Академия тишины (СИ) - Летова Ефимия - Страница 78

Чтобы не смотреть в эту бордовую агонизирующую плоть, приходилось глядеть в глаза. Не было сил отвести взгляд.

— Я даже Академию не закончила, — нет-нет, не надо паниковать, мне показалось, мне просто показалось, при чём тут я?! Но зачем тогда он рассказывал мне это всё, вот так, вызвав аж в сам Тарол, в сердце нашего мира, зачем этот почти откровенный, без прикрас, разговор один на один?

— Мастерство, опыт, знания решают очень многое, — адьют снова натянул на голову маску, и мне всё-таки стало чуточку легче, хотя — какая теперь разница, если я уже видела эту жуть, — Многое, но не всё. Поверьте, за три столетия таких были тысячи. Опытных. Сильных. Знающих многое. Многое умеющих. Но не видящих сути и не решивших… проблемы.

— Но я ничего такого не… — всё же позволяю себе высказать свои крамольные страхи вслух, и адьют неожиданно касается пальцами, затянутыми в узкие кожаные перчатки, моего плеча. Представив себе, что под этими перчатками у него кости с кусками обглоданной плоти, я едва сдерживаюсь, чтобы не отпрянуть.

— Я говорил вам, что мне не больно, но это не совсем правда, Джейма. Подобное состояние мучительно. Невыносимо мучительно. А представьте себе, каково будет жить с ним двенадцатилетнему мальчику или девочке… Оно вступает в силу, когда наследникам исполняется по двенадцать лет.

Снова бросаю взгляд на портрет худого и строго принца Асверуса. Нет, представлять себе такое я не хочу.

— Ваша мать обладала похожим даром, — внезапно проговорил адьют. — Мы просили её помочь нам.

— Это от вас она сбегала? — мне вдруг становятся безразличны последствия. — Это вы пытались её убить? Вы знаете, где она сейчас?

— Корнелия бежала от себя и собственной судьбы, своего предназначения, поддавшись личным мотивам, — адьют снова обрёл невозмутимость, я это почувствовала. Почему при упоминании о Леннарде, всего лишь версии, он встревожился, а сейчас, при почти прямом обвинении, остался совершенно спокоен? — А от них, как известно, далеко не убежишь. Нет, мы не знаем, где она сейчас. Все были уверены в смерти адептки Менел. Дом, где она жила, был сожжен, среди найденных тел одно было опознано как её… Надёжным человеком опознано. Одним словом, о том, что Корнелии там не было, мы узнали, только увидев вас, Джейма. Неопровержимое доказательство того, что леди Менел ловко сумела всех обмануть.

— И теперь вы снова её ищите?

— Что вы, нет, конечно! Мы никогда не возвращаемся к прошлому. Тем более, что Менел оказалась слабой — не магически. Морально. Вы — гораздо сильнее. И ваш потенциал гораздо больше и перспективнее, несмотря на то, что ваш отец — просто мясник с маленького захудалого хутора, неодарённый. Вероятно, так произошло потому, что у неё были проблемы с даром в юности, а вы приняли его сразу.

Осведомленность о моём отце, небрежность тона встревожили меня больше любых угроз.

— Я очень сочувствую вам… вам всем, но при всём уважении я хочу отказаться. Можете наложить на меня печати неразглашения и что там ещё нужно в подобном случае, но…

— Не спешите, Джейма, — глаза в прорезях маски следили за мной, одновременно и пристально, и расслабленно, словно адьют был совершенно уверен, что я никуда не денусь. — Попробуйте. Я думаю, при определённом усердии и большом желании у вас получится лучше, чем у ваших предшественников.

— У меня, простите, желания нет. То есть, я искренне желаю всем здоровья и удачи, и решения всех проблем, но одновременно я просто хочу доучиться и жить тихой обычной жизнью…

— Тихая обычная жизнь у огненного мага смерти? Не смешите меня. Думается, вы достаточно самоотверженны и весьма, весьма энергичны, недаром ваша стихия — самая страстная, самая необузданная. Редкая… Интересно, какую стихию унаследовал ваш брат. Возможно, мы совершенно зря этим не интересовались. Ну, так что вы решаете, Джейма? — он протянул мне руку.

Мы продолжали смотреть друг другу в глаза, и я не понимала, откуда они могли узнать о Джеймсе. Это просто невозможно! Никто о нём не знал, никто и никогда не должен был узнать, немыслимо! Это была наша тайна, моя и его, только наша…

И с недавней поры — ещё и Габриэля. Но Габ не мог никому сказать, он же обещал, он же должен был понимать…

Или не должен? Может быть, я была недостаточно убедительна? Может быть, Джеймс действительно слишком сильно его достал, просто я видела только верхушку айсберга его раздражения? Или Габриэль всё-таки счёл, что обязан поставить в известность родителей? А его мать, хладнокровная Маргарита, в девичестве Хэйер, на сотрудничество с которой намекала когда-то леди Сейкен, сочла, что ребёнок мужа от бывшей возлюбленной в её семье совершенно не нужен и…

Нет, нет, нет. Я не могу, я не должна сомневаться в Габриэле, я и так уже достаточно его предавала. Только не в нём. Я не знаю возможностей королевских приспешников, не исключено, что какими-то особыми собственными средствами проверили вся и всех… каким-то образом подслушали наш с Джеймсом разговор, мы не особо-то и таились. Почему бы и нет.

Об этом я могу подумать вечером. А сейчас…

Я снова посмотрела на замершего, точно статуя, адьюта с протянутой рукой. Невыносимо захотелось… нет, не снять его проклятие. Наоборот. Чуть-чуть ускорить, подпитать собственной силой, "необузданной и страстной", так, что он даже не успеет позвать на помощь. Человек, по доброй воле подставляющий собственное тело для столь чудовищных экспериментов, рискует и ходит по краю. Никто даже не узнает, а я изображу чудовищный ужас, буду кричать, плакать и звать на помощь… Никто никогда не докажет, а я избавлюсь от этого всего…

Голубые глаза улыбались мне, холодно и в тоже время с усмешкой. Словно адьют действительно слышал мои "громкие" мысли и был полностью уверен в собственной неприкосновенности и неуязвимости.

Джеймс… А если они решат, что он, сын сильного мага, а не простого «мясника с захудалого хутора», может пригодиться им лучше?

Я прикусила щеку, так сильно, что почувствовала привкус крови во рту. И вложила руку в протянутую ладонь, плотно обтянутую кожаной перчаткой.

***

Мэй обнимает меня за плечи. Без её поддержки ноги почему-то полностью отказываются идти.

Ни о чем не спрашивает, как всегда — вот и хорошо.

К счастью, голова у меня сейчас пустая, как мыльный пузырь. Скоро это пройдёт, мысли, страхи, воспоминания и сожаления накинутся с новой силой, а пока я могу просто идти, чувствовать тёплые руки Мэй и не думать, ощущая тишину и безмолвие внутри, почти скучая по некогда ненавистным печатям.

И тут я спотыкаюсь, заставляя Мэй до боли сжать пальцы на плечах в попытке удержать меня на ногах, потому что навстречу нам по центральной дороге идёт сэр Джордас, по обе стороны от него, нагруженные какими-то странными чёрными фолиантами следуют черноволосая Арта — и Габриэль.

Они все смотрят на нас с Мэй, смотрят на меня, а я… Демоны, мне так стыдно, но сейчас я не хочу, я не могу оставаться с Габом один на один. Снова врать ему. Может быть, потому, что мне нужно всё обдумать хорошенько ещё раз, всё, произошедшее за сегодняшний бесконечный день. Обдумать, понять, что мне делать, как себя вести… стереть тень подозрения, неприятную, грязную, оставившую горький осадок где-то на дне души. Я бросаю один-единственный умоляющий взгляд на главу факультета смерти — он понимает меня без слов.

— Джейма, а вот и вы, наконец-то, — бодро восклицает сэр Джордас, отходя на шаг от своих адептов-провожатых. — Вы свободны, друзья, отнесите словари в… да, в библиотеку, куда же ещё. А вот к адептке Ласки у меня есть ряд вопросов, которые желательно решить прямо сейчас. Будете знать, как прогуливать мои занятия, пусть даже и по уважительным причинам!

Об "уважительной причине" должен был позаботиться проректор, правда, я так и не знала, где проводила время официально. Не важно. Уже заранее чувствуя подступающую ледяную волну вины и тревоги, я махнула Габриэлю, Мэй и Арте рукой и последовала за профессором. Мы пошли в сторону леса, и, спустя минут пять, я осторожно сказала: