Северная королева. Книга 3 (СИ) - Верещагина Анна Верещагина - Страница 65

— Он прав, — горло саднило, словно там застряла колючка, голос сипел, — я сделаю ради Ариэль все… или больше, — поднялся ветер, нагнал тучи, послышался его горестный вой, — и шепнула моему вернувшемуся бродяге. — Жди. Ты получишь свое, — холодное дыхание моего старого друга лизнуло мокрые щеки. Я заговорила опять. — Только сохрани ей жизнь, — я была ниже Эрея, но смело смотрела ему в глаза.

Раньше испугалась бы, сжалась в комок от одной его коварной, точно гадюка, улыбки, но не теперь. Главное, Ариэль останется в живых, с остальным я справлюсь.

— Хорошо, — едва не застонала от облегчения, когда эрт Дорн медленно кивнул. Затем он опустил ребенка на травяной ковер и кинул Лавену. — Укутай ее чем-нибудь, — мерил при этом злым, насмешливым взором меня, — девчонка теперь величайшая ценность, которую надобно хранить в ларце, — расхохотался громоподобным, рокочущим, холодным смехом.

Я молчала, клубки перед мысленным взором хаотично мелькали. Светлый редел на глазах, его части чаще и чаще переставали напоминать нити, напитывались кровью, превращались в могильных червей. Серые неистово пульсировали и рвались. Я свяжу их… позже. Теперь взгляд моих воспаленных глаз был прикован лишь к Эрею, мой слух — полностью обращен к его речам, я напряглась, точно воин, готовый выпустить стрелу в спину врага.

Ариэль тонко повизгивала на траве и копошилась, бестолково мотаясь то вправо, то влево в поисках тепла и материнского молока. Я запретила себе видеть, но чувствовала каждое ее движение. Слезы больше не лились, только глубоко внутри рыдала душа. Лавен между нами с эрт Дорном беспрестанно водил руками по своему телу и что-то причитал.

Я упустила миг, но безотчетно вздрогнула, когда Лавен со всей быстротой своих коротких ног бросился к Эрею, а затем послышался свистящий звук. Взгляд метнулся, чтобы успеть выхватить то, что я никак не ожидала увидеть. Тонкий и смертоносный кинжал Эрея, пронзивший сердце толстяка, и точно такой же тонкий с символикой Нордуэлла кинжал, падающий из разжавшихся пальцев Лавена. Блеск на примятой траве, падающее на землю тело… брата и красное пятно, точно цветок, в районе груди на серой, испачканной грязью сорочке.

Я не сразу осознала, но время не щадило моих чувств. Я помнила, что видела пятно крови на груди Лавена, как смотрела в глаза Эрею, прячущему свое небольшое, но стремительное оружие в складках одеяния. Но в следующий миг мой взор, как коварный предатель уже умчался и натолкнулся на тихо бредущего к нам Гурдина. Старец, словно парил над землей, и был чужд миру живых. Однако, не я одна увидела его. Эрт Дорн насторожился, грозно выпрямился, а Гурдин, похожий на призрака, подошел к плачущей малютке.

Не обращая внимания ни на яростно раздувающего ноздри Эрея, ни на ошарашенную меня, ни на умирающего Лавена, Гурдин склонился над малышкой и ловко укутал ее в белое одеяльце. Он поднял Ариэль, прижал к себе и что-то зашептал.

Эрт Дорн пришел в явное замешательство, мое сознание отказывалось принимать происходящее, не верилось, что ситуация запросто разрешится. Магира сплела нити наших жизней в витиеватый узор. Гурдин кивнул, словно прочитал мои мысли, и повернулся к Эрею. Весь вид эрт Дорна выражал недоверие и откровенную злобу. Не знаю, почему он не подошел и резко не выхватил Ариэль из слабых рук старца. Но тот уже протягивал малышку врагу.

— Держи. Всю дорогу она проспит. А потом найди ей кормилицу, — Гурдин говорил строго, так что даже Эрей не осмелился возражать, только скалился.

Я обезумела, заорала во все покрасневшее горло, услышав собственный хрип, и кинулась вперед. Сил хватило на то, чтобы ползти, пока не натолкнулась на лежащего Лавена. Силы иссякли, глаза вновь наполнились слезами. Сквозь них я смотрела на Эрея, который взял внезапно успокоившуюся Ариэль и оттолкнул старца. Слова эрт Дорна, а говорил он только со мной, были полны ничем неприкрытого, яростного торжества:

— Я забираю наше общее сокровище. И я клянусь, что верну тебе дочь, если приведешь мне его.

Секунда, не больше мне потребовалась на раздумья. Несмотря на обстоятельства, я отчетливо поняла, кого должна буду отдать Эрею взамен Ариэль, и в порыве отчаяния замотала головой.

