Ужасный век. Том I (СИ) - Миллер Андрей - Страница 52

Теперь барон и сам привстал в седле. Контрпредложений он не ожидал. Даглус продолжил:

— Пусть барон даст слово, что никто не помешает моим людям дойти до Орфхлэйта. По пути они не станут чинить никакого разбоя. Пусть он поклянётся пред всеми лордами да рыцарями на этом поле — и получите меня живым. Иначе обойдётесь трупом, потому что в плен вам меня не взять!

Как ни странно, но тут барону было о чём задуматься. Шанс взять Даглуса живым действительно так себе, а суд над ним для Вудленда стал бы большим событием. Такое поможет успокоить народ после набега: куда лучше, чем просто голова, вывешенная на стене Фиршилда. Правда, о судьбе Робина подобный уговор не давал никаких намёков…

Согласиться? Ну, сколько пленных удастся взять после боя, в котором гвендлы станут сражаться до последнего… Может быть, двоих-троих, пятерых при большой удаче — не больше. Изначально на это барон и рассчитывал: убить людей, посмевших лить кровь в самом сердце его владений, если повезёт — предать кого-нибудь суду при большом стечении народа. Однако возможность гарантированно взять живым лишь одного гвендла, зато настолько одиозного…

А если Робин и правда погиб? Тогда смерть в бою — слишком хороший финал для виновного в ней человека. Нет, за такое Даглус точно должен заплатить иную цену, и пусть пока храбрится, что ему всё нипочём. Когда встретится с сиром Вилфордом Винслоу — изменит мнение.

И ведь никто даже не вспомнит об ушедшем в Восточный Лес отряде, когда Даглус поднимется на плаху. Никто из подданных барона такого решения не осудит. Рассуждения Клемента клонились к согласию, однако он задумался слишком глубоко: не заметил происходящего за спиной.

Видимо, Викентий дал знак паладинами. Сзади застучали копыта — когда барон обернулся, прямо перед глазами уже были белые сюрко, покрывающие полированные доспехи, и белые попоны могучих коней.

— Что происходит?

Викентий уже водрузил шлем на голову.

— Барон, прошу меня простить, но это дело Церкви. Мы уважаем ваши права в этих землях, но есть суд более высокий. Эти люди убили паладина Вермилия! Мы постараемся взять их живыми… или же сами передадим заблудшие души в руки Творца Небесного. Но Церковь не может отдать виновных пред нею вашей воле.

— Что?..

— Шлем. Это шлем Вермилия, у меня нет никаких сомнений.

— Паладин Викентий, я… — барон только теперь осознал, как напрасно не поделился своими соображениями о шлеме.

Викентий уже не слушал. Пришпорив коня, он понёсся вперёд: белый плащ с чёрным крестом красиво развевался за спиной. Такими же блестящими стрелами с белым оперением полетели вслед за ним, из-за спины Клемента Гаскойна, другие паладины.

— Я запрещаю! Вы на моей земле! Церковь не имеет права!.. — прокричал барон, но что было толку?

Вообще-то Церковь имела такое право: гвендлы были неверными, а значит — подпадали под действие грамоты архиепископа, визированной королём и выданной Вермилию. Без сомнения, магистр Тиберий имел те же полномочия. А спорить о том, насколько законно позволять церковникам вершить суд в обход права барона, явно следовало не здесь и не сейчас.

— Бросайте оружие! Или познайте меч Господа истинного!

Даглус не бросил оружие, но и познать паладинский меч ему оказалось не суждено.

Он запустил в Киарана топор, появившийся в руке внезапно. Попал или нет, барон из-за спин паладинов не разглядел. Следом Даглус выхватил длинный кинжал. Клемент успел только удивиться, сколь нелепо воевать с кинжалом против всадников, да вспомнить себя при Тагенштайне. Но драться Даглус не собирался.

Он направил остриё в глазную прорезь своего шлема. Арнвейд Гэннов не соврал: шанса взять его живым не представилось. Тело рухнуло на мягкую траву.

Клемент скомандовал атаку, удержав при том баронета Абелла — пришлось схватить поводья его лошади. Но помощь паладинам не требовалась. Гвендлские стрелы бессильно срикошетили от начищенных доспехов, а лучшие боевые кони Стирлинга набрали скорость очень быстро. Этих коней могли остановить крепкие пики, но не щиты с топорами.

