Киммерийский аркан (СИ) - Боровых Михаил - Страница 38

— Но, когда лев на охоте, волки могут прийти в его логово и убить его детей.

— Да, это так. А это значит, что, лев должен первым прийти в логово волков, и убить их детей. Волки чадолюбивы и это лишит их сил.

Так они и говорили, отчасти о реальных зверях, их повадках и способах охоты на них, а отчасти — о том, как надлежит править.

Надо быть львом — сказал Каррас. Но лев становится во главе племени, если убьет или изгонит родного отца. Поэтому лев-отец стремится изгнать взрослеющего сына прежде, чем тот сравнится с ним силой. Став вождем, лев убивает детей предыдущего хозяина племени, чтобы завладеть его женами.

Быть львом — значит не знать жалости, и не ждать ее.

Дагдамм не знал, лев он, или нет. Силы и отваги ему было, как будто, не занимать. Но не видел себя, погружающим клинок в сердце Нейла. Не видел себя, сворачивающим шею Каррасу. А ведь отец считает меня именно таким. Он не ненавидит меня. Он меня боится.

Каррас не убил своего отца, дал ему дожить жизнь в покое, воспитывая молодежь.

Но слишком много изменилось за эти двадцать с лишним лет, что Каррас правит.

Изменился Каганат, изменилась Степь, изменился мир вокруг.

В ночи звучала музыка, шум пиршества, голоса воинов, празднующих окончание славной охоты. На завтра было назначено выступление в новый поход.

Каррас — лев.

Своего сына отсылает на край известного мира.

XXII. Каррас идет на Юг

Керим только закончил творить утреннюю молитву, когда на пороге его шатра появился Утбой, коротко поклонился и сказал, что «царевича» вызывает к себе великий каган, да правит он девяносто девять лет.

Утбой выпалил титул кагана и его чествование так, будто всю жизнь провел при дворе Карраса. Сын мелика Аббулаха, правителя одного из южных племен, Утбой был ровесником Керима и другом его детства. Когда-то они вместе играли в дворцовых коридорах, потом вместе объезжали лошадей и учились стрелять из лука, потом вместе сражались в рядах сыновей эмира.

Но Утбой легко склонил колени перед победителями. Керим презирал его за это, но все равно держал при себе.

— Да правит он девяносто девять лет! — в ушах Керима долго звучала здравица в честь варварского царя.

Керим удержался от того, чтобы скривиться. Причиной, по которой, у него возник соблазн перекосить лицо, была не только боль в ноге. Нет, Керима все время его пленения угнетала душевная тоска.

Он мог сколько угодно презирать Утбоя, но и сам встал на колени перед варварским царем. Он предал все, во что так долго верил. С ним обращались хорошо, его поставили командовать над сооплеменниками. Из-за ранения он не мог участвовать в большой облавной охоте, но ему дали долю добычи, какая полагалась почетному гостю кагана. Он жил в белом шатре, у него были слуги.

И все же Керим был пленником, бесправным и полностью зависевшим от воли своих победителей. Были дни, когда он мечтал о побеге, но понял, что это праздные мысли. Во-первых, ему далеко не уйти. Он ранен, он плохо представляет, куда направиться, а вся округа кишит жестокими дикарями, которые наверняка поймают его и подвергнуть мучительной казни. Даже обещание большого выкупа не остановит их, и Керима станут резать ножами, жечь огнем и скармливать псам, и все это — заживо. Варвары ненавидели аваханов из-за работорговли, жертвой которой были. К тому же — добавил Керим, никто и не станет платить за меня выкуп.

Уничтожение аваханской армии, большая часть которой полегла в бою, наверняка вызвало настоящую смуту в столице. Керим был сыном убитого правителя, но в дни, последовавшие после гибели армии Сарбуланда, это стоит немного.

Юноша не знал, какие планы на его счет строит Каррас. Несколько раз он был гостем в шатре царя варваров, но Каррас лишь задавал свои вопросы. Больше всего киммерийского кагана интересовало, какие люди теперь будут бороться за власть в обезглавленной стране аваханов.

Керим не таясь назвал имена нескольких меликов племен, нескольких военачальников отца, нескольких священнослужителей. Каррас слушал, кивал.

Сегодня Каррас пребывал в приподнятом состоянии духа. Он сдерживал себя, но Керим ощутил ликование степного царя.

