Обезличенные (СИ) - Смитт Таня - Страница 60

«Я говорю не о содержании, — буркнул Волков, продолжая тянуть ко мне раскрытые странички, — посмотрите на полях.»

Присмотревшись, я заметил нарисованные от руки линии и символы, отдаленно напомнившие мне руническое письмо. Однако я был бесконечно далек от подобных увлечений и ничего объяснить не смог. Гошка разочарованно вздохнул и снова уткнулся в непонятные росчерки. Это занятие увлекло его настолько, что помешало заметить появление нового лица в нашей компании.

Правда лицом то, что маячило в дверях, назвать было можно с большой натяжкой. Это было полностью стекшая вниз сероватая субстанция, напомнившая мне о перебродившем тесте.

«Ну надо же! — продребезжало лицо, и я наконец-то узнал свою недавнюю соседку-пациентку, волшебным образом переместившуюся из Борщовки на центральные улицы Питера. — Что вы здесь делаете, Гурий Трофимович?»

«А что здесь делаешь ты, Эвелина?» — едва скрывая отвращение, пробормотал я, все еще помня о воспитании. На этот простой вопрос девушка ответила не сразу, да и вовсе не ответила, тупо уставившись в пространство. Наконец, в ее мозгах что-то щелкнуло, и она заговорила, странно модулируя голосом.

«Я не знаю, как попала сюда, — отрешенно и тягуче проговорила она, — просто пришла. Мне нужно идти, прощайте, Гурий Трофимович!»

Ее голос звучал почти без оттенков, а в интонации отсутствовало любое наполнение, однако добравшись до произнесения моего имени, Эвелина внесла в голос небольшие изменения, ее пухлые руки странно изогнулись и в мгновение ока уже крепко охватывали мою шею. От ее липких пальцев шел знакомый смрад, а кожа на ладонях казалась мокрой. Эвелина сдавливала мою шею, продолжая равнодушно пялиться на меня. Я оттолкнул навязчивую дамочку, пытаясь расцепить ее руки и не желая наносить хрупкой барышне серьезных увечий. Мой невоспитанный друг Гошка оказался более прагматичным и от души врезал прелестнице куда-то в челюсть. Удар получился не классический, скомканный и большого вреда не нанес, однако желаемого достиг. Эвелина отлепилась от меня, и потерянно уставилась перед собой.

«Мне пора, Гурий Трофимович,» — медленно повторила она как ни в чем не бывало и действительно направилась к двери.

Гошка только негромко выругался, незаметно обтирая кулак о штаны.

«Давно пора, — буркнул он, отмахиваясь от видения, — что это было, Гурий Трофимович? Какого черта тут оказалась эта ненормальная?»

И тут же озвучил свою собственную версию.

«Она настолько пленилась вашей неземной красотой, что решила прошлепать двадцать километров, чтобы выразить вам свою любовь, — насмешливо процедил он, исподлобья поглядывая в мою сторону, — будьте осторожны, Гурий, такие, как эта дамочка, способны на многое. Я это могу говорить с уверенностью, поскольку сам однажды оказался в подобной ситуации»

Ловелас Волков собрался поведать мне романтически-детективную историю, но вдруг осекся на полуслове, снова протягивая мне ту же книжонку.

«Смотрите, тут адрес,» — глухо пробормотал он и застыл, осмысливая увиденное.

Глава 43.

То, на что указывал мне Гоша, не могло считаться адресом в привычном понимании. Вместо названия улицы и номера дома перед нами пестрели кружки и линии, наводящие на мысль о скаутских играх.

«С чего ты взял, что это не очередная попытка вызвать сатану?» — с усмешкой поинтересовался я, рассматривая каракули. Волков презрительно скривился, на долю секунды возвращая себе облик прежнего везунчика-дальнобойщика, и со знанием дела поведал мне о способах составления секретных карт.

«Мы в интернате часто рисовали такие штуки,» — с гордостью поведал он, а я от души заржал.

«Гоша, — немного успокоившись, пробормотал я, — я спас тебя от обезличивания и обновления, ты не можешь искренне верить в этот бред. Давай, приятель, придумай детским рисункам другую трактовку!»

Новую версию Волков озвучить не успел, поскольку на лестнице снова послышались шаркающие шаги.

