2034: Роман о следующей мировой войне (ЛП) - Ставридис Джеймс - Страница 14

Ведж моргнул. Он провел инвентаризацию пустой комнаты. Единственное окно с решеткой в углу, отбрасывающее квадрат света на влажный бетонный пол. Его кресло. Металлический стол. И еще один стул, на котором сейчас сидел этот человек. Судя по его эполетам, Ведж предположил, что он бригадный генерал. В дальнем углу комнаты стояло ведро, которое, как предположил Ведж, было его туалетом. В ближнем углу лежал коврик, который, как он предположил, был его кроватью. Над циновкой в стену были вделаны кандалы с цепью. Он понял, что они планировали удержать его, пока он спит — если они позволят ему спать. Комната была средневековой, за исключением одной камеры. Он висел высоко в центре потолка, у его основания мигала красная лампочка. Он записывал все подряд.

Ведж почувствовал, как у него засосало под ложечкой. Он поймал себя на том, что думает о своем прадедушке, об историях об оружейных прицелах, отмеченных жирным карандашом на его козырьке, и о Паппи Бойингтоне, величайшем из морских асов. Паппи тоже оказался в плену, закончив войну в японском лагере для военнопленных. Он также подумал о том, как его дед бил змея и затылка на севере в I корпусе, в то время как дети дома курили травку и сжигали свои призывные карточки. Наконец, и в некотором смысле с наибольшей горечью, он подумал о своем собственном отце. Ведж боялся, что старик может считать себя ответственным, если его сын окажется гниющим в этой тюрьме. Ведж всегда хотел быть похожим на своего отца, даже если это убивало его. Впервые ему пришла в голову мысль, что это возможно.

Бригадир еще раз спросил его, почему он здесь.

Ведж сделал то, чему его учили, чего требовал Кодекс поведения: он ответил на вопрос бригадира, назвав только свое имя, звание и служебный номер.

 — Это не то, о чем я вас спрашивал, — сказал бригадир. — Я спросил, почему ты здесь.

Ведж повторился.

Бригадир кивнул, как будто понял. Он обошел комнату, пока не встал позади Веджа. Бригадир положил обе руки на плечи Веджа, позволив трем пальцам своей искалеченной правой руки по-крабьи поползти к основанию шеи Веджа. — Единственный способ разрешить эту ситуацию — работать вместе, майор Митчелл. Нравится вам это или нет, но вы вторглись на чужую территорию. Мы имеем право знать, почему вы здесь, чтобы мы могли решить эту проблему. Никто не хочет дальнейшей эскалации конфликта .

Ведж взглянул на камеру в центре потолка. Он повторил это в третий раз.

 — Вам поможет, если я выключу это? — спросил бригадир, глядя в камеру. — Ты мог бы сказать только мне. Все не обязательно должно быть записано .

Ведж знал из своих тренировок по выживанию, что бригадир пытался втереться в доверие, а затем через это доверие добиться признания. Целью допроса была не информация, а скорее контроль — эмоциональный контроль. Как только этот контроль будет взят — предпочтительно путем установления взаимопонимания, но так же часто с помощью запугивания или даже насилия, — информация потечет рекой. Но что-то не сходилось с этим бригадиром: его звание (он был слишком старшим, чтобы быть следователем первой линии), его шрамы (у него их было слишком много, чтобы сделать карьеру в разведке) и его форма (Ведж знал достаточно, чтобы признать, что он не был стандартным иранским военным). То, что чувствовал Ведж, было не более чем его интуицией, но он был пилотом, воспитанным в длинной череде пилотов, каждого из которых учили доверять своей хорошо развитой интуиции, как в кабине, так и вне ее. И именно его доверие к этой интуиции побудило его перейти в наступление, предпринять отчаянную попытку получить контроль над ситуацией.

Бригадир еще раз спросил Веджа, зачем он пришел.

На этот раз Ведж не назвал в ответ своего имени, звания и служебного номера. Вместо этого он сказал: — Я расскажу тебе, если ты расскажешь мне.

Бригадир казался удивленным, как будто причина его присутствия здесь была очевидна. — Я не уверен, что понимаю.

 — Почему ты здесь? — спросил Ведж. — Если ты скажешь мне, тогда я скажу тебе.

