Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Женитьбы папаши Олифуса - Дюма Александр - Страница 29


29
Изменить размер шрифта:

Здесь выбор принадлежал Нахору.

Нахор был человеком осторожным: он видел урожай на корню, но хотел увидеть его в амбаре, так что он назначил совершение обряда на июль.

Мне это подходило. Именно в это время я собирался отправить мое суденышко, точнее, самому вести его, к Цейлону, и я очень не прочь был оставить здесь кого-нибудь, кто присматривал бы за полевыми работами. Амару так боялась зеленых змеек, что не способна была надзирать за работами, но Нахор доказал мне, что он человек понимающий, и я был уверен, что интересы его единственной дочери, безусловно совпадающие с моими, будут соблюдены как нельзя лучше.

Был уже конец мая, так что ждать мне оставалось недолго.

Нахор и Амару исповедовали индуистскую религию. Было решено, что мы поженимся по обычаю браминов.

Поскольку все было улажено между нами, я искал брамина, который от моего имени попросит руки Амару у Нахора. Таков обычай, и у меня не было причин от него отступить.

Никого из браминов я не знал. Амару предложила мне обратиться к тому мошеннику, который завернул свою племянницу в простыню и после ложной клятвы священными водами Ганга бросил в костер, несмотря на крики и мольбы несчастной. Я ничего против него не имел, разве что находил его не лучшим родственником. Но, поскольку поручение, которое он должен был исполнить, не делало его моим дядей, мне было все равно.

В условленный день он вышел из моего дома и отправился к Амару. Два раза, через различные промежутки времени, он возвращался под предлогом, что встретил в пути дурное предзнаменование. Но в третий раз дурные предзнаменования исчезли, уступив место, напротив, самым благоприятным знакам, и, когда он вернулся ко мне с сообщением, что мое предложение принято, оставалось лишь выбрать день, угодный Брахме.

Я ответил, что для меня все дни хороши, следовательно, назначенный Брахмой день мне подходит. Брамин выбрал пятницу.

Я хотел было возразить, вы же знаете наши предубеждения насчет пятницы; но из самолюбия, раз я уже сказал, что все дни для меня хороши, я не стал спорить и ответил:

— Пусть будет пятница, если только это ближайшая пятница!

Благословенная пятница наступила; церемония должна была состояться в доме Нахора. В пять часов вечера я явился туда. Мы предложили друг другу бетель. Затем разожгли огонь Гоман из веток дерева Рависту. Все тот же злодей-брамин, дядя сожженной вдовы, взял три горсти риса и посыпал им голову Амару. Три другие горсти риса он высыпал на мою голову, после чего Нахор налил воды в большую деревянную миску, вымыл мне ноги и протянул руку дочери. Амару вложила в нее свою руку, Нахор брызнул водой на эту руку, вложил в нее несколько монет и подвел ко мне Амару со словами:

— Больше мне нечего с вами делать. Передаю вас во власть другого человека.

Тогда брамин достал из мешочка символ брака — тали, ленту, к которой подвешено золотое изображение головы. Показав ее собравшимся, он передал мне, чтобы я завязал ее на шее у жены.

Как только я повязал ленту, обряд стал считаться совершенным.

Но, согласно обычаю, свадебные празднества длятся пять дней, и в эти дни муж не имеет никаких прав на жену. В течение первых четырех дней дружки и подружки так хорошо следили за мной, что мне едва удалось поцеловать мизинчик прекрасной Амару. Я старался взглядами объяснить ей, как долго тянется для меня время; она же, со своей стороны, смотрела на меня так, словно хотела сказать: «Да, правда, это долго, но — терпение! терпение!»

И, заручившись этим обещанием, я терпел.

Наконец пятый день занялся, прошел, закончился. С наступлением ночи нас проводили до моего дома. В первой комнате был накрыт стол, и я угостил наших друзей, пока мою жену раздевали и укладывали в постель. Через некоторое время, когда мне показалось, что никто не обращает на меня внимания, я пробрался к двери спальни, охотно предоставив все остальные комнаты моим гостям: мне была нужна лишь та маленькая комнатка, где ждала меня прекрасная Амару.

Но у двери я споткнулся о какой-то предмет; взяв его в руки, я с удивлением обнаружил пару туфель.

Туфли у двери Амару! Что это значит?

На минуту я об этом задумался, но вскоре, отбросив туфли в сторону, счел нужным открыть дверь.

