Академия тишины (СИ) - Летова Ефимия - Страница 17

***

— Между прочим, через час начнётся студенческий бал, — я наслаждаюсь звуками собственного голоса. — Вы идёте, сэр Элфант?

— Увы, Корнелия, у меня дела. Срочный вызов. Сегодня дежурить будут другие.

— Тогда, может быть, перенесём тренировку?

— Ни в коем случае. Корнелия, тренировка — это святое, поймите, балов и празднеств в вашей жизни, я уверен, будет ещё великое множество, а для нас… для вас сейчас важно совершенно другое! Ведь вы не просто пробуждаете свой дар, вы возвращаете себя. Несмотря ни на что… не представляю, как бы я жил без этого.

Его пламя меня не обжигает, оно перетекает из его ладони в мою и обратно. Я закрываю глаза и слушаю голос сэра Джордаса, сильный, ровный, глубокий, тёплый, как и наша стихия. Пальцы сжимают руку сильнее, почти до боли, и я невольно размыкаю веки — нити магических плетений, тонкие, едва уловимые видения, золотистые, алые, оранжевые, кружатся вокруг нас. Некоторые из них порваны, и это нарушает общий узор… какая досада!

— Что вы делаете?! — я вдруг понимаю, откуда взялись эти рваные покалеченные фрагменты: по рукам сэра Джордаса чёрными струйками течёт кровь. Когда он успел пораниться? Но в следующую секунду я понимаю, что кровь не его, а в ладонях мужчины сжаты уже почти не трепещущие, уже почти-почти совсем не живые птицы — комки окровавленных перьев.

— Зачем вы это сделали?!

— Наша магия — это проявление нас самих, — шепчет сэр Джордас за моей спиной. — Наших чувств. Я мог попытаться убить вас и вынудить защищаться. Мог попытаться убить себя. Мог поцеловать вас. Но…

— Вы выбрали самый неправильный путь. Почему вы воспользовались жизнями тех, кто ни в чём не виноват? Как вы… можете?!

— Потому что вызванная мною боль сейчас сильнее страха смерти, сильнее вожделения, Корнелия. Но если произошедшее кажется вам несправедливым, вы в состоянии помочь.

— Огнём? Магией смерти? Вы что-то путаете. Это целительство, магия жизни и…

— Вы не понимаете, Корнелия. Маги жизни способны к целительству ничуть не больше магов смерти. Цели… наши цели не так уж разнятся, всё дело в методах и средствах.

— Я не могу! — спустя десять минут слёзы уже катились по моему и без того взмокшему лицу, нити магических плетений не желали связываться, кровь и полумёртвые, слабо содрогающиеся от боли тельца в руках Джордаса вызывали тошноту, страх, отвращение и жалость одновременно. Но у меня ничего не выходит, я ничего не умею, первые три месяца обучения прошли мимо меня, разве что мышцы укрепила, да стопку бумаги исписала. И вот сейчас сумасшедший преподаватель, для которого я — просто будоражащий любопытство эксперимент — толкает мне в руки что-то омерзительно горячее, влажное и липкое, а за каменной стеной центрального корпуса начинается бал, музыка, танцы, бал, на который я не могу не прийти… а я не одета, перемазана в крови, поту и слезах, у меня в ладонях полураздавленные птицы, которым ещё хуже, чем мне сейчас…

— Можете, Корнелия… и сделаете. Успокойтесь, вздохните, забудьте обо всём другом. Вы можете. Я чувствую. Я сразу почувствовал вас, я никогда не ошибаюсь. Смерть не должна вас пугать. Она не всесильна, Корнелия.

Я действительно делаю вдох, судорожный, тяжёлый, отчаянный. И — пробую.

Надо мной проносится ночная мошкара, привлечённая открытыми откнами и сиянием магических светильников, я чувствую почти вплотную стоящего за моей спиной Джордаса, в его вытянутых руках поблескивают золотистые искры. Я почти ненавижу его, но пламя зовёт, и внутри что-то ноет, тянет, а мои уши едва улавливают почти фантомные звуки виолины.

Магические светильники гаснут разом, объятия становятся крепче, искры на ладонях — ярче. На его ладонях — и на моих.

Самым непостижимым образом я, сморгнув слезы с воспалённых глаз, улыбнулась, чувствуя прилив сил. Искры могут навредить… надо их сдержать. Забыв о Джордасе, забыв о бале, забыв о себе, я принялась связывать воедино магические нити — и это оказалось неожиданно легко. Трудоёмко, почти ювелирно сложно — и в то же время восхитительно правильно.

