла по городку настолько жестко, что здоровые, непокалеченные мужики с полным набором рук и ног чуть не ликвидировались, как класс.

...Один из таких, немногих, и по сей день обитал в небольшом, одноэтажном бревенчатом домике с покосившейся верандой и почти легшим на землю забором. Домик имел несчастливый номер - тринадцать, и был последним по улице Парковой. По левую руку от него простирался довольно большой, но запущенный городской парк, где еще можно было разглядеть остатки былого, еще господ Маркеловых, "устройства": вросшие в землю, колотые плитки дорожек, тяжеленные "римские" скамейки, крашенные бело-зеленым, массивные постаменты (статуи давно исчезли) и руины двух круглых беседок. По правую руку располагалось городское кладбище, чуть более ухоженное, и с теми же следами прошлого: часовенкой, которая вот уже двенадцать лет, как возобновила службы, и фамильным Маркеловским склепом. Веселый, в общем, райончик. Местные звали его просто и незатейливо - Южный тупик. Сие название автоматически предполагало, что где-то должен был быть тупик северный... но к северной оконечности городка приникла своим боком петля железной дороги, там стоял вокзал, и, понятно, никаких тупиков быть не могло по определению.

- Что тебе сказал этот дед?

Женя Митькин (для своих - Митя), потер переносицу, пытаясь восстановить в памяти недавний разговор, в то время как почти новенькая "пятерка", умываясь апрельской грязью мало не по крышу, неторопливо везла группу к месту обнаружения "странного" трупа. Апрельской, потому что по календарю с сегодняшнего дня, в аккурат, и начинался второй месяц весны. День Дурака, в общем. Оперуполномоченный Митькин был самым молодым в команде, в полицию пришел всего три месяца назад, и за это время уверился, что трупы бывают только двух видов: "врезался в ДТП" и "замерз по пьяни".

- Сказал - застрелили мужика.

- Ну и что? - пожал печами плотный, сорокалетний следователь, Степан Вязов, аккуратно придерживающий на коленях черный чемоданчик, - огнестрел нынче штука вполне обычная.

- В том-то и дело, что там, похоже, не огнестрел, - возразил Митя.

- Ты же сам сказал - застрелили, - недовольно влезла с переднего сидения Лиза Потапова, эксперт-криминалист со стажем аж на целых полгода больше, чем у Мити.

- Ну да, застрелили, - подтвердил тот и замолчал.

- Ну! - поторопила Лиза, - в чем странность-то?

- Да я знаю не больше вашего, - отмахнулся тот. Дедок говорил как-то путано, то ли в шоке пребывал, то ли просто лыка не вязал, Митька не разобрал. Из всего безудержного потока сознания молодой полицейский уяснил главное - в Южном тупике обнаружился труп, который здорово удивил местных жителей. А значит - со жмуриком что-то было крепко не так. Контингент в конце Парковой был, что называется, специфический: бомжи, нищие, кладбищенские калымщики, мародеры и случайно уцелевшие "нормальные пенсионеры". Эти последние, к слову, были не дураки "заложить за воротник" в компании с местными побирушками, а то "перехватить до пенсии" кто с баяном, а кто и с ломиком. Митя с трудом мог представить, что могло вогнать их в растерянность - появись в этой среде сам нечистый, пяти метров росту, в клубах серы и с рогами, они и его невозмутимо послали бы за пластиковыми стаканчиками.

Жигули проскочили пустую в этот час автобусную остановку, и затормозили возле больших каменных столбов, когда-то бывших воротами.

- А чуть подальше проехать? - недовольно протянула Лиза.

- Выходим здесь, - бросил Степа. Решение свое он пояснять не стал, ни секунды не сомневаясь, что группа последует за ним, а возмущение свое проглотит. Впрочем, Митя возмущаться не стал, он еще слишком хорошо помнил студенческие годы и курсовую работу: "Осмотр места происшествия", не совсем же чайник, что такое следы - понимает.

Ближе к концу узкой аллеи, слегка обозначенной на местности кустами разросшегося шиповника, торчали три фигуры: вид у них был и впрямь какой-то пришибленный. Приблизившись, Митя разглядел, что действующих лиц было в два раза больше. Во-первых, собственно, труп - он полусидел, привалившись спиной к мусорному контейнеру, скособоченный... но почему-то не падал. Мельком отметив аномалию, Митя переключил внимание на спокойного мужика предпенсионного возраста в серой форме: тот курил, приткнувшись на "римской скамейке". Рядом изводился худой низенький старичок в бежевой куртке, брюках, заправленных в валенки и с непокрытой головой. Дед чуть не подпрыгивал от возбуждения, а при виде опергруппы шагнул, было, навстречу, но был остановлен негромким окликом мужичка в форме. Двое молодых ребят были словно отлиты по одной форме: метр девяносто восемь, бицепсы величиной с семилитровое ведерко, размер обуви сорок седьмой разношенный, тип одежды - не стесняющий движения. Этих Митя знал - сотрудники частной охранной фирмы: "Щит". С полицией у них были взаимовыгодные отношения на основе натурального обмена: полицейские на звонки охранников мчались под мигалкой, а те, в свою очередь, по первой просьбе выручали "понятыми". "Щитодержатели" выглядели так, словно их кто-то крепко приложил пыльным мешком с ватином. Шестой в компании торчал из куртки дедушки: голова с детский кулачок, глаза - блюдца, уши локаторы, - и тихо, угрожающе рычал. Увидев, что опергруппа не прошла мимо, а остановилась рядом с обожаемым хозяином, пес высунулся до половины и заорал тоном бывалого квартирного склочника: тонко, злобно, напористо.