Дверь была заперта.

Я звал самым нежным голосом: «Амару, Амару, Ама-ру» — все еще веря, что она откроет; но, хотя я ясно слышал, что в комнате кто-то есть, и скорее два человека, чем один, мне не отвечали.

Можете вообразить себе мою ярость: если бы не эти чертовы туфли, я еще мог бы сомневаться; но поскольку сомнений не оставалось, я расшумелся вовсю. Вдруг кто-то схватил меня за руку.

Обернувшись, я узнал Нахора.

«Ах, черт возьми! — сказал я ему. — Вы пришли как раз вовремя, сейчас вы поможете мне расправиться с вашей мерзавкой-дочерью».

«Что вы хотите этим сказать?» — спросил Нахор.

«Я хочу сказать, что она закрылась с мужчиной, ни больше ни меньше».

«С мужчиной? — воскликнул Нахор. — В таком случае я отрекаюсь от моей дочери; если это правда, вы вправе посадить ее в тюрьму и даже убить».

«Ну, тем лучше. Я рад, что это мое право, и обещаю вам воспользоваться им».

«Но с чего вы все это взяли?»

«Черт возьми, я сам слышал шум в комнате, и, потом, эти туфли…»

Я ногой подтолкнул к Нахору вещественное доказательство.

Нахор, подобрав сначала одну, потом вторую, внимательно рассмотрел их.

«О счастливый Олифус! — закричал он. — О счастливый муж! О, какая честь для нашей семьи! Зять мой, поблагодарите Вишну и его жену Лакшми, благодарите Шиву и его жену Парвати, Брахму и его жену Сарасвати; возблагодарите Индру и его жену Авити; поклонитесь дереву Кальпа, корове Камадеру и птице Гаруде. Святой человек оказал вам честь, сделав для вас то, что обычно делает лишь для короля этой страны; он избавляет вас от труда, который вам предстоял, и через девять месяцев, если восемь великих богов Индии не отвернутся от вас и от вашей жены, в нашей семье появится брамин».

«Простите! — воскликнул я. — Но я совсем не хочу иметь в своей семье брамина. Я не ленив, и труд, который взял на себя наш святой человек, прекрасно мог исполнить и сам. Я не король, поэтому не смотрю как на честь на то, что жрец запирается с моей женой в мою первую брачную ночь. Я не стану благодарить ни птицу Гаруду, ни корову Камадеру, ни дерево Кальпа, ни Индру, ни Брахму, ни Шиву, ни Вишну, а вместо этого переломлю хребет вашему подлецу-брамину, который сжег свою племянницу, поклявшись священными водами Ганга, что отведет ее домой».

И с этими словами я схватил бамбуковую палку, решив привести в исполнение свою угрозу.

Но на крик Нахора сбежались все гости; увидев их, я бросил палку, убежал и заперся в комнате.

Там я смог дать волю своему гневу. Я бросился на покрытый циновками пол, катался по нему, изо всех сил ругался и проклинал все. Но, катаясь, выкрикивая ругательства и проклятия, я оказался в кольце обнимавших меня рук, и к моим губам прижался в поцелуе чей-то рот.

Я не слишком удивился. Среди моих рабынь, принадлежащих к четвертой касте — шудрам, была одна хорошенькая девочка лет четырнадцати или пятнадцати: мне не раз приходилось обнаруживать ее в своей постели, словно змею, ловившую крыс в моем доме, и, должен сказать, встречал я ее с большей радостью, чем последнюю.

Эта верность ее в несчастье в тот самый вечер, когда я совершенно забыл о бедной девочке, тронула меня.

«Ах, бедняжка Холаохени, — сказал я ей. — Кажется, на мне и моих женах лежит порча. Клянусь никогда больше не жениться и, имея такую красивую любовницу, как ты, довольствоваться этим».

С этими словами я вернул ей полученный от нее поцелуй.

«Ах!» — вздохнула она минут через пять.

«Как! — закричал я. — Это не Холаохени; но кто же? Боже мой, Боже мой, неужели это снова…»

И пот, памятный мне по трем предыдущим случаям, выступил у меня на лбу.

«Да, неблагодарный! Это опять я, снова я; каждый раз, хоть ты и отталкиваешь, оскорбляешь, обманываешь меня, я возвращаюсь к тебе с хорошей новостью».