Злая Русь. Зима 1238 (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич - Страница 8

Этой ночью решится многое — возможно, сама судьба города и его княжества, судьба близких… В том числе, внука Ваньки и матери его Евпраксии, жены вероломно убитого сына… Ваня ведь так похож на маленького Федора, что в груди болезненно щемит при одном взгляде на малыша, а глаза невольно застилает влагой… Теперь внук стал наследником Рязанского престола, теперь внук продолжит их род!

Если выживет.

Если удастся отстоять город.

Если сегодня все задуманное князем получится…

Стольный град княжества укреплен гораздо слабее, чем древний Чернигов с тремя полноценными кольцами стен и каменным детинцем, и уже тем более он слабее Киева, состоящего из нескольких полноценных крепостей, объединенных в один город! Даже молодой Владимир, как кажется, защищен лучше — там и две внутренние стены, и крепкая каменная цитадель… Но ведь еще древние греки, а точнее лучшие среди их народа воины-спартанцы говорили: самые крепкие стены города — это мужество его защитников!

Князь невольно усмехнулся, вспоминая эти слова, и с горечью, но одновременно и с гордостью подумал о том, что мужества защитникам Рязани не занимать! Ведь от клятвопреступников, посмевших убить княжеского сына-посла, а до того потребовать его молодую жену на ложе Батыя (да пировавших на Калке на задавленных ими же киевлянах!), никто уже не ждет ни пощады, ни сострадания… Да и рассказы булгарских еще беженцев, к коим раньше относились с недоверием, теперь передавались из уст в уста. Множились по городу ужасные истории о зверски замученных и убитых воях, уже раненых и сдавшихся в полон, о растерзанных женщинах и изрубленных младенцах во взятых погаными Биляре и Суваре, заставляя рязанцев холодеть от ужаса… И одновременно с тем укрепляя воев в готовности драться до последнего!

Сейчас, глядя на огромный лагерь Батыя, князь с острой благодарностью вспоминал порубежника, добывшего ценного языка, и убедившего Всеволода Михайловича вывести рать из порубежья. А уж последний сам донес до князя слова ельчанина… Удивительное ведь дело — от самоубийственной битвы рязанцев спас простой ратник! Где он теперь, этот грамотный и смелый молодец, знающий о греках царя Леонида, жив ли — или пал в одной из множества схваток на реке? Горстка гридей и порубежников действительно сумела задержать поганых на льду Прони — но вот сжечь пороки уже не смогла. Вон, высятся практически достроенные махины полутора десятков огромных камнеметов, а рядом стоит множество пороков поменьше… И как же их много! Таким стены Рязани на пару-тройку дней обстрела — после чего орда ворвется в крепость сквозь многочисленные и широкие бреши…

Впрочем, у Юрия Ингваревича ведь есть, кому встретить татар. Три тысячи конных гридей — лучшие вои Рязани, Мурома, Белгорода, Переяславля, Перевитска, Коломны! И пешие дружинники: столько же опытных копейщиков и топорщиков, умеющих строиться «стеной щитов» — да самые умелые стрелки с тугими составными луками… И наконец, три тысячи отборных ополченцев — сыны порубежья со степью, знающие, за какой конец взять саблю или меч, практически на равных с половцами владеющие луком и копьем, уверенно держащиеся в седлах. На своем веку многим из них уже довелось оборонять родные веси от кочевых разбойников, а порой и догонять их уже в степи, и вместе с дружинниками Ельца, Ливен, Воргола отбивать полон… С этими воями князь выступил против Батыя, с ними же вернулся защищать стольный град!

Но помимо дружины и наиболее крепкого ополчения в Рязани укрылось множество беженцев — а среди них и боеспособные мужчины. Воевода Яромир, старший над личной охраной княгини и княжны с княжичем Иваном — а это четыре сотни гридей — еще до возвращения князя стал собирать из прибывших в город мужей новое ополчение. Да, большинство новоиспеченных воев юнцы, кто едва может поднять топор, или старики, кто пока еще может… Но ведь хватает и мужей в расцвете сил и лет! Крепких, жилистых лесорубов с узловатыми руками и широкими, мощными кистями, привычных к тяжелым плотницким топорам — да ловких охотников, умелых в обращении с луком и довольно метко бьющих даже из простых однодревок…

