Железная маска - Дюма Александр - Страница 4

Слух о смерти герцога де Бофора быстро разошелся по Франции и Италии, где во время пышных похоронных церемоний, устроенных в Париже, Турине и Венеции, произносилось множество надгробных речей. Но так как тело его не было найдено среди трупов, многие верили, что он вскоре объявится.

Ги Патен в двух письмах упоминает об этом мнении; он не то чтобы в это верил, но и категорически не отрицал.

«Многие готовы держать пари, что г-н де Бофор не погиб! О, utinam!»[2]

«Говорят, что г-ну де Вивонне поручено в течение двадцати лет исполнять должность вице-адмирала Франции, но многим хочется, чтобы г-н де Бофор не погиб, а оказался в плену на каком-нибудь турецком острове; каждый верит, во что хочет, я же считаю его умершим и не желал бы оказаться на его месте».

А вот возражения против этой версии:

«Многие донесения об осаде Кандии, – пишет библиофил, – составленные очевидцами и напечатанные в ту эпоху, свидетельствуют, что турки, по своему обычаю, отрубили герцогу де Бофору голову и выставили ее в Константинополе. Понятно, что обезглавленное нагое тело не было опознано среди погибших. Эжен Сю в своей «Истории морского флота» соглашается с этим мнением, совпадающим с рассказом Филибера де Жарри и маркиза де Виля, мемуары и письма которых хранятся в королевской библиотеке.

Но даже отвлекаясь от опасностей и трудностей похищения герцога де Бофора – похищения, которое при той достопамятной осаде оттоманские ятаганы в любой день могли сделать ненужным, ограничимся утверждением: переписка Сен-Марса с 1669 по 1680 гг. позволяет сделать вывод, что на попечении коменданта Пиньероля в этот период не было никакого другого высокопоставленного узника, кроме Фуке и де Лозена».

Не становясь всецело на сторону ученого в этом пункте, мы можем добавить к его соображениям вот что: вряд ли Людовик XIV счел необходимым применить столь суровые меры против герцога де Бофора. Каким бы ни был герцог фрондером и фанфароном, он отнюдь не представлял такой опасности для королевской власти, чтобы возникла нужда тайно нанести ему удар, а кроме того, трудно представить себе, чтобы Людовик XIV, прочно сидевший на троне, победивший всех врагов в пору своего несовершеннолетия, преследовал бы в лице герцога давний мятеж Фронды.

Для более полного опровержения этой версии библиофил обращает внимание на то, что известное нам пристрастие Человека в железной маске к тонкому белью и кружевам, свойственная ему сдержанность и необычайная деликатность никак не соответствует довольно грубому образу «короля рынков», каким нам обрисовали Бофора историки.

Что же касается заключения, что фамилия Marchiali[3] является анаграммой двух слов his amira[4], то мы не думаем, что тюремщики Пиньероля развлекались, загадывая загадки проницательным умам своих современников; кроме того, анаграмма вполне может относиться и к графу де Вермандуа, которому адмиральский чин был пожалован, когда ему не исполнилось еще и двух лет.

Аббат Пагон, проезжая через Прованс, посетил место заключения Железной маски и рассказывает:

«В конце прошлого века знаменитый узник в железной маске, чье имя, возможно, мы никогда не узнаем, был привезен на острова Сент-Маргерит; всего несколько человек прислуживали ему и имели право с ним говорить. Однажды Сен-Марс беседовал с узником, стоя в коридорчике, примыкающем к камере, дабы издали видеть всякого, кто подходит; в это время сын одного из его друзей, привлеченный их голосами, достаточно близко подошел к ним; заметив это, комендант тотчас закрыл дверь камеры, подбежал к молодому человеку и испуганно спросил, слышал ли он что-нибудь. Молодой человек ответил отрицательно, но комендант в тот же день отправил его из крепости, а в письме своему другу написал, что этот случай мог дорого обойтись его сыну и что он отсылает его из страха, как бы тот не совершил еще какой-нибудь опрометчивый поступок.

