Рыжая на откуп (СИ) - Рууд Рин - Страница 9

— У вас какие-то очень странные брачные игрища, — Агатес откладывает тетрадь с конспектами на подоконник.

— Я не могу противиться юным девам, когда они просят показать хвост, — ворчит в подушку Карн.

Шерсть оканчивается пятнистым треугольником на пояснице Рогатого Гостя, и я не задумываясь ни на секунду зачем-то аккуратно почесываю основание его хвоста, который под тихий стон Карна приподнимается и замирает.

— Извращенец! — я одергиваю руку и прижимаю ладонь к груди.

— Присоединяюсь, — цокает Агатес.

— А могла бы и помассировать, — Карн переворачивается на спину, и я торопливо кладу на его бесстыдно вздыбленное хозяйство подушку.

— Какого лешего ты голый?!

— Это невоспитанно ложится в постель в одежде, в которой ты шлялся по злачным местам, — Карн встряхивает головой.

Рога и шерсть исчезают в мерцающей дымке, а копыта с хрустом обращаются в обычные человеческие ноги. Карн шевелит пальцами на ступнях и садится передо мной по-турецки, прижимая подушку к паху.

— У тебя забавная пижама, — говорит он с хитрой улыбкой. — Но я надеялся, что ты спишь голенькой.

Пижама у меня, и правда, замечательная — из тонкого хлопка цвета яичного желтка с принтом из арбузных долек.

— Вы же не против, — Агатес скидывает куртку и стягивает футболку, — я присоединюсь к вашей беседе?

— Ты чего творишь? — шепчу я, завороженная рельефами подлого колдуна.

Агатес игнорирует мой вопрос, сбрасывает кроссовки, снимает носки и медленно расстегивает ширинку на потертых джинсах.

— Я закричу, — едва слышно отзываюсь.

— Кричи, — Агатес улыбается и припускает джинсы.

Я прячу лицо в руках и съеживаюсь от смущения. Чары не вяжут мой язык в узел, но я не спешу кричать просьбы о помощи.

— Так, о чем вы там говорили? — Агатес усаживается на кровать, поджав под себя скрещенные ноги, и хватает вторую подушку, которую кладет поверх причинного места. — Точно. О пижаме. Я тоже не одобряю пижамы. Раздевайся, Рыжая. Это невежливо быть одетой в обществе приличных голых джентльменов.

— Зачем вы пришли? — пристыженно хнычу в ладони. — Мне завтра на пары.

— Завтра воскресенье, Рыжая, — с осуждением отвечает Карн.

Обреченно вздыхаю — у меня кончились все отговорки. И если честно, мне и не особо хочется, чтобы гости покинули меня. Присутствие нагих и красивых молодых ребят меня пьянит и будоражит. Мне нравится эта неприличная и опасная игра на грани. И я уверена, что желтая пижама меня защитит от посягательств голых и возбужденных подлецов, которых я могу немного подразнить. Однако я не знаю, как тонко пощекотать нервишки ночных гостей.

Мы все трое молчим. Через минуту тишины, потрескивающей напряжением, я открываю рот, чтобы предложить сыграть в карты, и Карн резко поддается ко мне с потемневшими от возбуждения глазами и требовательно въедается в губы. Я не отталкиваю наглеца и подчиняюсь жаркому порыву. Не быть мне коварной кокеткой, способной держать на расстоянии разгоряченных самцов. Карн с треском рвет пижаму на моей груди, но вожделение к горячему и сильному телу Божества давит возмущение.

Карнон касается губами шеи, стягивая с меня хлопковые штаны, которые тут же летят в лицо притихшего Агатеса, со стороны наблюдающего за возней на смятом одеяле, но присутствие колдуна меня совершенно не смущает. Мой стон заглушается жадным поцелуем, и я забываю об Обманувшем Смерть. Руки Карна скользят по телу, вытягивая из меня новые стенания и громкие вздохи. С нежными и неспешными поцелуями парень спускается к моей груди, а затем к животу. Я не успеваю взбрыкнуть, как подлец с алчным возгласом впивается в мои интимные прелести.

Я от неожиданности вскрикиваю от острой судороги, когда упругий язык с нажимом проходит по клитору, и Карн руками обхватывает мои бедра, не позволяя уползти от его пылкого рта. Сладостная пытка пробивает тело раскаленными прутьями наслаждения, что оглушает меня моими же стонами. Я стискиваю шелковые кудряшки и в прерывистом крике вжимаю в себя голову Карна. Волна пронизывающего экстаза выгибает мою поясницу, и я задыхаюсь, притягивая к себе парня, желая разделить с ним негу, что охватила мое тело. Губы его терпкие, солоноватые и пьянящие.