Пламя разгорается живее, бойко танцует на ладонях по-прежнему стоящего за спиной мужчины, а потом, когда всё ещё липкие от крови пернатые силуэты вспархивают под потолок, я хватаю сэра Элфанта прямо за горящие кисти рук, переплетаю с ним пальцы — и загораюсь с ним вместе. Мой восторг нарастает, волнами, толчками, отдаваясь тягучей тяжестью где-то в животе, я сжимаю губы, чтобы не разразиться то ли чувственным стоном, то ли ещё более неуместным истеричным хохотом.

— Корнелия, осторожнее, вы подожжёте платье! Моя девочка, ты такая умница… — Джордас что-то шепчет мне на ухо, что-то еще, я уже не слушаю, отпускаю его — а пламя продолжает пылать над моими собственными ладонями.

Я живой разумный костёр! Меня так много, мне так хорошо и… тесно! Я хочу на воздух!

— Корнелия, подождите…

— Всё в порядке-е! — смех и стон вырываются, я закусываю губу. — Идите по своим делам, идите, куда вам надо, у меня всё от-лич-но-о-о!

С вытянутыми над головой руками, сама как горящий смоляной факел, я выбегаю из аудитории, из центрального корпуса, на улицу. Не пойду ни на какой бал, я грязная, уставшая, пахну дымом, но я такая бесконечно, невероятно, счастливая!

Кто-то хватает меня за плечи, за талию, огонь моментально прячется, но при этом он остаётся внутри меня, он не уходит, он со мной, снова!

— Боги, Нелли, я тебя уже третий час ищу! Где ты была? Что случилось?! Джордас совсем тебя измучил, безумец? — внезапно голос Энтони меняется. — Он… он что-то с тобой сделал? Нелли, ответь мне, прошу тебя! У тебя руки в крови, Нелли!

Я поворачиваюсь к нему, обхватываю руками за шею, смеюсь ему в грудь, пачкая белоснежную ткань парадной рубашки, но мне плевать.

"Всё хорошо, всё замечательно", — бормочу я, точнее, пытаюсь пробормотать, потому что отведённое на бал и разгоровы время безвозвратно вышло, но несколько мгновений по инерции я ещё беззвучно шепчу какие-то слова, а потом, не в силах вынести такое опьяняющее ощущение эйфории, поднимаюсь на цыпочки и целую Энтони Фокса. Целую наугад, глубоко, страстно, упиваясь его вкусом, новыми ощущениями влажных и мягких прикосновений, прикусывая губы, язык, так, словно всю жизнь только об этом и мечтала.

…хотя всю свою жизнь, и сейчас, и раньше, мечтала я об огне.

Глава 13

Сэр Мэтью Алахетин, мягко говоря, был не в восторге. На его невыразительном лице недовольство было написано более чем выразительно, недовольство источала каждая чёрточка, каждая морщинка, даже звучный и такой глубокий голос слегка поблёк. То и дело он бросал тоскливые взгляды в окно. Сумерки сгущались медленно, легкая акварельная синь только-только начинала переходить в ультрамарин — чем ближе к лету, тем позже темнело, и, тем не менее, было уже поздно.

— Джейма Ласки? Да… да, меня предупреждали, но… что вы будете делать на первом курсе в конце учебного года?

— Наверстаю. Я очень, очень способная, — брякнула я. Хотя, если верить сэру Джордасу, выдающиеся способности как раз надо скрывать. Интересно, где он сам? Ладно, нечем хвастаться, на самом-то деле. — У меня было индивидуальное обучение.

— У кого, — вопрос прозвучал так уныло, что его было даже сложно назвать вопросом — и я не отвечаю.

— Если нужно, могу доказать знание материала.

— И докажете. Завтра же, леди Джейма. Кроме того, мы определимся с вашим факультетом. Конечно, люди, просившие за вас, были весьма… убедительны, но это не означает, что можно вот так просто ни с того, ни с сего… Ладно, это мы обсудим. В вашу комнату вас проводят, необходимые вещи — форма, прочее, распорядок дня, разные мелочи — уже в комнате. Поскольку у нас сегодня подъехало четверо студентов, на которых печать безмолвия не наложена, этот вопрос тоже будет решаться завтра… — он смерил меня взглядом и кивнул своим мыслям. — Идите.

Уже в дверях я вдруг остановилась.

— Четверо?!

Сэр Алехетин проигнорировал мой вопрос, постукивая пером по листу бумаги, словно не решаясь поставить подпись на жизненно важном документе. Не дождавшись ответа, я отвернулась, а в спину мне прилетел ответный вопрос: