Замок Эпштейнов - Дюма Александр - Страница 33

Однако вскоре путешествие увлекло Розамунду и новые впечатления завладели ее вниманием. Сначала она была молчалива, но потом стала отвечать на вопросы Йонатаса, а через два дня уже сама расспрашивала его о жизни в замке Эпштейнов и о тех, кого ей предстояло скоро там увидеть.

Наш славный Йонатас только того и ждал: он, бедняга, несколько ревниво наблюдал, с каким сожалением Розамунда покидает монастырь. Поэтому он отвечал на все вопросы дочери самым подробнейшим образом. Он не осмелился пообещать ей, что дома она будет счастлива, но сказал, что все будут ее любить, а главное — она станет его гордостью и радостью; сама себе хозяйка, она будет пользоваться полной свободой, как и раньше, в те времена, когда была маленькой девочкой и мать баловала ее. Он напомнил Розамунде об Эберхарде, которого ей предстояло скоро увидеть, и рассказал, какой он добрый и простой, как он грустил без нее и с каким нетерпением он ее ждет. Впрочем, об Эберхарде Йонатас мог и не говорить: даже если предположить, что Розамунда забыла белокурого товарища своего детства, то приходившие к ней в монастырь письма, полные братской нежности, все время напоминали ей о нем. Сердце Розамунды хранило его образ, ведь они родились в один и тот же день, и оба были сиротами.

Эберхард ее ровесник, он одинок и несчастен — и Розамунда, с детства хранившая любовь к нему, преисполнилась нежным сочувствием. Теперь она утешит брата, развеет его одиночество. Розамунда прямо-таки засыпала Йонатаса вопросами, и все, что рассказывал ей об Эберхарде отец, складывалось в ее воображении в чарующий романтический портрет юного мечтателя. Девушка была охвачена безотчетным желанием поскорее его увидеть, но если бы это непорочное создание задумалось о причине своего нетерпения, та показалась бы ей совершенно естественной: Эберхард был ее братом, вскормленным тем же молоком, что и она; они вместе росли, и мать Розамунды не делала между ними никаких различий; Эберхард был сыном Альбины, ее благодетельницы, память о которой была до сих пор жива в монастыре Священной Липы;

Эберхард, в конце концов, по рождению и воспитанию должен был стать единственным живым существом, которое сможет понять ее не только сердцем, но и умом. Отец говорил ей, что у Эберхарда простая душа и золотое сердце, и она не спросила, образован ли он, умен ли, потому что в ее мечтах это предполагалось само собой, ведь главное, чтобы он не был надменным гордецом. Между ними лежала глубокая пропасть, но разве общее горе не сблизило их? И разве об этом, позвольте спросить, думают в пятнадцать лет?

Так Розамунда, прелестное и невинное дитя, безмятежно предавалась целомудренным мечтам о том, кого она всегда в глубине души называла своим братом. Все ее желания были сосредоточены на той минуте, когда она сможет протянуть ему руку и поделиться с ним всеми бесчисленными новостями, которые она припасла для него.

Надо ли говорить, что мысли о встрече с Эберхардом почти вытеснили из ее сердца скорбь, вызванную близкой кончиной дедушки? В конце концов, почему бы нам не признаться в этом прямо? Ведь эгоистическая забывчивость молодости, которая не замечает в мире ничего, кроме себя самой, и любит смотреть только в будущее, так естественна и даже, не побоимся утверждать это, так очаровательна, что мы охотно прощаем эту забывчивость, а порой и потворствуем ей. Пусть молодость пренебрегает прошлым, пусть ее не заботит вчерашний день: дело просто в том, что ее царство — завтрашний день, будущее!

Выше мы описывали приезд Розамунды во владения Эпштейнов и ее первую встречу с Эберхардом. Юноша был не просто скромен — он был даже застенчив. Он не только не выказывал никакой надменности — напротив, он робел. Робость и смущение его произвели самое благоприятное впечатление на серьезную и твердую в своих убеждениях девушку, которая больше всего на свете презирала напыщенность и дерзость. Но когда Розамунда заметила, что Эберхард как будто избегает ее, радость ее сменилась грустью. Выходит, он ее не понимает! А когда Эберхард уехал вместе с дядей Конрадом, почти не взглянув на нее, она с трудом сдержала слезы. Увидев, что он не ответил ей на то расположение, которое ей сразу же внушил этот нежный мечтательный юноша, Розамунда почувствовала настоящую обиду. Ей казалось, что она могла бы помочь Эберхарду, поддержать его, и ей было больно отказываться от роли любимой сестры, которую она могла бы так хорошо исполнить. Не заслуженная ею холодность Эберхарда ранила девушку. Почему он сторонился ее? И что она могла сделать, чтобы снова сблизиться с ним?