Бригадир больше не стоял позади Веджа, а вернулся на свое место напротив него. Он с любопытством наклонился к своему пленнику. — Я здесь, чтобы допросить вас, — неуверенно сказал бригадир, как будто этот факт каким-то образом смутил его, он не осознавал, пока сами слова не сорвались с его губ.

 — Чушь собачья, — сказал Ведж.

Бригадир поднялся со своего места.

 — Ты не следователь, — продолжил Ведж. — С таким лицом ты хочешь, чтобы я поверил, что ты какая-то сосиска из разведки?

И все это лицо, кроме шрамов, начало позорно краснеть.

 — Ты должен быть в поле, со своими войсками, — сказал Ведж, и теперь он улыбался безрассудной улыбкой. Он пошел на риск и по реакции бригадира понял, что был прав. Он знал, что контролирует ситуацию. — Так почему ты здесь? Кого ты разозлил, чтобы застрять с этой дерьмовой обязанностью?

Бригадир возвышался над ним. Он размахнулся и ударил Веджа так сильно, что выбил его стул из пола, где он был прикручен. Ведж опрокинулся. Он упал на землю безжизненный, как манекен. Когда он лежал на боку с запястьями, все еще привязанными к стулу, удары посыпались на него в быстрой последовательности. Видеокамера со сплошным красным светом, расположенная высоко в центре потолка, была последним, что увидел Ведж, прежде чем отключился.

Они атаковали с востока, две серебристые вспышки на горизонте, и сделали орбиту вокруг тяжело раненного Джона Пола Джонса . Почти половина экипажа, более ста моряков, погибли с того утра, либо сгорели в результате взрыва двух последовательных торпедных попаданий, либо были погребены в затопленных отсеках под палубами, которые их товарищи по кораблю были вынуждены охранять, когда они все еще были заперты внутри. Раненых было очень мало, в основном убитых, как это обычно бывает в морских сражениях, где не было поля боя, на котором могли бы отдохнуть раненые, а было только всепоглощающее море.

Когда два самолета не пошли прямо на атаку, экипаж погрузился в коллективное молчание, как будто у него перехватило дыхание. В этот миг мелькнула мимолетная надежда, что эти самолеты были отправлены из Йокосуки или, возможно, запущены с дружественного авианосца, отправленного им на помощь. Но как только экипаж "Джона Пола Джонса" увидел их крылья, нагруженные боеприпасами, и заметил, что два самолета держатся на осторожном расстоянии, они поняли, что они не были дружелюбны.

Но почему они не нанесли удар? Почему они не бросили свои боеприпасы и не закончили работу?

Капитан Сара Хант не могла тратить свое время на домыслы. Все ее внимание оставалось там, где оно было с тех пор, как накануне попала первая торпеда. Ей нужно было удержать свой флагман на плаву. И, к сожалению, теперь это был ее корабль. Коммандера Морриса никто не видел после второго столкновения. Хант тоже ничего не слышал ни от Левина , ни от Чанг-Хуна . Она только беспомощно наблюдала, как каждый из них был искалечен, а затем затонул. Это была судьба, которая вскоре постигнет ее и оставшихся в живых членов ее экипажа. Хотя они локализовали большинство пожаров на "Джоне Поле Джонсе", они забирали больше воды, чем могли откачать. Когда вес воды исказил стальной корпус, он жалобно заскрипел, как раненый зверь, с каждой минутой приближаясь к тому, чтобы прогнуться.

Хант стоял на мостике. Она пыталась занять себя — проверяла и перепроверяла их неработоспособные радиостанции, отправляла гонцов за обновлениями от службы контроля повреждений, меняла их местоположение на аналоговой карте, поскольку все, что требовало GPS, выходило из строя. Она сделала это для того, чтобы ее команда не отчаивалась из-за бездействия своего капитана, и чтобы ей самой не приходилось представлять, как вода переливается через мачту. Она взглянула вверх, на два штурмовика с "Чжэн Хэ". Как бы она хотела, чтобы они перестали насмехаться над ней, чтобы они прекратили свое наглое кружение, сбросили свои снаряды и позволили ей пойти ко дну вместе со своим кораблем.