Жорж - Дюма Александр - Страница 34

Как он предполагал, так и случилось: Бижу и Телемак, увидев, что находятся рядом, мгновенно приблизились друг к другу, грозно оглядываясь и скрежеща зубами, как обезьяны, когда они ссорятся из-за ореха, и начали ругаться.. К счастью, находясь в мешке, они не могли перейти от слов к драке. Но легко было заметить, что им очень хотелось побить друг друга. Движимые взаимной ненавистью, они сблизились, их мешки соприкасались, и при каждом прыжке они толкали друг друга, ругались все ожесточеннее и грозились, что, как только освободятся из мешка, встреча их будет более свирепой, чем все предыдущие. В это время Антонио приближался к финишу.

Увидев, что малаец опередил их на пять или шесть шагов, оба негра моментально перестали ругаться и попытались более мощными прыжками, чем прежде, наверстать упущенное. Особенно преуспел Телемак после неожиданного падения Антонио.

Эта случайность оказалась тем более роковой, что все они были шагах в десяти от финиша; Бижу, издав вопль, с отчаянным усилием ринулся к сопернику, но Телемак не позволил себя перегнать: он продолжал прыгать с возрастающей скоростью; теперь каждый мог поклясться, что зонтик принадлежит Телемаку. Однако человек предполагает, а бог располагает. Телемак оступился, зашатался при громких криках толпы и упал, но, падая, движимый ненавистью к Бижу, постарался преградить ему дорогу. Бижу не смог на бегу отойти в сторону, наткнулся на Телемака и, в свою очередь, покатился по пыльной площадке.

У обоих одновременно возникла одна и та же мысль: чем позволить победить сопернику, лучше, чтобы приз получил кто-то третий. Поэтому, к великому удивлению зрителей, оба мешка, вместо того чтобы подняться и продолжать продвижение к цели, едва встав на ноги, бросились колотить друг друга, насколько позволяла им холщовая тюрьма.

Пустив в ход головы на манер бретонцев, они позволили Антонио без помех, спокойно продолжать бег. Они же перекатывались друг через друга и, лишенные возможности пустить в ход ноги и руки, во всю мочь кусались.

Тем временем Антонио, торжествуя, достиг цели и выиграл зонтик, который тут же был ему вручен. Он сразу раскрыл его под рукоплескания публики, в большинстве состоявшей из негров, завидовавших счастливому обладателю этого сокровища.

Бижу и Телемака разняли, потому что они продолжали драться Бижу отделался частью носа, у Телемака же было оторвано ухо.

Настал черед выступления пони; тридцать маленьких лошадок, уроженок Тимора и Пегю, вышли из-за устроенной для них ограды; верхом на них сидели индийские наездники, мадагаскарцы либо малайцы. Их появление было встречено всеобщим оживлением, потому что эти бега больше всего увлекают черное население острова. Действительно, полудикие, почти не укрощенные лошадки в своей необузданности таят много неожиданностей. Поэтому раздались тысячи возгласов, ободряющих загорелых наездников, под которыми летело стадо демонов; чтобы удержать их, требовалась вся сила и ловкость всадников; они мчались во весь опор, не глядя по сторонам, не ожидая сигнала. Но губернатор вовремя распорядился, и сигнал был дан.

Пони ринулись, вернее, взлетели, потому что были больше похожи на стаю птиц, летящих над землей, чем на стадо четвероногих, бегущих, едва касаясь земли. Однако, доскакав до могилы Малартика , они по привычке начали «баловать», как говорят на жаргоне скачек: половина их умчалась в темные леса, унося с собой всадников, несмотря на их усилия удержаться на Марсовом поле.

Настала очередь главных скачек; устроили перерыв на полчаса, стали раздавать программы и заключать пари.

Самым азартным из тех, кто заключал пари, был капитан Ван ден Брок; сойдя со своего корабля, он прошел прямо к Вижье, лучшему ювелиру города, известному своей неподкупной честностью, присущей овернцам, и обменял бриллианты на ассигнации и золотые монеты на сумму около ста тысяч франков.

Ван ден Брок превзошел самых смелых спортсменов и вызвал всеобщее изумление, поставив всю сумму на одну лошадь, имя которой было никому не известно на острове, — ее звали Антрим.

Были записаны четыре лошади:

Реставрация — полковник Дрипер,

Виржини — господин Рондо де Курси,

Джестер — господин Анри де Мальмеди,

Антрим (имя владельца было заменено тремя звездочками).