— Нет? — эрт Дорн притворно удивился, и я ретивее затрясла головой, а потом кивнула и уткнулась в дрожащее тело Лавена.

— Буду ждать, — было последнее, что коснулось моего слуха, потом мир утонул в слезах, звуки заполонили собственные слова боли. Я шептала:

— Не знаю, где он… Кто он… Даже не видели никогда, — и уже воображала, как и где буду искать сына Ганнвера, которого жаждет видеть Эрей, тотчас ругала себя и обращала взор на Гурдина, который поднялся и смотрел вслед удаляющемуся Эрею. А я умоляла его. — Даэран… помоги… вспомни, кем был рожден, пожалуйста… — и опять падала на Лавена, увлажняя его плечо слезами.

Равнодушный лес сомкнул ветви за спиной эрт Дорна, оставляя нас троих на притихшей поляне. Я продолжала что-то шептать. Мой голос был жалки и хриплым, будто никогда не звенел, подобно колокольчику. Гурдин напоминал истукана, его глаза слезились, когда он повернулся и взглянул на меня долго, пронзительно. Я перестала позорно умолять, упала на плечо брата, спрятав лицо в его одежде, и услышала робкое:

— Прости…

Подняла глаза, сквозь пелену слез взглянула в изменившееся лицо брата, но ничего изречь не сумела. Горло, как будто петля захлестнула, не позволяя говорить, а Лавен шепотом продолжал:

— Прости, я хотел… но не… — его лицо исказила судорога боли, рыхлое тело дернулось, я еще успела поймать последний выдох брата, а потом он затих навсегда.

— Я знаю, — слова драли горло, точно разъяренные звери, а взгляд поднялся, чтобы опять скреститься со взором мудрых голубых глаз.

— Отпусти брата, — произнес старец, и я не ослушалась его.

— Прощаю, — с трудом выговорила я, вынудила себя подняться и прикрыла очи брата, устремленные на неистово качающиеся верхушки деревьев.

Ветер буквально рвал их на части, нагоняя с северных вершин тучи, несущие стремительные, ледяные капли. Он горестно завывал, нападал на вековые деревья, гнул их, точно ломкие тростинки, поднимал пыль. Я завыла, подражая ему, упала и начала кататься по земле, вырывая с корнем траву, выплакивая свое горе.

Никогда раньше, даже в плену, мне не было настолько горько. Раньше со мной всегда была надежда, а сейчас я видела, как она расправила белые, пушистые крылья и упорхнула, спасаясь от надвигающейся грозы. В вышине сверкнула молния, как будто обрывала нить того, что было, сжигая все, на что я надеялась. Следом заворчал, ругаясь на весь свет воин Гром, он кричал, как не могла вопить я. Он сердился и готовился атаковать. Я слышала его, я обращалась к нему и к молнии, продолжая кататься по стонущей земле туда и обратно к остывающему телу брата.

Вновь сверкнула, разрезала небо свирепая молния, долетел до земли гром, и ударили в нее ливневые стрелы. Они больно били по моему лицу, ветер драл мои слипшиеся волосы, подгонял меня, пока металась туда и обратно. Я не могла остановиться. Шептала, выражая, как люблю одних и одновременно ненавижу других; поддерживаю своих на грани и толкаю с обрыва чужих. Я хотела убивать врагов, но вместе с тем спасать друзей и близких. Я собирала силы и поднялась на колени, руки безостановочно вспарывали кричащую от ударов ливневых стрел землю. Я шарила по ней, рвала травинки, выплескивая свою муку, отнимая силу. Земля была податливой и мягкой, и я проклинала ее уступчивость и слабость, пока пальцы не нащупали нечто твердое, острое. Я была слепа, дождь и страдание украли мое зрение. Но кожа ощущала силу и твердость найденного предмета. Еще не понимая, я запросила помощи. И нечто болезненно-острое, жалящее ожило под рукой, задвигалось, вырвалось из хватки.

Я открыла глаза. Дождевые струи размывали картину, но я видела, как из-под моей ладони вырастало и становилось все выше и выше костлявое, угловатое существо.

Сначала мой взор выхватил одну костлявую, выбеленную лапу. Затем я узрела вторую конечность, а потом постепенно, с удивлением насчитала их шесть. После — косточка за косточкой вытянулся позвоночник, заканчивающийся хвостом с грозной булавой на самом кончике. Я оторопело наблюдала, как неторопливо, словно красуясь, из выпавшей из мешочка древней косточки родился на белый свет жуткий уродец. Череп с гребнем образовался в самом конце, и монстр с тремя парами когтистых лап преклонил передо мной голову.