К чести гвендлов, они не дрогнули. Но отвага была бессильна изменить итог: закованные в железо лошади смяли горстку людей и похоронили под собой. Некоторым врагам свезло умереть от меча, прочих просто растоптали. Всё кончилось в одно мгновение. После смерти Даглуса паладины уже не собирались брать пленных.

Барон был зол, но в конце концов — победы слуги Творца Небесного достигли, а ругаться в поле с Викентием смысла никакого. Поговорить с Тиберием, а может — и написать королю… но всё это позже. Клемент толкнул коня в бок.

Киаран сидел возле трупа Даглуса. Полголовы рыцаря — в крови. Она пропитала ворот поддоспешника, ползла алыми ручейками по кирасе, капала на землю с края латного плеча.

— Сир Киаран, вы серьёзно ранены. Сквайр! Сквайра сюда! Нужна помощь!

Барон спешился, охнув от прострелившей колени боли. Тяжело старику и забираться на коня, и слезать с него: обычно помогали оруженосцы, но сейчас лорду Клементу было не до их ожидания.

Плохая рана. Хотя брошенный топор соскользнул по черепу, не повредив его — он всё же лишил Киарана уха и немалой части скальпа. Кровь уймётся — насмерть так не истечёшь. Однако старый рыцарь знал: подобные раны часто гноятся, приводя к лихорадке. Которая уже запросто кончается мучительной смертью. Теперь жизнь Киарана Фиршилдского находилась в руках Творца Небесного.

— Шлем… я узнаю его.

Киаран, ещё не осознавший ранения, вытащил кинжал из черепа Даглуса и снял трофей с его головы. Шлем был важным вопросом, но прежде лорд Вудленда посмотрел в лицо врага.

Гвендл вогнал кинжал себе в глаз: не считая этой раны, лицо не пострадало. Разбойник оказался моложе, чем барон думал — хотя далеко не юнцом. Он коротко, неровно обрезал волосы — такие же медовые, как у Киарана, приличная часть которых болталась теперь на лоскуте кожи. Обычный с виду человек… и столь необычный в действительности.

— Это не шлем паладина Вермилия.

— Что? Вы уверены?

— Абсолютно, милорд. Взгляните.

Рыцарь показал господину левую сторону необычного барбюта. Клемент не сразу понял, что именно должен увидеть.

— Посмотрите на эту вмятину. Ни с чем не спутаю, потому как оставлена она моим мечом. В поединке с сиром Вибертом, на турнире в честь прошлых именин вашего сына.

О да. Барбют сира Виберта Освина был тем самым четвёртым подобным шлемом, что барон знал в своих владениях. Почти точная копия барбюта паладина Вермилия, который Виберт годом ранее видел на большом турнире в Фултоне. Немало денег он отдал, чтобы справить такой же.

— Сир Виберт говорил мне, что не станет исправлять вмятину, дабы помнить о неожиданном поражении. Славный тогда вышел удар… не думал, что сумею победить.

Барон историю о вмятине прежде не слышал. Возможно, её знали лишь два сошедшихся в том поединке рыцаря.

Виберт Освин сгинул по весне: никто понятия не имел, что с ним сталось. Ходили очень разные слухи. Теперь, увы, судьба его стала совершенно ясна. Жаль, очень жаль. Ещё одним ветераном Великой войны меньше: скоро совсем никого не останется…

— Значит, Викентий обознался. Мало что влез, куда не должно — так ещё и понапрасну! А у мёртвых мы о судьбе паладина не спросим…

— Вы расскажете паладину Викентию об ошибке?

Барон задумался. Поглядел на рыцарей в белом, ещё кружащих вокруг тел — и бездыханных, и угасающих. От паладинов в Вудленде по-прежнему выходили одни беды. Право слово — зараза какая-то, не лучше гвендлов! Решение созрело быстро.

— Ну уж нет! Молчите об этом, сир Киаран, и я тоже буду молчать. Чем быстрее уверятся в судьбе своего Вермилия, тем быстрее оставят нас в покое.

Рыцарь гвендлской крови кивнул. Он был надёжным человеком, барон всегда знал это. Ещё с той войны, которую Киаран прошёл оруженосцем. Благородное происхождение — не всегда главное качество. Пусть Киаран был сыном фиршилдского плотника, попавшим в войско барона случайно — пользы от него выходило больше, чем от многих людей древних фамилий. Только бы оправился от раны!