«Однако, скромняга психиатр к тридцати годам обрел чудовищную популярность», — промелькнула завистливая мысль и погнала меня вглубь квартиры. Неизменный Волков шмыгнул следом, замирая возле неглубокой ниши, неизвестно для каких целей выдолбленной в несущей стене. В этот раз гостями безудержного Матвея стали бравые парни в синих одеждах, выдающих в них государственных людей. Они втекли в разоренную комнату и застыли в нерешительности. Их внушительный рост и замотанные платками суровые рожи воскресили в памяти мою недолгую общественную деятельность и вынудили затаить дыхание. Не то, чтобы я был таким трусливым, я без труда справился бы с ними обоими, однако мне отчаянно не хотелось привлекать внимания и поэтому просто с интересом наблюдал за действиями пришельцев. Они для вида покопались в сваленных книжках и так же неторопливо и важно пошлепали обратно, проигнорировав чужое присутствие.

«Я думаю, любовь Борщовской нимфы тут играет второстепенную роль, — пробормотал я, когда визитеры скрылись в парадном, — они все что-то ищут в этих пенатах.»

Теперь пришла очередь Волкову ржать над моими версиями.

«Гурий Трофимович, — назидательно произнес он, гася в себе новую волну смеха, — вы рассказывали мне о своем искрометном детстве, проведенном на крышах гаражей, так неужели вам среди ваших смертельно опасных приключений ни разу не случалось чего-нибудь искать? Вы представляете себе этот процесс? Впрочем, люди перестали напоминать мне людей, к которым я привык, возможно вы правы.»

После чего снова превратился в забитого тревогами парня.

Оставаться в Матвеевой обители становилось опасно, и я предложил пойти куда-нибудь еще, не видя перед собой определенного маршрута. Гошка неторопливо потянулся за мной, не выпуская из рук прихваченную из квартиры книжку с адресом. Я давно махнул рукой на его развлечения, полагая, что подобное время провождение немного разбавит градус беспокойства.

«Смотрите, Гурий, — неожиданно толкнул меня в спину настойчивый исследователь, — эти стрелки указывают на пустырь. Видите, это изображение? Пустырь довольно внушительный и имеет огороженную территорию, на это указывают эти линии. А здесь обозначено некое маленькое строение, оно совсем крохотное, вот этот рисунок говорит о том.»

Я снисходительно посмеивался над весьма серьезными заявлениями упрямого везунчика, ощущая себя опекуном малолетнего дошкольника, вздумавшего поиграть в пиратов. Гошка настойчиво бубнил свои выводы, вещая мне о длинных насыпях и глубоких оврагах, проложенных на пути к секретной конуре. Я же не видел практического смысла в разгадывании этих ребусов, справедливо полагая, что свихнувшийся Матвей никогда не станет заниматься подобной ерундой. Последняя мысль, правда, заставила меня пересмотреть свои суждения, но в целом, я оставался при своих идеях.

Наше пребывание на городских улицах грозило нам вниманием со стороны дюжих охранников закона и порядка, однако за последнюю пару часов бесцельных блужданий никто из них не торопился записывать нас в ряды нарушителей. Возможно, все они были заняты другими задачами. То, что осталось от некогда красивого города, рождало во мне горькие сожаления и отчаяние от невозможности исправить ситуацию. В чем-то я понимал революционно настроенного Зяму, готового голыми руками крушить бандитскую власть. Но ни Зямы, ни собственно, власти обнаружить я не смог, сколько не пытался. Все, что открывалось моему взору, демонстрировало полный беспредел и анархию.

«Смотрите, Гурий Трофимович, — раздался негромкий голос моего малозаметного спутника, — неплохое место подхарчиться. Я, признаться, валюсь с ног без еды, пусть даже такой омерзительной.»

Гошка ткнул пальцем в относительно нетронутый продуктовый ларек с совершенно свободным доступом в святая святых. Ну, нетронутым он казался только на первый взгляд, пока мы не рассмотрели покореженные окна и откровенно выбитую дверь, вольготно разместившуюся в самом центре залитого чем-то пола. Корзины с продовольствием были ожидаемо перевернуты, а их довольно внушительное содержимое раскидано по всей территории павильона. Очевидно, погромы состоялись не только по причине завершившихся харчей, подумалось мне, и я решительно склонился над разоренным изобилием.