Женская война - Дюма Александр - Страница 9

Поэтому она завладела всем, захватив все – сокровища, влияние, почести. Она разбогатела, раздавала места, принимала кардинала Мазарини и первейших придворных вельмож. С удивительною ловкостью распоряжаясь своим могуществом, она с пользою употребляла его для своего возвышения и для составления себе состояния. За каждую услугу Нанона брала назначенную цену. Чин в армии, место в суде продавались по известному тарифу. Нанона непременно выпрашивала чин или место, но ей платили за них чистыми деньгами или богатым и королевским подарком. Таким образом, выпуская из рук часть своего могущества, она тотчас возвращала его в другой форме. Отдавая власть, она удерживала деньги, потому что деньги – сильнейший рычаг власти.

Этим объясняется продолжительность ее царствования. Люди в припадке ненависти не любят ниспровергать врага, когда ему остается какое-нибудь утешение. Мщение желает совершенного разорения, полной гибели. Неохотно прогоняют человека, который уносит золото и смеется. У Наноны было два миллиона.

Зато она почти спокойно жила на вулкане, который беспрестанно дымился около нее. Она видела, что народная ненависть поднимается, как море во время прилива, и волнами своими разбивает власть герцога д’Эпернона. Когда его выгнали из Бордо, он утащил с собою Нанону, как корабль увлекает лодку. Нанона покорилась буре, обещав себе отомстить за все, когда буря пройдет. Она взяла кардинала Мазарини за образец и, как скромная ученица, подражала политике хитрого и ловкого итальянца. Кардинал заметил эту женщину, которая возвысилась и разбогатела теми же средствами, какие возвели его на степень первого министра и владельца пятидесяти миллионов, он удивился маленькой гасконке, он сделал даже больше – оставил ее в покое, позволил ей действовать. Может быть, после узнаем мы причину его снисхождения.

Несмотря на все это и на уверения некоторых, будто Нанона прямо переписывается с кардиналом Мазарини, мало говорили о политических интригах прелестной гасконки. Даже сам Каноль, по молодости, красоте и богатству своему не понимавший, зачем человек может сделаться интриганом, не знал, что думать о Наноне в этом отношении. Что же касается ее любовных интриг, то даже враги ничего не говорили о них. Может быть, потому, что она, занявшись важными делами, отложила любовные похождения до некоторого времени, или потому, что все любители сплетней сосредоточили внимание на одной интриге ее с герцогом д’Эперноном. Каноль по праву мог думать, что до его появления Нанона была непобедима. Нанона и Каноль познакомились очень просто. Каноль служил поручиком в Навайльском полку. Ему захотелось получить чин капитана. Для этого он должен был написать письмо к герцогу д’Эпернону, главному начальнику пехоты. Нанона прочла письмо, подумала, что дело может быть выгодно в денежном отношении, и назначила Канолю свидание. Каноль выбрал из старинных фамильных драгоценностей превосходный перстень, стоивший, по крайней мере, пятьсот пистолей (это было все-таки дешевле, чем купить роту), и поехал на свидание, нo на этот раз победитель Каноль, уже прославившийся счастьем в любви, расстроил все расчеты и денежные надежды госпожи Лартиг. Он в первый раз видел Нанону, она в первый раз видела его, оба были молоды, хороши и умны. Свидание прошло во взаимных комплиментах, о чине не было сказано ни слова, однако же дело устроилось. На другое утро Каноль получил патент на капитанский чин, а драгоценный перстень перешел с руки Каноля на палец Наноны не в виде награды за удовлетворенное честолюбие, а как залог счастливой любви.

V

История достаточно объясняет нам, почему Нанона Лартиг поселилась возле селения Матифу. Мы уже сказали, что в Гиенне ненавидели герцога д’Эпернона. Ненавидели также Нанону, удостоив произвести ее в злые гении. Бунт выгнал их из Бордо и заставил бежать в Ажан, но и в Ажане тоже начались беспорядки. Один раз на мосту опрокинули золоченую карету, в которой Нанона ехала к герцогу. Нанона неизвестно каким образом упала в реку. Каноль спас ее. Другой раз ночью загорелся дом Наноны. Каноль вовремя пробрался в спальню Наноны и спас ее. Нанона подумала, что третья попытка, может быть, удастся жителям Ажана. Хотя Каноль удалялся от нее как можно реже, однако же не всегда мог быть при ней в минуту опасности. Она воспользовалась отъездом герцога и его конвоя в тысячу двести человек (между ними были и солдаты Навайльского полка) и выехала из Ажана вместе с герцогом. Из кареты она смеялась над народом, который охотно раздробил бы экипаж, но не смел.