2 февраля 1778 г. я полюбопытствовал войти в бывшую камеру несчастного узника; свет в нее проникает через единственное окошко на северной стороне, выходящее на море; оно устроено в чрезвычайно толстой стене на высоте пятнадцати футов над дорожкой, по которой проходит караул, и перегорожено тремя решетками, установленными на равном расстоянии друг от друга, так что часовых и узника разделяли примерно два туаза. В крепости я встретил семидесятидевятилетнего офицера роты, которая охраняла крепость, и он рассказал мне, что слышал от своего отца, служившего в той же роте, что будто однажды часовой заметил под окном узника в море некий белый предмет, выудил его и отнес г-ну де Сен-Марсу; это оказалась рубашка тонкого полотна, небрежно сложенная, на которой узник что-то написал. Г-н де Сен-Марс, развернув ее и прочитав несколько строк, осведомился у часового, не читал ли он из любопытства, что там написано. Часовой решительно заявил, что нет, однако через два дня его нашли мертвым в постели. Офицер не один раз слышал рассказ об этом происшествии от своего отца и от тогдашнего капеллана тюрьмы и считает его неоспоримым фактом. Другой факт также кажется мне достоверным, свидетельства о нем я собрал в тех же местах и в Леренском монастыре, где о нем еще не забыли.

Искали служанку для узника; некая женщина из деревни Монжен предложила свои услуги, надеясь, что на этой службе составит состояние детям, но когда ее предупредили, что ей нельзя будет больше видеться с ними и даже общаться с другими людьми, она тут же отказалась разделить заточение с узником, за знакомство с которым пришлось бы уплатить такой дорогой ценой. Еще я должен добавить, что на двух оконечностях форта со стороны моря были выставлены посты, которым был дан приказ стрелять по судам, плывшим ближе определенного расстояния.

Женщина, прислуживавшая узнику, умерла на острове Сент-Маргерит. Брат офицера, о котором я только что говорил и который пользовался доверием Сен-Марса, часто рассказывал сыну, что однажды ночью принял в тюрьме труп и на спине отнес его на кладбище. Он думал, что это умер узник, но это оказалась его служанка. Вот вместо нее и искали другую женщину».

Аббат Папон привел любопытные и до той поры неизвестные подробности, но так как он не называл имен, его сообщение не поддается опровержению.

Вольтер не ответил Лангранж-Шанселю, умершему в том ж году. Фрерон, желавший отомстить Вольтеру за то, что тот изобразил его в самом омерзительном виде в «Шотландке», выставил против него куда более грозного противника. Сент-Фуа выдвинул совершенно новую версию, на которую его натолкнул отрывок из Юма. В 1768 г. он заявил, что «узником в маске был герцог Монмут», побочный сын Карла II, осужденный за мятеж и обезглавленный в Лондоне в 1685 г.

Вот этот отрывок из английского историка:

«В Лондоне распространился слух, что герцог Монмут был якобы спасен и один из его сторонников, очень похожий на него, согласился вместо него умереть, меж тем как подлинный осужденный был тайно переправлен во Францию, где его ждало вечное заточение».

Поразительная приверженность английского народа к герцогу Монмуту и убежденность этого юного принца, что нация ждет лишь вождя, чтобы свергнуть Иакова II, побудили его начать предприятие, которое, возможно, и удалось бы, осуществляйся оно с большим благоразумием. Монмут высадился в заливе Лайм в графстве Дорсет имея всего лишь сто двадцать человек; вскоре у него было уже шесть тысяч, некоторые города перешли на его сторону, и он провозгласил себя королем, утверждая, что рождение его было законным и у него есть доказательства тайного брака Карла II с его матерью Люси Уолтерс. Он вступил в битву с королевской армией, и победа уже клонилась на его сторону, но у него кончились порох и пули, а лорд Грей, командовавший его кавалерией, трусливо бросил его. Несчастный Монмут попал в плен, был доставлен в Лондон и 15 июля приговорен к смертной казни.