Киммерийский аркан (СИ) - Боровых Михаил - Страница 46

Вовремя предать — значит предвидеть.

Каррас не строил иллюзий насчет характера своей власти.

Скоро творить суд и расправу ему надоело, но он заставил себя высидеть до самого обеда, хотя и ворчал на затекшую спину и пересохшую глотку.

Смочить глотку помогало все то же разбавленное вино, но могучий варвар как будто совсем не хмелел.

Наконец, Каррас поднялся и громогласно объявил, что прием окончен. Он вскочил на коня и покинул город с небольшой стражей. За ним следом поехал и Керим.

На берегу реки Каррас приказал разбить лагерь.

Воины развели костер, зачерпнули воды из реки, поставили на огонь котлы. Каррас, фыркая, умылся речной водой, смывая пыль и усталость. Пока баранина в котле тушилась, он успел выпить немало сбродившего молока, попробовать хлебные лепешки.

Набросившись, наконец, на мясо, Каррас сказал.

— Наша ставка отныне будет здесь. В городе душит сам воздух. Может быть, мы будем приезжать во дворец, чтобы помогать Кериму править.

Керим молчал, вгрызаясь в баранину. Каррас ударил его ладонью по плечу.

— От городского воздуха удушье, от городского вина изжога. Я степняк, всегда был им, и всегда останусь. Так я и буду править — из своей кочевой ставки. Государь, привязанный ко дворцам, не знает, что происходит в дальних пределах. Я же буду кочевать по своим новым владениям так же, как кочевал по прежним. Следить за тем, чтобы нигде не нарушались мои законы. Да, так будет.

Керим осмелился подать голос.

— И как долго вы еще пребудете в землях аваханов, отец?

— Так долго, как захочу. — хмыкнул Каррас. — Думаю, что твои подданные еще недостаточно привыкли к моей руке.

Керим посмотрел на бурую от загара широкую ладонь Карраса. На руку, которая отняла жизнь его настоящего отца — эмира Сарбуланда. На руку, которая склоняла одну за другой головы гордых степных правителей, а теперь добралась и до народов, живущих с пашен, а не с пастбищ.

Керим подумал, что Каррас уже немолод, но он выглядел таким крепким, будто вырезанным из мореного дуба, и вполне может прожить еще лет двадцать. Сколько тронов он сможет поставить в тень своего помоста за эти двадцать лет?

— Хочешь, я расскажу тебе сказку, Керим? — вдруг спросил Каррас.

— Да, я рад буду услышать ее, отец. — кратко поклонился Керим, догадываясь, что Каррас не будет рассказывать веселые побасенки о говорящих лисах и зайцах, а скорее всего поведает некую аллегорию.

— Это было давно, когда наши предки кочевали на землях по другую сторону моря Вилайет. Там тоже есть степи. В стране Шем еще сохранились города, много больше и богаче Гхора. Однажды молодой киммерийский воин приехал в один из таких городов. Там он встретил женщину, красивее которой не видел в жизни. Он воспылал к ней страстью, и она ответила ему тем же. Они поженились и стали жить в том городе. Женщина была из богатой семьи, а киммериец стал торговать лошадьми и очень скоро сделался большим человеком. У них родились и стали подрастать дети.

— Как будто благополучная история. — сказал Керим. Неужели сказка Карраса сведется к морали о том, что люди различной веры и жизненного уклада смогут жить в мире?

— Да, сначала благополучная. Но однажды в далекой степи вспыхнула большая война. Клан, к которому принадлежал наш киммериец, стал созывать всех своих воинов. И тогда старейшины вспомнили о мужчине, что сделался лошадиным барышником в городе. Они послали к нему родного брата, чтобы он позвал разбогатевшего и забывшего битвы воина на войну. Они думали, что брат рассказами о радостях битвы разбудит задремавшее мужество человека. Но барышник отказал брату. Тогда старейшины послали к нему старика. Они думали, что старик, взывая к памяти предков и представлениям о чести, сумеет пробудить воинский дух богача. Но он остался глух к словам старика. Тогда старейшины послали к нему маленького мальчика. Мальчик ничего не сказал, он не знал красивых и пылких слов. Он только протянул богачу пучок голубой полыни. Тот понюхал траву, и вспомнил о том, кем был прежде. Не сказав ничего ни жене, ни детям, собрался он дорогу и вернулся в родные кочевья.

— Красивая и печальная история. — сказал Керим.

— Да, можно сказать и так. Но ты понял, в чем ее урок?

