Жорж - Дюма Александр - Страница 8

Возле победителя, опиравшегося на двустволку, не бездействовавшую в сражении, стоял Жак с гордо поднятой головой, в то время как Жорж, убежавший от Телемака к отцу, судорожно сжимал его могучую руку, безуспешно стараясь сдержать слезы радости.

Подле Пьера Мюнье стоял господин де Мальмеди, уже не столь напыщенный и подтянутый, каким он был в момент выступления войск, а с разорванным галстуком, с превратившимся в лохмотья жабо, покрытый потом и пылью; его тоже окружала и поздравляла семья, поздравляла не победителя, а человека, только что избежавшего опасности.

Вот почему, стоя в центре группы, он казался смущенным и, чтобы придать себе достоинства, спросил, где его сын Анри и слуга Бижу. Они уже приближались, расталкивая толпу:

Анри, чтобы броситься в объятия отца, а Бижу, чтобы поздравить своего господина.

В это время Пьеру Мюнье сообщили, что один из негров, сражавшихся под его командованием, смертельно раненный и находящийся в соседнем доме, чувствуя, что умирает, хочет попрощаться с ним. Мюнье огляделся, ища Жака, чтобы вручить ему знамя, но Жак нашел в это время своего друга, мальгашскую собаку, которая тоже пришла поздравить победителей, и он резвился с ней невдалеке от отца. Жорж все это видел и, протянув руку, сказал:

— Отец! Дайте знамя мне. Я сохраню его для вас!

Пьер Мюнье улыбнулся, ему и в голову не могло прийти, что кто-нибудь покусится на трофей, принадлежавший ему по праву победителя; он поцеловал Жоржа и отдал ему знамя, которое мальчик едва мог удержать обеими руками.

Сам же Мюнье поспешил к умирающему, одному из своих храбрых добровольцев.

Жорж остался один, но не чувствовал себя одиноким, слава отца охраняла его, и сияющим взглядом он взирал на окружавшую толпу; вдруг счастливый Жорж увидел мальчика, который презрительно смотрел на него, как бы недоумевая, почему не его отцу досталось знамя. Этот мальчик решил, что если у него нет принадлежащего ему знамени, то нужно присвоить себе чужое. Анри смело подошел к Жоржу, который, хоть и угадал его враждебные намерения, не сделал ни шагу назад.

— Дай мне это, — сказал Анри.

— Что это? — спросил Жорж.

— Знамя, — продолжал Анри.

— Знамя не твое. Оно принадлежит моему отцу.

— Какое мне дело, я хочу его взять и все.

— Ты его не получишь.

Мальчик с вышитым воротником протянул руку, чтобы схватить древко знамени, Жорж, закусив губы, побледнев сильнее обычного, немного отступил. Это лишь подбодрило Анри, который, как все избалованные дети, думал, что достаточно пожелать чего-либо, чтобы желание тотчас исполнилось; он сделал два шага вперед, теперь верно рассчитав расстояние.

Ему удалось схватить древко, он грубо обратился к Жоржу:

— Говорю тебе, я хочу это знамя.

— А я тебе говорю, что ты его не получишь, — повторил Жорж, отталкивая Анри одной рукой, а другой прижимая завоеванное знамя к груди.

— А, несчастный мулат, ты посмел тронуть меня, — вскричал Анри. — Ну, хорошо! Сейчас увидишь.

И, выхватив свою маленькую саблю из ножен, прежде чем Жорж успел подготовиться к защите, он изо всех сил ударил его по голове.

— Подлец! — хладнокровно сказал Жорж.

Разъяренный этим оскорблением, Анри хотел повторить удар, но Жак, одним прыжком очутившийся возле брата, сильно ударил обидчика кулаком по лицу, так, что тот отлетел шагов на десять. Схватив саблю, которую Анри, падая, уронил, Жак сломал ее и бросил ему обломки.

Настала очередь мальчика с вышитым воротником почувствовать, как кровь появилась на его лице, хотя эта кровь была от удара кулаком, а не саблей.

Вся сцена разыгралась так быстро, что ни господин де Мальмеди, который, как мы уже сказали, стоял в нескольких шагах от детей, принимая поздравления семьи, ни Пьер Мюнье, выходивший из дома, где только что скончался негр, не успели помешать тому, что произошло: они подбежали к детям после драки оба в одно время — Пьер. Мюнье, едва переводя дух, подавленный, господин де Мальмеди — раскрасневшийся и гневный.

— Вы, — задыхаясь вскричал де Мальмеди, — вы видели, что сейчас произошло?