Тогда герцог и Нанона выбрали, или, лучше сказать, Каноль тайно выбрал за них домик, и решили, что Нанона поживет в нем, пока отделают для нее дом в Либурне. Каноль получил отпуск, по-видимому, для окончания семейных дел, а в действительности для того, чтобы иметь право уехать из полка, стоявшего в Ажане, и не слишком удаляться от селения Матифу, в котором его спасительное присутствие было теперь нужнее, чем когда-нибудь. В самом деле, события начинали принимать грозный вид: принцы Конде, Конти и Лонгвиль, арестованные 17 января и заключенные в Венсенский замок, могли дать нескольким партиям, раздиравшим тогда Францио, повод к междоусобной войне. Ненависть к герцогу д’Эпернону (все знали, что он совершенно предан двору) беспрестанно увеличивалась, хотя можно было подумать, что она уже не может увеличиться. Все партии, сами не знавшие, что они делают в эту странную эпоху, ждали развязки, которая становилась необходимою. Нанона, как птичка, предчувствующая бурю, исчезла с горизонта и скрылась в своем зеленом гнездышке, ожидая там, безмолвно и в неизвестности, развязки событий.

Она выдавала себя за вдову, ищущую уединения. Так называл ее и сам Бискарро.

Накануне герцог д’Эпернон виделся с прелестною затворницею и объявил ей, что уедет на неделю ревизовать провинцию. Тотчас после его отъезда Нанона послала через сборщика податей письмо к Канолю, который, пользуясь отпуском, жил в окрестностях Матифу. Только, как мы уже рассказывали, подлинная записка исчезла, и Ковиньяк вместо нее послал копию. На это приглашение и ехал беспечный капитан, когда виконт де Канб остановил его шагах в четырехстах от цели.

Остальное мы знаем.

Канона ждала Каноля, как ждет влюбленная женщина, то есть десять раз в минуту смотрела на часы, беспрестанно подходила к окну, прислушивалась ко всякому стуку, посматривала на красное и великолепное солнце, которое скрывалось за горою и уступало место сумраку. Сначала постучались в парадную дверь. Нанона выслала Франсинетту. Но то был мнимый поваренок, который принес ужин. Нанона выглянула в переднюю и увидела фальшивого посланного, а тот заглянул в спальню и увидел там накрытый столик с двумя приборами. Нанона приказала Франсинетте разогревать ужин, печально притворила дверь и воротилась к окну, из которого даже при темноте ночной она могла видеть, что на дороге никого нет.

Другие удары, не похожие на первый, раздались у задних ворот домика. Нанона вскрикнула: «Вот он!» Но боясь, что и это не он, она молча и неподвижно стояла в своей комнате. Через минуту дверь отворилась и на пороге появилась Франсинетта, печальная, смущенная, с запиской в руках. Нанона увидела бумагу, бросилась, вырвала ее из рук служанки, распечатала и прочла со страхом.

Письмо поразило Нанону как громом. Она очень любила Каноля, но у ней честолюбие почти равнялось чувству любви. Лишаясь герцога д’Эпернона, она лишалась будущего своего счастья и, может быть, даже прошедшего. Однако же она была женщина умная. Она тотчас погасила свечу, которая могла изменить ей, и подбежала к окну. Она выглянула вовремя: четыре человека подходили к домику и были уже близко, не более как в двадцати шагах. Человек в плаще шел впереди, в нем Канона тотчас узнала герцога д’Эпернона. В эту минуту в комнату вошла Франсинетта со свечой. Нанона с отчаянием взглянула на приготовленный стол, на два прибора, на два кресла, наконец, на свой изысканный наряд, гармонировавший превосходно со всеми этими приготовлениями.