Самые крупные суммы были поставлены на Джестера и Реставрацию, которые в прошлом году стали победителями.

На этот раз на них рассчитывали еще больше, потому что всадниками были их хозяева — превосходные наездники; что до Виржини, то она участвовала в скачках впервые.

Между тем, вопреки благоразумному совету, который расценивал его поведение как поступок сумасшедшего, капитан Ван ден Брок сделал ставку на Антрима, что возбуждало всеобщее любопытство по отношению к лошади и ее владельцу.

Наступил момент, когда лошади и всадники вышли из-за ограды. Со стороны малабарского лагеря появился и тот, кто вызывал всеобщее любопытство. Его вид не только не рассеял, но еще усилил недоверие публики; он был одет в египетский костюм, вышивка виднелась из-под бурнуса, закрывавшего половину лица; он сидел на лошади по-арабски, то есть с короткими стременами; лошадь была оседлана по-турецки. В то же время с первого взгляда становилось очевидно, что это был великолепный наездник. Когда появился конь, все догадались, что именно эта лошадь записана под именем Антрим; и Антрим, казалось, оправдывал доверие, заранее оказанное ему капитаном Ван ден Броком, — такой это был изящный, легкий конь, под стать своему наезднику.

Никто не узнал ни лошади, ни всадника, но так как запись вел сам губернатор, для которого не могло быть неизвестных всадников, все уважали инкогнито вновь прибывшего; одна только девушка, быть может, угадала, кто был этот всадник, и, краснея, наклонилась вперед, чтобы лучше разглядеть его, — это была Сара.

Участники скачек построились в ряд; как мы уже сказали, их было четверо, потому что репутация Джестера и Реставрации устраняли других возможных конкурентов; каждый думал, что борьба будет происходить только между ними.

Так как предполагался лишь однократный выезд всадников, судьи, чтобы продлить зрителям удовольствие, решили, что все лошади сделают два круга вместо одного; следовательно, каждая лошадь должна была пробежать приблизительно три мили, что давало больше шансов менее знаменитым скакунам.

По сигналу все ринулись вперед, но, как известно, в таких обстоятельствах по началу еще нельзя ничего предсказать. На середине первого круга Виржини, которая, повторяем, участвовала в состязаниях впервые, обогнала всех на тридцать шагов, почти рядом с ней бежал Антрим, а Реставрация и Джестер бежали позади, по-видимому, сдерживаемые наездниками. Там, где местность возвышалась, то есть за две трети круга, Антрим вышел вперед, в то время как Джестер и Реставрация приблизились на десять шагов; это означало, что они могли обогнать его, и зрители, наклонясь вперед, аплодировали, подбадривая всадников; вдруг, случайно или с намерением, Сара уронила свой букет. Незнакомец увидел его и, не замедляя бега коня, с поразительной ловкостью соскользнул под его живот, как это делают арабские наездники, поднял упавший букет, поклонился его прекрасной владелице и продолжал путь, потеряв не более десяти шагов, которые, казалось, он и не пытался наверстать.

Посредине второго круга Реставрация догнала Виржини, за которой следовал Джестер, в то время как Антрим все еще оставался на семь или восемь шагов позади, но так как наездник не торопил его ни хлыстом, ни шпорами, все понимали, что небольшое отставание ничего не значит и что он наверстает потерянное расстояние, когда найдет нужным.

На мостках Реставрация споткнулась о камень и упала вместе с всадником; тот, не вынимая ног из стремени, силился поставить ее на ноги. Разумная лошадь едва привстала, но тут же упала: у нее была сломана нога.

Три остальных соперника продолжали скачку; в тот момент впереди был Джестер, Виржини следовала за ним, а Антрим скакал рядом с Виржини. Но там, где дорога шла в гору, Виржини стала отставать, в то время как Джестер сохранял свое преимущество, а Антрим без всяких усилий начал обгонять его. Теперь он отставал от соперника только на длину корпуса лошади; Анри, чувствуя, что его нагоняют, начал хлестать Джестера. Двадцать пять тысяч зрителей этих поразительных скачек рукоплескали, махали платками, подбадривая соперников. Тогда незнакомец наклонился к гриве Антрима, произнес несколько слов по-арабски, и умный конь, словно поняв, что говорит ему хозяин, удвоил скорость. До финиша оставалось только двадцать пять шагов; они скакали напротив первой трибуны, и Джестер все еще опережал Антрима.