Все то время, когда Эберхард отсутствовал, Розамунда пребывала в беспокойстве и смятении, хотя отец окружил ее нежной заботой и всячески старался ее развлечь. Каждое утро, хотелось ей или нет, ей приходилось садиться на лошадь и ехать осматривать еще один участок лесного царства. Йонатас был счастлив, когда ему удавалось чем-нибудь удивить ее, вызвать ее улыбку или восторженный возглас. Он старался больше говорить об Эберхарде, поскольку сразу же заметил, как эти разговоры приятны дочери: когда речь заходила о юноше, на щеках Розамунды появлялся румянец, а в глазах загорался огонек.

Теперь читатель хорошо знаком с Розамундой. Но пока мы рассказывали о ней, она уже успела вплотную приблизиться к нашему герою, продолжавшему молча и неподвижно стоять под деревом и смотреть на девушку так, как будто она привиделась ему во сне. Итак, давайте вернемся к молодым людям; мы увидим их вместе.

VI

Розамунда, первой заметившая Эберхарда, удивленно воскликнула:

— Ах, Эберхард! Братец мой!

Она тотчас спрыгнула с лошади и побежала навстречу ему, протягивая к нему руки. На душе у Розамунды было радостно: она только что узнала от отца, как Эберхард однажды прямо в одежде бросился в Майн, чтобы спасти ребенка бедной женщины, когда тот, играя, упал в воду.

— Ах, так вот вы где, Эберхард! Как же долго вас не было! В самом деле, мы уже стали беспокоиться. Нехорошо так долго держать нас в неведении. Но теперь мы вас нашли и все забыто.

Пока она это говорила, к молодым людям подошел Йонатас.

— Ну наконец-то наш дорогой Эберхард вернулся, — сказал он. — Вы еще не знаете, Эберхард, что, пока вас не было, в замок приезжал ваш отец и, клянусь, самым настоятельным образом требовал вас к себе несколько дней подряд. Но потом уехал, так и не повидав вас.

— Так он уехал?! — воскликнул Эберхард.

— Да, видит Бог, уехал сегодня утром. По правде говоря, уезжая, он не очень-то вспоминал о вас. Он, впрочем, очень спешил и как будто был сильно взволнован. Я был рядом, когда он уезжал, и мне показалось чрезвычайно непонятным, что он ни разу не произнес вашего имени. Незадолго до этого он послал за мной и задавал мне очень странные вопросы. Лошади уже трогались, ну я и спросил его: «Так, значит, ваша милость не будет дожидаться возвращения господина Эберхарда?» И тут граф злобно крикнул, чтобы я замолчал.

— Он уехал! — повторял Эберхард. — Уехал!

— Да, но зато вы вернулись, — ласково сказала Розамунда.

Эберхард посмотрел на нее со смешанным чувством нежности и смущения. Девушка с улыбкой опустила глаза.

— А раз он вернулся, — подхватил отец, — то, право же, теперь вы можете продолжать прогулку без меня. Вот уже целую неделю, Розамунда, я вожу твою лошадь под уздцы и веду с тобой беседы, а мое ружье остается без дела. Между тем для волков и браконьеров здесь сейчас настоящее раздолье. Ну, Эберхард, мой прекрасный рыцарь, замените меня и покажите Розамунде здешние цветущие луга — вы их знаете лучше меня. Вы, верно, не обедали? Ну да не беда, пообедаете вместе. У Розамунды в сумке есть все необходимое, а на сладкое нарвите дикой ежевики и земляники. Воды наберите из ручья. Ну, дети, теперь я покину вас. До вечера; жду вас к ужину! Мне ведь не нужно представлять вас вашей сестре, Эберхард? Желаю вам хорошей прогулки, друзья!

С этими словами Йонатас вскинул на плечо свое ружье, помахал молодым людям на прощание рукой и, насвистывая, углубился в лес.