— У нас есть известия с твоей родины, Керим, сын Сарбуланда. — сказал Каррас, как только Керим поклонился ему. — Ты хочешь услышать их?

— Да, великий каган. — снова поклонился Керим.

— Тогда слушай. Некий Бузахур провозгласил себя эмиром. Ты знаешь этого Бузахура?

— Да. Он дальний родич мне. У моего отца была бабка. У той бабки был брат. От того брата и пошел род Бузахура.

— Значит, Бузахур не имеет права на трон?

— Сейчас смутное время. — неопределенно ответил Керим, который уже понял, к чему ведет речь великий каган.

— Никакое время не оправдание такому преступлению! Законный эмир Гхора — ты, наш юный гость. Твои права попраны, самому тебе без армии никогда не вернуть трон. Мы решили, помочь тебе взойти на трон отца.

Так говорил человек, отрезавший Сарбуланду голову и плясавший, насадив ее на пику. Керим уже ничему не удивлялся.

— Осмелюсь предположить, великий правитель, что вы сами возглавите войско, которое должно помочь вернуть мне трон отца?

— Ты очень догадлив, юный Керим.

Долго молчал Керим, а потом спросил.

— А если я откажусь, что будет тогда, о, великий правитель?

— Что ж. — Каррас скорее развеселился, чем разозлился от такого непочтительного вопроса. — Твой отец был любвеобилен не только с мальчиками, и думаю, всегда можно найти другого, более сговорчивого принца. А ты всегда можешь упасть с лошади.

— Да, верно, какой степняк не падал с лошади. — поклонился Керим.

— Так что же ты выберешь, Керим, сын Сарбуланда? Трон или дно неведомого оврага?

Каррасу ничего не стоило отдать приказ убить его. Керим понимал, что жалость чужда этому человеку. Правда, рассказывали странные истории, как он пустил стрелу мимо загнанного льва, но должно быть, это сочинили, чтобы оправдать промах повелителя.

Керим подумал, что какой-нибудь герой старинной песни, несомненно, выбрал бы мучительную смерть, и слава о его подвиге разнеслась по всему миру, а убивший его жестокий варвар был наказан Ормуздом за свои преступления. Но Керим хотя и был юн, не был столь невинен, чтобы верить во все, о чем поются песни. И потому он сказал.

— Взойдя на трон, я принесу больше пользы народу аваханов и делу веры.

— Достойный ответ, Керим, сын Сарбуланда. Но неужели честолюбие вовсе чуждо твоим помыслам?

— Я узнал о том, что могу претендовать на трон Гхора лишь несколько мгновений назад. Огонь честолюбия еще не успел разгореться в моем сердце.

Каррас хохотнул.

— Все-таки вы мастера говорить, бородатые огнепоклонники!

Керим не удержался от дерзости.

— Это признак высокой культуры!

Но Каррас продолжал смеяться. Варвар, но умный. Действительно умный, а не животно хитрый.

— Надо скрепить наш союз, юный Керим. — сказал Каррас.

Наследник престола Гхора хотел, было опуститься на колени, но Каррас жестом остановил его.

— К чему это между братьями-правителями? — и протянул, по степному обычаю, обе руки для пожатия.

Склонив голову, Керим обменялся рукопожатием с киммерийским владыкой. У Карраса были пальцы, словно выкованные из железа. Керим никогда не считал себя наследным принцем, но судьба именно его сделала старшим из оставшихся в живых сыновей эмира. Он довольно много времени провел при дворе отца, и знал о большинстве принятых в общении между царями ритуалов. Он никогда не думал, что эти знания пригодятся ему. Но сейчас нужные слова сами соскользнули с губ. Керим склонил только голову и сказал.

— Великий каган, я не могу быть твоим братом. Слишком велика разница между нами. Ты сильнее и мудрее меня. Недавно я лишился отца. Будь мне новым отцом, и я буду тебе верным сыном.

Каррас подавил довольную улыбку. Юнец сразу понравился ему, еще, когда не хотел склонить колени на поле боя. Но сейчас гордыню свою Керим как будто усмирил. Назвать себя «сыном» значило признать полное верховенство киммерийского кагана над собой. При этом в пределах своей страны такой «сын» мог быть полновластным правителем. Конечно, Каррас понимал, что Керим не преминет предать его, если силы кагана ослабнут. Но для того, чтобы держать сыновей в повиновении есть много способов.