— Я хочу тебя, — шепчет Карн.

Слабо киваю, вглядываясь в сияющие зеленым огнем глаза. Уверенный толчок, и я взвизгиваю от острой боли, впиваясь ногтями в спину Карна. Голый Агатес у окна вскидывает голову к потолку, и воздух вокруг него искрит и слабо вибрирует.

— Тише, Рыжая, — Карн обнимает меня и в ласковом поцелуе замирает.

Парень медленно ведет бедрами, и я сжимаю зубы и закрываю глаза. Карн вновь целует в шею и проскальзывает глубже, распирая меня изнутри тянущей болью. Движения становятся резче и нетерпеливее, и парень в рыке содрогается надо мной и буквально вжирается в мои искусанные губы. Я болезненным стоном откликаюсь на спазмы мужского естества внутри чрева. Карн с удовлетворенным и усталым вздохом валится на одеяло, и тут я вспоминаю об Агатесе, который не мигая взирает на меня.

— О, Господи… — я сглатываю, уставившись на его толстый половой орган, напоминающий обтянутую кожей булочку для хот дога с небольшой заостренной головкой.

— Не сегодня, Рыжая, — усмехается Агатес и натягивает джинсы на крепкий бледный зад. — Сейчас мне будет полезно воздержание.

Я выдыхаю, но болезненные и липкие ощущения между ног напоминают, что я совершила жуткую глупость, поддавшись обманчивому желанию.

— Ты в меня… — я жмурюсь, — кончил… Карн…

— Не хочу тебя печалить, Рыжая, — лениво отзывается задремавший негодник, — тебе не родить от меня рогатого пупсика. Вот будь Агатес девкой, у него бы получилось от меня понести. Тут свои хитрости…

Карн громко зевает, и я с небольшим подозрением смотрю на колдуна. Неужели он и Лесной Божок…

— Нет, — сухо отвечает Агатес и ныряет в футболку.

— Да я не осуждаю… — заползаю под одеяло.

— А тут нечего осуждать, — колдун пожимает плечами. — Нас связывает дружба, и я бы не стал ее портить потрахушками. Да и не стоит у меня на него. Он же олень.

— Но смотреть… — краснею и замолкаю.

— Во-первых, я тут не просто смотрел, Рыжая, — высокомерно ухмыляется Агатес, — а, во-вторых, ты же не первая девица, которую я и Карн на пару охаживаем.

Ядовитая обида и колючая ревность кусают меня за плечи, и я с головой прячусь под одеяло.

— Пошли прочь, — пристыженно бурчу в матрас.

— Я не хотел тебя обидеть, — тихо отзывается Агатес.

— А я и не обиделась, — медленно выдыхаю я, пытаясь справиться с гневом.

— Рыжая, твоя служба мне и Карну не подразумевает влюбленности, — осторожно и мягко поясняет колдун.

— Она, что, втрескалась в нас? — охает Карн.

— Еще нет, но, похоже, есть все предпосылки, — Агатес встряхивает куртку.

— Это так мило, — мурлыкает надо мной рогатый мудак.

— Так, — цыкает Агатес. — Сворачиваем лавочку с игрищами в горизонтальной плоскости. Я хотел лишь повеселиться, Рыжая, а не…

— Невероятно, — уязвленно шепчу я.

— Чувства к нам отравят всю твою жизнь до самой старости, — спокойно и меланхолично говорит Агатес, — Ответить взаимностью мы не сможем.

— Почему? — выглядываю из-под одеяла.

— Потому что я не хочу потом веками рыдать на твоей могиле, Рыжая. Я это уже проходил, — холодно отвечает Агатес. — Как и Карнон.

— Вот же сука, — шипит Карн, подскакивает с кровати и кидается к своей одежде. — Какой же ты мудак.

Парень торопливо облачается и без прощаний покидает комнату.

— Карн ушел в спячку после того, как его возлюбленная угасла от старости в его лесу, — Агатес склоняет голову на бок и невозмутимо смотрит на мое лицо. — Очень красивая сказка о любви Лесного Божества к юной пастушке, которая долго плутала по полям и растеряла все стадо. В страхе перед жестокими господами бежала и оказалась в Зачарованном Лесу.

— А у тебя какая сказка, колдун? — сажусь и кутаюсь в одеяло.

— Сказка о старике и его жене, с которой он прожил долгие и счастливые годы. О старике, желающего вернуть супругу к жизни и совершившего ужасную ошибку, которая лишила его возможности умереть и воссоединиться с любимой, — Агатес печально улыбается.