Среди них выделяются статью матерые, могучие медвежатники, порой в одиночку добывающие «хозяина леса» с секирой да охотничьей рогатиной! Одним словом, есть кому на стенах драться… И вот Яромир начал собирать из беженцев сотни, выделяя на каждую по десятку дружинников, назначая из числа ближников сотских голов — гриди подучат ополченцев, покажут личным примером, как нужно драться, вдохновят в сече! А крепкими, бывалыми мужами из лесорубов и охотников старались равномерно разбавить стариков и юнцов… Кузнецы же, единственные, кого не стал воевода верстать в ратники, денно и нощно трудились, перековывая широкие плотницкие топоры в узколезвийные чеканы (ими и рубить сподручнее, и удар выходит страшнее!), да вырабатывая все запасы крицы… Каждый день из кузней выносили десятки наконечников для стрел и сулиц, рогульки железные, стальные умбоны — и плотники с кожевенниками тут же принимались собирать щиты, мастерить срезни и дротики…

Яромир закрепил за сотнями участки стены, приказав заранее натаскать наверх камней, да залить городни водой с внешней стороны — лед укрепит тарасы, а скользкий подъем на вал наверняка помешает штурму… И с возвращением князя да могучей рязанской рати, с прибытием жителей Белгорода и беженцев окрестных весей, воевода стал лишь еще быстрее создавать новые отряды ополчения! А Юрий Ингваревич, высоко оценив старания боярина, разбавил защитников стен опытными дружинниками-лучниками, убрав из сотен совсем уж слабых стариков и безусых юнцов, а за каждым участком обороны закрепил отряды пешцев-гридей и опытных порубежников. Те смогут сменить соратников в городнях, если последние вымотаются в бою, или усилят их, коли совсем тяжко придется защитникам во время штурма! А вот три тысячи конных воев, лучших из лучших, князь до поры оставил при себе. Там, где случится прорыв поганых, туда и поспешат всадники — верховые ведь быстро доберутся до любого участка стены…

Кажется, все предусмотрели князь с воеводой, все возможное от себя сделали — хотя, учитывая огромное число беженцев и могучую рать, запасов еды в городе хватит ненадолго. Но ведь и татары не собираются медлить перед штурмом! Он последует уже скоро — судя по поспешным приготовлениям врага… И стоит признать, действуют поганые очень грамотно, толково — как только начали разбивать лагерь, вражеские лесорубы тут же потянулись в лес, валить молодые деревья на надолбы. А водоносы в это время потянулись к реке; не стали тянуть вороги и со сбором метательных машин!

Позавчера князь упустил самый удобный момент для вылазки — вечер и ночь первого дня осады. Когда не была готова линия надолбов перед крепостными стенами, когда остовы пороков татары унесли в лагерь — на тот момент это еще было возможно… Но на первую ночевку вся орда собралась вместе — и число поганых в раз семь превосходило княжье войско. Правда, без учета нового ополчения — но и выводить плохо обученных и слабо вооруженных мужей в поле было совсем неразумно… Да и даже с ними агарян было в три с лишним раза больше!

Но уже на следующий день, когда едва ли половина тумен Батыя ушла на север, татары успели закончить и двойную линию вмороженных в землю надолбов, опоясавшую всю северо-восточную стену и протянувшуюся до берегов Оки, и уже практически закончили собирать пороки — вон они, высятся за преградой! А рядом с камнеметами расположилась и многочисленная охрана осадных орудий…

И все же именно этой ночью князь решился на вылазку. Ибо если не сегодня — то уже никогда! Юрий Ингваревич хорошо запомнил слова порубежника Егора об опасности татарских пороков — теперь он и сам ее отчетливо понимал… Как и то, что лиши поганых камнеметов, и им нечем будет сломать крепостные стены! А пытаясь забраться на них, они быстрее умоются кровью, чем войдут в Рязань!

Нужно лишь сжечь пороки — закрытые от врат крепости надолбами, охраняемые многочисленной, бдящей охраной. Вон, среди костров изредка мелькаю фигурки прохаживающихся, чтобы не замерзнуть, дозорных… И потому князь решил действовать наверняка!