— Да, повелитель. Я запомню эту сказку.

Керим действительно догадался, о чем говорила эта легенда, такая обыкновенная среди кочевников. Менялись только названия степного племени и города, а суть всегда оставалась одна и та же. Запах полыни дороже благоуханных фонтанов. Зов крови важнее выбора, который делается разумом.

Каррас иносказательно поведал о том, что есть вещи и люди, которые не меняются. Степной варвар всегда останется степным варваром.

А самому Кериму, великому эмиру Афгулистана надо учиться жить, всегда чувствуя на своем горле киммерийский аркан.

Каррас посмотрел Кериму в глаза.

— А с тобой нам надо будет еще поговорить о твоей женитьбе. С нашей дочерью ты получишь хорошее приданное. Тысячу киммерийских мечей.

Под мечами Каррас конечно же имеет в виду не сами прямые клинки, но людей, которые обучены владеть этими клинками.

После трапезы Каррас на некоторое время уснул, но Кериму не спалось. Проснулся великий каган ближе к закату. Он легко поднялся, немолодой, но все еще обладавший ловкостью тигра.

— Если хочешь, Керим, возвращайся в свой каменный мешок. Там отныне твое место. А мы поедем проведать лагерь нашего воинства. Скоро твоей казне станет немного легче. Тебе придется кормить не всех моих людей. Дагдамм возьмет часть из них пойдет к границам страны Па-Те-Ни, чтобы выполнить то, зачем мы выступили в этот поход. Он должен будет вернуть и привести мне на суд и расправу нечестивых богю, которые предали клятву, скрепленную кровью. Вот так я караю отступников! Если богю думают, что найдут убежище у царей-жрецов, то они ошибаются. Все земли, на которые может ступить копыто киммерийского коня — мои.

Каррас взглянул Кериму прямо в глаза.

— Мой меч — ваш меч, моя рука — ваша рука, великий правитель. — поклонился Керим.

— Не вздумай предать нас. — тихо сказал киммерийский каган. И после краткой паузы добавил. — Сынок.

XVI. Поход Дагдамма

— На страже стоят верные люди. Наши посвященные братья. Здесь мы можем говорить смело. — сказал Фелан.

Кидерн усмехнулся. Вообще-то кривая ухмылка была его обычной реакцией на чьи угодно заявления. Фелан давно знал Шкуродера. Но почему-то сейчас усмешка Кидерна вызвала у него вспышку гнева.

— Что смешного я сказал, Кидерн?

— Ничего. Я вспомнил кое-что про свою старшую жену. — ответил мастер меча.

Своеволие Кидерна было непреодолимой проблемой. Шкуродера можно было только убить, но не усмирить.

— Так ты не расскажешь нам эту смешную историю?

— Расскажу. Моя жена отличается естественной женской стыдливостью. Стесняется справлять нужду вблизи от становища. И вот бывало, отойдет на две сотни шагов в степь, а вокруг ни деревца, ни камушка. И садится у всех на виду, но в отдалении. Вот такая у моей жены смешная привычка.

Рассказанная Кидерном история имела отношение к сбору Круга. Они встречались якобы тайно, но на самом деле, на виду у всех. Все знали, что в шатре Фелана устраивают встречи воины из братства Крома.

— Да, каган знает, кто мы и что мы состоим в братстве. — прямо сказал Фелан. — Но он не знает о том, что мы обсуждаем на своих встречах.

— Ты в этом уверен? — опять сдерзил Кидерн.

— Да. Иначе Каррас уже приказал бы убить нас всех.

— Надо убить его раньше, чем он решится убить нас. Я готов. — сказал Кидерн.

— Тебя тут же изрубят на куски его названные. — возразил Коди.

— Я не боюсь смерти. Я уже умирал. — ответил Шкуродер.

— Твоя отвага не подлежит сомнению. Но что нам даст убийство Карраса прямо сейчас?

— А есть ли у нас еще время? Неужели ты не видишь, что происходит? Что этот полукровка творит с киммерийцами, с каганатом, со Степью? Он перемешивает племена. Он забыл дедовских богов и поклоняется Небу. Он убил многих своих родичей. Каррас только по имени сын Конана, на самом деле он, прежде всего, внук Гуюка. Он хочет быть ханом всей Гиркании, и он идет к этой цели. Ты видишь, на кого он опирается! Все эти полукровки, сыновья ночи и иноплеменники. Усыновил огнепоклонника, надо же!