Не любовь. Не с нами (СИ) - Романова Наталия - Страница 2

Поверх недоумения, злости, всего напускного, лишнего, как шелуха, всплывало единственная и истинная потребность – обладать этой ненормальной женщиной. Здесь, сейчас, безотлагательно, позабыв о собственном терпении.

Глеб углубил поцелуй, всё так же на весу прижимая к себе тоненькое тело, второй рукой подхватил под ягодицы, заставив обхватить ногами себя за талию. Он беспорядочно обрушивал жадные губы на красивое до одури лицо, шею, ключицы, скользил по плечам, превращая поцелуи в лёгкие укусы, дурея от вкуса, запаха, страстного ответа.

Всего лишь несколько шагов к левой двери автомобиля, всё с той же ношей в объятиях, быстрое движение руки: в бардачке были презервативы, абсолютно точно были. Иначе он взорвётся, как водородная бомба, оставив после себя бесконечные разрушения. 

Память не подвела, защита нашлась быстро. Остальное лишь дело техники и охватившего двоих безумия. Прямо на опасном перевале, под ливневым дождём.

Она крепко цеплялась за плечи, исступленно царапалась, стонала, как обезумевшая, пока Глеб расправлялся с латексом, одновременно держа на весу женщину, которую желал до помутнения рассудка, белых мушек в глазах. Ту, из которой хотелось выбить всю дурь.

Хотел. Сейчас. Всегда. Бесконечно. Безумно. Бешено.

Кружево он стаскивать не стал, не смог пересилить себя, выпустить из рук. Не мог напиться поцелуями, вкусом, запахом, страстным, безумным ответом. Лишь отодвинул в сторону, отмечая полную готовность, жажду, такую же снедающую, невыносимую, как и у него.

С алчной жадностью вкусил громкий стон женщины, которая захлёбывалась в адреналине, нечеловеческом, истовом желании. 

Слизывал слёзы, перемешанные с ливнем с красивого лица и продолжал, продолжал, продолжал – ещё и ещё, целую вечность…

Глеб не помнил, когда и куда отбросил презерватив, он сосредоточился на обмякшей в его руках женщине. Осторожно усадил на пассажирское сидение, кое-как, максимально быстро привёл себя в порядок, потом вернулся к ней.

Красивая, какая же она красивая… Невыносимо желанная, даже сейчас, сразу после безумной, ненормальной близости, посредине дороги, между отбойником и капотом внедорожника.

Видимо, всё должно было завершиться именно так, а может быть… начаться?

Глава 1. Ирина

Кто решил, что сделать глянцевый натяжной потолок в жилой комнате отличная идея? Я таращилась на лакированную поверхность, и чувствовала себя, как на операционном столе или столе для вивисекции. По моим представлениям, конечно, как на операционном столе, двадцать пять лет жизни я обходилась без врачебных манипуляций, и «вивисекция» – слово в моём лексиконе чужеродное.

Раздраженно перевернулась на бок, уставилась в стену с обоями, попыталась смириться с жёлтыми цветами на размытом грязно-голубом фоне. Я до сих пор помнила, как эти обои покупали, и что они мне категорически не нравились. Зато продавались со скидкой, потому выбор пал на жёлтые кляксы, мутный голубой фон, а обои помнили меня. Как я лежала здесь почти семь лет назад и глотала слёзы обиды, отчаяния и любви. Самой первой, самой настоящей, на всю оставшуюся жизнь! Благо хоть недолгую. В двадцать пять лет я собиралась постареть, а в тридцать превратиться в страдающую старческим слабоумием бабку.

И вот, спустя семь лет, я находилась в той же комнате, смотрела на те же обои, глядела в нелепый, на фоне старых стен, глянцевый потолок, и стареть не собиралась. Поумнеть бы к тридцати годам. Ведь то, что я делала прямо сейчас, и за несколько часов до этого абсолютно точно не признак ума.

У меня была благоустроенная жизнь, приличный заработок, хорошая квартира в центре города, который любила всей душой. Последнее, о чём я мечтала, – рвануть в южный, приморский поселок собственного детства, раздражённо взбивать подушку, страдать от духоты летней ночи, пытаться уснуть, слушая пьяные разговоры, несущиеся в окно – источник моей бессонницы.

Стоило встать, закрыть окно, включить сплит-систему, перестать подслушивать, изображая мёртвого опоссума, но тогда бы я не слышала голос любви всей моей жизни. Той самой – первой, настоящей, которая навсегда.