— Увы, да, мсье де Мальмеди, — ответил Пьер Мюнье, — и, поверьте, если бы я был здесь, этого бы не случилось.

— И все же ваш сын поднял руку на моего, — вскричал де Мальмеди. — Сын мулата посмел ударить сына белого.

— Я в отчаянии от того, что произошло, мсье де Мальмеди, — пробормотал несчастный отец, — и смиренно прошу у вас извинения.

— Ваши извинения, подумаешь, ваши извинения, — продолжал колонист, заносчивость которого росла по мере того, как становился все более покорным его собеседник. — Вы думаете этим ограничиться?

— Но что же я еще могу сделать, сударь?

— Что вы можете сделать, что вы можете сделать! — повторял де Мальмеди, сам не зная, какое удовлетворение хотел бы он получить. — Вы можете отхлестать мерзкого парня, который ударил моего Анри..

— Отхлестать меня, меня! — сказал Жак, поднимая с земли свою двустволку. — Ну что ж, попробуйте-ка вы, мсье де Мальмеди!

— Жак, замолчи! — вскричал Пьер Мюнье.

— Прости, отец, — сказал Жак. — Но я прав и не буду молчать. Это Анри ударил моего брата саблей, а он ничего ему не сделал; тогда я ударил мсье Анри, стало быть, Анри не прав, а я прав.

— Ударил саблей моего сына! Ударил саблей моего Жоржа! Жорж, мое любимое дитя! — вскричал Пьер Мюнье, бросаясь к своему сыну. — Правда ли, что ты ранен?

— Невелика беда, отец, — произнес Жорж.

— Как невелика? — вскричал Пьер Мюнье, — но у тебя рана на лице. Слушайте, мсье де Мальмеди, вы видите, Жак говорит правду, ваш сын чуть не убил моего Жоржа.

Так как отрицать очевидное было невозможно, господин де Мальмеди обратился к сыну:

— Послушай, Анри, как было дело?

— Папа, я не виноват, я хотел взять знамя и принести его тебе, а этот мерзкий мальчишка не давал мне его.

— Почему же ты не захотел отдать знамя моему сыну, наглец ты этакий? — спросил господин де Мальмеди.

— Потому что знамя принадлежит не вашему сыну и не вам: знамя принадлежит моему отцу.

— Что же было дальше? — расспрашивал де Мальмеди сына.

— Видя, что он не хочет отдать мне знамя, я решил отобрать его силой, но тут подошел этот огромный детина и ударил меня кулаком в лицо.

— Значит, все так и произошло?

— Да, отец.

— Нет, он врет, — сказал Жак, — я ударил его только после того, как увидел кровь на лице брата, если бы не это, я не стал бы его бить.

— Молчи, негодяй! — вскричал де Мальмеди., Потом он обратился к Жоржу:

— Дай мне знамя!

Жорж изо всех сил прижал знамя к груди и отошел в сторонку.

— Дай знамя, — угрожающим тоном сказал де Мальмеди.

— Но, послушайте, ведь это я отобрал знамя у англичан, — возразил Пьер Мюнье.

— Мне это известно, но мулат не имеет права не выполнять моих приказаний. Я требую знамя.

— Но все же, мсье…

— Я так хочу, я приказываю, выполняйте приказ командира.

Пьеру Мюнье хотелось ответить: «Вы не мой командир, ведь вы не захотели зачислить меня в солдаты», но слова замерли у него на устах; обычное смирение побороло храбрость, и, хотя ему нелегко было подчиниться столь несправедливому приказанию, он взял знамя из рук Жоржа и отдал его командиру батальона, который удалился с захваченным трофеем.

Это казалось странным, невероятным; обидно было видеть, как столь значительный, умный, сильный человек уступил свое законное право ничтожной, грубой личности. Уму непостижимо, но это было так, такие порядки существовали в колониях. Привыкнув с детства почитать белых как людей высшей расы, Пьер Мюнье всю жизнь позволял этим «аристократам цвета» угнетать себя, и теперь, не пытаясь сопротивляться, уступил; встречаются такие герои, которые идут с поднятой головой, не боясь картечи, но становятся на колени перед предрассудком. Лев, земной образ Бога, нападает на человека, но, говорят, в ужасе убегает, заслышав крик петуха.

Что касается Жоржа, который не пролил ни одной слезы, почувствовав на лице кровь, но горько заплакал, когда у него отняли знамя, то отец даже не пытался его утешать, в то время как Жак кусал руки от гнева и клялся, что когда-нибудь отомстит Анри, господину де Мальмеди и всем белым.