– Мне сразу твоя Лийка не понравилась, – повторил примерно двухсотый раз за вечер Коля – мой родной брат, лучший друг любви всей моей жизни, а прямо сейчас – пьяный, тридцатипятилетний подводник в отпуске. – Цыпе, кстати, тоже, а дети, они как звери: плохого человека сразу чуют! – это про меня.

В одном предложении назвать и ребёнком, и животным двадцатипятилетнюю обладательницу длинных ног, упругой задницы и груди третьего размера мог только Колян.

– Правильно делаешь, что разводишься, – продолжал Коля. – Найдём мы тебе бабу, правда, Нюта?

– Обязательно, – отозвалась жена брата, мать его троих детей, боевая подруга, кладезь всяческих достоинств, начиная от внешности, заканчивая умением готовить.

– Нют, хоть подругу твою, Диану! – продолжил брат. – А что? Женщина хозяйственная, ладная, грудь во какая!

– Сейчас спать отправишься, – резанула Нюта. – Давно на Динкину грудь смотришь, спрашивается? Шрам от аппендицита  часом не разглядел?

– Я? Не пялюсь я, пацаны рассказывали! Честное слово, в глаза грудь Динки не видел. У неё и нет сисек-то. Это я так… Глеба поддержать.

– Конечно, нет, – фыркнула Нюта. – Пятый размер.

– Да ты что? – наиграно удивился Коля. Когда бог выдавал умение врать, мой братец точно стоял в очереди за чем-то другим. – Глаза у Дианы в пол лица, лупатые, синие, как море, – продолжил сватать Коля. – Ляжки крепкие, лошадиные!

– Шёл бы ты спать, Колёк, – раздался голос того, ради кого я пролетела почти пять тысяч километров. – Договоришься.

– Уже договорился, – буркнула Нюта.

– Я же от чистого сердца. Диана твоя – красивая, яркая, одинокая. Чем не пара Голованову?

–  Колян, уймись. Делать мне нечего, на Кольский полуостров ехать за какой-то Дианой? Да и завязал я.

– С чем?

– С красавицами завязал. Хочу простую, домашнюю, тёплую, хозяйственную. Видеть по утрам сонную, и не понимать, что больше хочется – переспать прямо сейчас или затискать. Вот, такую как Нютка хочу.

– Но, но, но, – послышалось возмущённое бурчание брата.

– Поехал я домой, – ответил Глеб. – Мужика не бей сильно, пригодится. – Наверняка он обратился к Нюте, демонстрируя знаменитую улыбку – смесь восхищения и снисходительности.

– Не за рулём? – обеспокоилась Нютка.

– Не, такси вызвал, завтра машину заберу. Ворота помню, как открываются. Цыпе привет.

Через пять минут двор осветили фары подъехавшего такси, Голованов укатил, я закрыла окно и наконец-то провалилась в долгожданный сон.

Я чувствовала вкус его губ, лёгкие поглаживания-заигрывания, от которых внутри всё цепенело и сладко-сладко ныло. Вкус, от которого разум испарялся, сердце заходилось в бешеном темпе, дыхание сбивалось. Глубокий поцелуй застал меня врасплох, заставил растеряться. Мелькнувшая мысль о бегстве погибла под спудом обрушившихся на тело безумных ласк. Настоящих, умелых, взрослых. От них дыхание перерастало в стон, а организм требовал своего. Сейчас же, сейчас…

Я проснулась от острого требования организма, рука машинально сделала своё дело, сбрасывая гнетущее напряжение. Я откинулась на подушку, зажмурила глаза. А ведь у меня были стабильные отношения с приятным во всех смыслах мужчиной. Они не тянули на романтическую историю любви, но в комплекте с регулярной, можно сказать, удовлетворительной близостью, шло симпатичное лицо, прокаченный торс и сносное чувство юмора.

С добрым утром, Цыплакова Ирина Васильевна!

Вскоре, несмотря на раннее время, частный двор Цыплаковых заполнился разговорами, детским визгом, громыханием посуды, выразительными стонами Коли, не менее выразительным сердитым шипением Нюты, довольным голосом мамы и громогласным «догоню-догоню» отца в адрес внуков.

– Ириш, завтракать будешь? – окликнула меня мама, когда я полусонная шлёпала из уличного душа. – Я овсяную кашу сварила, как ты любишь. Инжир добавила!